В тени замка

Августина вздохнула.

— Не сомневаюсь, что у тебя есть глубокие чувства. — Она закрыла книгу. — История Макфирсонов леденит кровь. Но я готова доверять твоему выбору.

Бонни улыбнулась.

— Спасибо, бабушка. Идем спать. Ты выглядишь усталой. Я тебя совсем заболтала. Можно мне взять эту книгу?

— Конечно.

Бонни помогла ей встать и проводила наверх до дверей комнаты.

— Спокойной ночи, — сказала Августина и поцеловала Бонни. — Мы скоро тебя откормим, твои щеки порозовеют снова. Тебе нужно подышать нашим воздухом.

Бонни взяла бабушку за руку.

— Он тебе понравится. Обещаю.

— Я знаю. Иди спать.

Бонни сидела на кровати, читая историю семьи Макфирсонов. Бедный Энгус. Неудивительно, что люди о нем все время сплетничают: история убийств и предательств… Бедный Энгус. Она легла и посмотрела на василек. Дорогой Энгус…

Хотя Бонни наслаждалась домашним уютом и комфортом, она испытывала неясную тоску. Ей казалось, что Англия, как старый плющ, который цепляется за стены зданий, глубоко проникла в ее душу. Она вспомнила Темзу, крестьян, встающих на заре, стада белоснежных овец на полях. Она улыбнулась при воспоминании о маленьких деревнях с аккуратными домиками, стоявшими прямо возле дороги на Саффолк. И тут она решила позвонить матери.

— Как приятно тебя слышать. Ты приедешь? — холодно спросила Лора.

— Я приеду двадцать шестого на два дня. Я прилетела на неделю и потом собираюсь на Новый год в Шотландию.

Лоре стало легче. Она не хотела, чтобы ей кто-нибудь мешал в ее маленьком домике. Воображаемое отпущение грехов превратилось в ритуал, и у нее больше ни на кого не оставалось времени. День начинался с молитв и очищений от похотливых мыслей или ночных поступков. Так как Лора постоянно фантазировала о сексе, у нее набралось много исповедей. Затем шло отпущение грехов. Лора хорошо изучила манеры отца Джона. Она исполняла обе роли. Став на колени, она сбивчиво признавалась во всех своих грехах. Затем, вскочив на ноги, она занимала место в другом конце спальни. Подражая голосу отца Джона, она брала шесть или двенадцать плетей в зависимости от того, сколь долгой будет исповедь.

В течение дня Лора подсчитывала свои злодеяния. К десяти вечера она была опять готова исповедоваться в своих грехах. Избитая, в кровоподтеках она продолжала хлестать себя в неистовом раскаянии. Затем, измученная и уставшая, ложилась спать.

Ее внутренний мир был таким болезненным, что она ни с кем не общалась. Если ее не было дома, она была в церкви. Отец Джон не сомневался в том, что каждый месяц получит от нее чек. Он подсчитал, что ему необходимо будет потакать навязчивым бредням Лоры лишь несколько лет, и тогда он сможет уехать в Рим с огромной суммой в своем распоряжении. Еще несколько лет были ничем по сравнению с тем, что в его церкви можно было провести всю жизнь, жизнь, которая тянулась бы бесконечно, если бы не Лора.

— Бонни, — голос Лоры дрогнул. — Я заново обставляю твою комнату. Знаешь, там ужасный беспорядок. К тому же…

— Не волнуйся, мама, я остановлюсь у Мици. Я в любом случае хотела навестить ее.

Обеим, и матери и дочери, стало легче.

Бонни замечательно отпраздновала Рождество с Августиной и Морой. Августина решила, что собирать большое количество людей утомительно, поэтому было решено отпраздновать Рождество в тихом семейном кругу. В полночь перед Рождеством Бонни, Августина и Мора отправились в семейную часовню. Вся прислуга уже собралась здесь и ожидала хозяйку. После молитвы отца Грегори, которая была прочитана на латыни, все три женщины отправились в дом. Небо было усыпано яркими звездами.

Утром особняк наполнился весельем и праздничным настроением. Дворецкий распорядился, чтобы нарядили елку. Под ней Бонни нашла подарок от Августины.

— Какая прелесть, — сказала она, открывая коробочку духов. — А теперь посмотри на мои подарки.

