Парк соблазнов

Встретившись с ним глазами, Хейли уловила в его взгляде вызов. Он предлагал ей помериться силами – речь шла о поединке характеров. Дыхание его было размеренным – широкая грудь тихо поднималась и опускалась. Впалый живот, покрытый шелковистой растительностью, словно приглашал прикоснуться к себе. Тайлер согнул одну ногу в колене. Теперь всей своей позой он выражал спокойствие и уверенность в себе. Перчатка была брошена, и Хейли не могла не поднять ее.

По-прежнему глядя ему прямо в глаза, она налила себе на ладонь еще лосьона. Нарочито размеренными, чувственными движениями снова растерла руки, размяв каждый палец. А потом, наклонившись, положила ладони на его шею с обеих сторон. Все теми же размеренными движениями Хейли растерла ему плечи, перейдя затем к рукам. Надменно подняв голову, она из-под полуопущенных век наблюдала, как ее пальцы делают его тело мягким и податливым. Постепенно ловкие пальцы женщины достигли локтей Тайлера, и тут длинные ногти слегка оцарапали нежную кожу на внутреннем сгибе его руки.

– Это была роковая ошибка, Хейли.

Теперь тебе нет прощения! – грозно прорычал Тайлер и, сграбастав ее, притянул к себе. Его поцелуй был жгучим, как огонь. Чтобы не упасть окончательно, Хейли уперлась ладонями в пол по обе стороны от его головы. Он же по-прежнему целовал ее с неистовством странника, который, истомленный жаждой, никак не может напиться. Его язык бесновался внутри ее рта до тех пор, пока она сама не задрожала от нарастающего желания.

Локти ее дрогнули, и, не в силах больше сопротивляться, Хейли всем телом рухнула на Тайлера. Его губы заскользили вдоль шеи женщины. Блузка не была для него помехой – он целовал свою возлюбленную сквозь ткань, зарываясь лицом в ложбинку у нее на груди, наслаждаясь мягкостью и запахом женского тела.

Неожиданно Тайлер привстал, заставив подняться следом и ее. Его ладонь переместилась с затылка Хейли на щеку. Он провел большим пальцем по ее нижней губе.

– Теперь твоя очередь, – прозвучал еле слышно в полутьме сипловатый мужской голос. Глаза Тайлера загипнотизировали ее. Она не мигая смотрела в них, а его проворные пальцы в это время расстегивали пуговицы на ее спине. Справившись с этим нелегким делом, он осторожно стащил блузку с ее плеч и рук.

– Ты так красива, Хейли, – проговорил Тайлер. Его рука двигалась неспешно. Кончики пальцев повторяли пленительные очертания ее груди, выступавшей из-под нейлона и кружев нижней рубашки. Заставив Хейли встать на колени, он расстегнул на ней юбку. Не говоря больше ни слова, он ясно давал понять, чего от нее хочет.

Она встала на ноги и переступила через упавшую на пол юбку. Этот жест, исполненный чисто женской грации, вызвал на лице Тайлера довольную улыбку. С непонятно откуда взявшейся решительностью Хейли разделась до нижней рубашки. Потом на ней остались только лифчик и трусики. У нее не хватало храбрости взглянуть Тайлеру в глаза – она видела только его руку, тянущуюся к ее руке.

– Ложись, – скомандовал мужчина тихо и властно. Она легла на живот, как и он до этого, и положила пылающую щеку на соединенные ладони. Хейли не видела, но безошибочно чувствовала, что делает сейчас Тайлер, – вот он наливает в руку лосьон, растирает ладони, кладет их на ее спину…

Каждое его движение было тщательно рассчитано. Его чуткие и нежные пальцы то дарили ласку, то причиняли боль. Темп их движений все время менялся. Эти пальцы, эти ладони были на редкость опытны. Хейли пришлось напрячь всю свою волю, чтобы оставаться под ними неподвижной, хотя сейчас ей было впору корчиться и извиваться от желания, становившегося нестерпимым.

Одно движение ловкой руки – и застежка лифчика, щелкнув, разъединилась. Дыхание Хейли стало прерывистым – пальцы, забравшись ей под мышки, побежали затем вниз, к ее талии. Их прикосновение было мучительным и чарующим одновременно. И когда они достигли трусиков, то разделались с этим предметом туалета так же быстро и ловко, как и с лифчиком. Ее бедра начали раздвигаться сами собой.

Самообладание окончательно покинуло Хейли, когда его ладони оказались на ее ягодицах. Она задыхалась от вожделения, в то время как руки Тайлера методично втирали густой лосьон в ее кожу. Ее бедра, внутренние сгибы колен, икры и даже стопы в полной мере изведали сладость этих прикосновений.