Бонни протянула Августине три коробки, запакованные в яркую бумагу. В первой был гусиный паштет, во второй — известный сыр «Стилтон». Августина в предвкушении того, что же окажется в третьей коробке, села. Ее глаза горели.

— Бонни, подарки просто чудо. Но что же здесь? Не могу представить, что может быть такого размера. И как это влезло в твой чемодан?

— Открой, — засмеялась Бонни. Августина достала пару блестящих резиновых сапог. — Думаю, ты можешь гулять в них по саду.

— Какая забота. Ты знаешь, когда я рассматривала картинки с изображением англичан, одетых в это, всегда тайно мечтала о таких же сапогах. — Августина протянула руки, и Бонни бросилась к ней в объятия.

Стол был накрыт к праздничному обеду. В конце застолья, следуя указаниям Бонни, внесли рождественский пудинг. Когда Бонни ела свой кусок, она вдруг почувствовала что-то твердое на зубах. Это была монетка в три пенса.

— Я совсем забыла! — воскликнула она. — Уинни говорила, что тому, кто найдет в пудинге монетку, улыбнется удача.

Мици очень обрадовалась приезду Бонни.

— Ты выглядишь прямо как манекенщица, — сказала она, вытирая руки о фартук.

Бонни поставила чемодан посреди маленькой гостиной. Двое черноглазых ребятишек выскочили из кухни.

Бонни посмотрела на Мици.

— Ты опять беременна. Ты мне ничего не говорила.

Мици застенчиво улыбнулась.

— Я думала, ты мне будешь читать целую лекцию.

— Обещаю, что нет, Мици. Не теперь. Я изменилась.

— Да, я вижу, что ты изменилась. — Мици уселась в мягкое велюровое кресло. — Мне кажется, ты влюблена.

— Откуда ты знаешь?

— Запомни, я эксперт по этим вопросам. И я вижу здесь молодую, модно одетую, выхоленную женщину. Но у нее отсутствующий взгляд. У тебя все симптомы. Диагноз легко поставить.

— Мици, так приятно опять с тобой разговаривать. Никто не понимает меня так, как ты.

Мици вздохнула.

— Ты всегда целиком отдавала себя тому, что тебя интересовало. Расскажи мне, кто он.

Мици внимательно слушала восторженный рассказ об Энгусе. Рассказ Бонни был прерван пронзительным визгом и грохотом, донесшимся из кухни.

— Извини, — сказала Мици, — сейчас я успокою своих милых детишек. — Макс! Ребекка! Вы меня сведете с ума! — крикнула она. — Перестаньте, либо я отшлепаю вас!

В ответ послышалось хихиканье.

— Ладно, мамочка, — в один голос ответили дети.

— Все понятно. Выходит, ты только видела этого парня?

Бонни нахмурилась.

— Мы не похожи на других. С первого взгляда мы поняли, что предназначены друг для друга. Смотри. Вот кольцо, которое он мне прислал. Знаешь, его предок спас моего предка. Он закрыл Джеймса своим телом от пули. Вот так Джеймс выжил в те годы. А потом его сын Малкольм приехал в Бостон и построил наш дом.

— Невероятно, — прошептала Мици. — Все это так романтично. Тебе повезло, Бонни. Конечно, — быстро добавила она, — я люблю Рея, но с двумя детьми да еще в ожидании третьего вряд ли в моей жизни прибавится сколько-нибудь романтики. Идем на кухню. Я приготовлю бутерброды.

— Ты знаешь, это смешно, — сказала Бонни, держа Макса на коленях. — Никогда не представляла себя замужем и с детьми. А теперь я думаю, что дети необходимы в жизни. — Она прижалась щекой к Максу. — Я думаю, природа-мать нажимает на какой-нибудь биологический курок, если ты влюблен. А потом делает всех женщин, даже самых строгих, хлопотливыми наседками.

Мици засмеялась:

— Да, в этом что-то есть. Я просто обожаю детей и люблю быть дома. Я понимаю, что это не модно, но каждый вечер, когда Рей приходит домой, мне нравится целовать его, удивлять вкусной едой. Он говорит, что я готовлю так здорово, что ему приходится пропускать ланч, чтобы оставить побольше места для обеда. — Она поправилась, но выглядела счастливой и спокойной.

— Я тоже хочу этого. Дом для Энгуса, дом для моих детей.

После того, как дети поели, Мици отправила их играть во двор.

— Сейчас мое время. Я обычно пишу или читаю письма.