Уткнувшись лбом в покрывало, Хейли с трудом подавила стон животной страсти, ощутив, как мужские бедра сжали ее ноги. Его руки забрались под лежащую на животе женщину, дрожа от желания ласкать ее груди. В тот же момент она осознала, что за это время он успел полностью обнажиться. Он был тяжел, но это была восхитительная тяжесть. Хейли вскричала от наслаждения, когда ее спину наконец защекотали волосы, росшие на его груди.

Прильнув ртом к ее уху, Тайлер пробормотал голосом, севшим от страсти:

– Позволь мне любить тебя, Хейли. Прямо сейчас, пока я не умер от жажды.

Он приподнялся, позволив Хейли перевернуться на спину. Несколько долгих секунд Тайлер пожирал глазами ее тело. Там, где останавливался его взгляд, она отчетливо ощущала легкое покалывание, точно от слабого электрического тока. Затем медленно, будто усталый победитель, получающий заслуженную награду, он всем телом опустился на нее.

Этот поцелуй оказался пьянящим для них обоих. Язык Тайлера лишь слегка раздвинул губы Хейли и медленно обследовал их с внутренней стороны, а потом осторожно встретился с ее языком. Однако теперь, когда все условности были отброшены, язык женщины сам порывался проникнуть сквозь преграду мужских губ.

Такая реакция на поцелуй с ее стороны была в высшей мере необычной, а потому Тайлер сам потерял голову. Словно человек, обезумевший от голода, он припал губами к женской плоти. Рот его истязал груди Хейли, язык неистово ласкал затвердевшие соски. Покрывая поцелуями тело женщины, Тайлер наконец достиг ее плоского живота, и тут уж его язык в полной мере проявил свои эротические способности. Пальцы Хейли впились в волосы Тайлера, и его имя сорвалось с ее губ, когда она почувствовала обжигающие поцелуи на внутренней стороне своих бедер.

– Хейли… – Он произнес ее имя благоговейно, как слова молитвы, снова ложась на нее. Нетерпеливыми движениями тела она сама помогла ему занять прежнее место. Следующий пламенный поцелуй выполнял роль разведки перед решительным боем. Как и можно было ожидать, ее тело оказалось податливым – она была готова принять его.

– Хейли, милая моя Хейли, – бормотал Тайлер, овладевая ею тем вечным способом, который не претерпел никаких изменений за многие тысячелетия взаимоотношений мужчины и женщины.

Вспышка боли и страха озарила ее сознание, когда он преодолел последний барьер. А потом наступило чудо – совершенно новое, неведомое до сих пор чувство постепенно, волна за волной, начало накатывать на нее.

– Тайлер, Тайлер… – Хейли не сознавала, что монотонно повторяет его имя, пока он не застыл в напряженной позе. Приподняв голову, мужчина пристально вглядывался в ее лицо, сияющее от счастья.

– Я сделал тебе больно, Хейли? Только скажи, и я…

– Нет-нет, – поспешила ответить она, притягивая его голову к себе для поцелуя. – Вовсе нет. Просто я никогда не знала… Даже представить себе не могла… – Запнувшись, Хейли в новом порыве сладострастия запрокинула голову и подняла бедра еще выше, чтобы сильнее почувствовать волшебное упоение любовью.

– Так прими же меня, Хейли, – простонал он, прижимаясь щекой к ее лицу. – Всего, целиком… Вот так. Только так, любовь моя. Двигайся, двигайся вместе со мной… О боже, до чего же это прекрасно.

Целая Вселенная вместе со всем, что Хейли знала, чем она дорожила, внезапно сжалась до размеров крохотного мячика. То, что она только что изведала, было подобно ослепительному свету, который вполне мог заменить ей солнце. Это было неизбежно – такова была воля судьбы. Однако главное заключалось не в акте любви, как бы великолепен он ни был сам по себе. Источник высокого экстаза заключался в мужчине, который был сейчас рядом. Никто другой не мог дать ей и десятой доли подобного счастья. Она любила Тайлера Скотта. Их движения были на редкость слаженными; слияние душ было столь же полным, как и слияние тел. Она отдала ему свою плоть, свою любовь. А он, наполнив ее собою, подарил ей такую полноту ощущений, которую не могла вместить обычная человеческая душа. И две души, слившиеся вместе, одновременно взорвались в пароксизме острого наслаждения. Это наслаждение было подобно музыке, вполне заслуживающей звания гимна жизни.