Приглашение для невесты

Теперь, сидя на краю ее кровати, Хью сжимал в своей сильной ладони руку Джулии, бесстрастно выслушивая ее маловразумительный лепет. Джулия пыталась объяснить ему свое состояние, но заранее придуманные и много раз проговоренные слова никак не хотели вспоминаться, и в конце концов она беспомощно замолчала.

— Нет, объясни мне, почему ты «не настаиваешь на нашей помолвке»? Знаешь, Джулия, ты меня совершенно запутала. Что с тобой, дорогая?

Джулия горько рассмеялась:

— Ну пожалуйста, постарайся меня понять. Может быть, поначалу все действительно у нас будет хорошо. Но потом, с годами, я, возможно, начну чувствовать, что ты женился на мне только из благородства и что наш брак был ошибкой.

Хью приложил палец к ее губам.

— Не говори так, — ласково улыбнулся он. — Знаешь, как сказал один ирландский поэт:

И время возрождает красоту ее по-прежнему,

Потому что благородства ей не занимать.

Она — огонь и страсть, дыханье ветра,

Глаза ее горят нежностью опять.

— Очень красиво, — слабым голоском отозвалась она. — Но только это совсем не про меня. Я же не роковая женщина. Я просто Джулия Шеридан, бывшая секретарша из конторы «Гримшоу и сыновья». Боюсь, такие высокие чувства мне недоступны. Это описание скорее подходит Эйлин Дайсарт.

Он нахмурился:

— Эйлин проявила себя не по-товарищески, когда ты упала в карьер.

— Она любит тебя, Хью.

Он встал и подошел к окну.

— А почему ты заговорила об этом? Признаюсь, я был ею увлечен в свое время, меня поймет любой мужчина. Я покривил бы душой, если бы стал это отрицать. Но я же уже сказал тебе, что люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты знаешь, это совсем другое, восхищаться женщиной — и прожить с ней всю жизнь вместе. Ты думаешь, я сделал тебе предложение под влиянием минуты, чтобы придать интереса нашей прогулке?

В голосе его слышалась непритворная боль, и сердце у Джулии сжалось. Он подошел к кровати, достал из кармана маленькую коробочку, вынул кольцо и надел его на безымянный палец ее левой руки. Она завороженно смотрела на волшебные опалы, словно излучающие сияние. Крошечные синие, зеленые, малиновые и золотые искорки посверкивали в молочно-белых камнях, когда она стала рассматривать камни на свет. Какие они красивые, с грустью подумала она. Хью сказал — опалы приносят несчастье. Может быть, она, считая это старомодным суеверием, навлекла на себя темные силы завистливых богов? Совсем не так представляла она себе их первую встречу в больнице! Если сейчас она проявит слабость, то потом, если ее худшие предположения оправдаются, расторжение помолвки будет еще более мучительным.

Она решительным жестом сняла с пальца кольцо.

— Нет, Хью, ты должен подождать, когда мне снимут повязку. Если сейчас я приму твое кольцо, то потом… если все окажется плохо… ты будешь себя чувствовать обязанным, связанным словом, а это невыносимо.

Он медленно положил кольцо обратно в бархатный футлярчик.

— Ну раз так, если ты сомневаешься в моих чувствах, я не смею настаивать. Наверное, я действительно поторопился.

— Но, Хью! — в ужасе простонала Джулия. — Пойми же! Я делаю так только потому, что хорошо тебя знаю и не хочу связывать…

В этот момент дверь открылась, и на пороге появился доктор Рурк со стетоскопом в руке. Он заметил и взволнованный румянец на щеках пациентки, и сердито поджатые губы молодого человека, стоящего у ее кровати. За спиной доктора возникла сестра Дрю.

— Я, кажется, распорядился, чтобы больную никто не волновал!

— Мистер Муртаг — жених мисс Шеридан, — виновато шепнула сестра Дрю.

— Это не имеет значения. Я вижу, она расстроена, и потому прошу вас уйти, мистер Муртаг, — строго заявил доктор.

Хью сердито повернулся было к врачу, но потом сдержался и только пожал плечами.

— Джулия, я зайду в другой раз, — сказал он негромко. — Я ни в коей мере не считаю наш разговор законченным. — И, кинув напоследок испепеляющий взгляд на доктора Рурка, широким шагом вышел из палаты.

Ближе к обеду ее навестил Конор. Именно он ввел в курс последних событий измученную сомнениями Джулию. Ее гость вошел в палату томный и элегантный, неся корзину с фруктами, высокая ручка которой была с большим вкусом обвита сиреневой бархатной ленточкой.

— Небольшой знак внимания от меня, — проворковал он. — Позволь заметить, что я не люблю виноград. Считается, что те, кто приносит больным фрукты, сами же их и съедают. — Он с легким отвращением оглядел белые плетеные стулья. — Господи, почему в больницах всегда такая убогая мебель, скажи на милость? — Конор позвонил и потребовал себе подушку, которую сестра Дрю, с трудом скрывая смех, тут же принесла. — Итак, Джулия Шеридан, — торжественно начал он, наконец устроившись с комфортом на стуле. — Что же ты творишь с моим бедным кузеном? Он шатается по всему дому, как раненый медведь, не ест, не пьет. Да это что — в его сторону даже смотреть опасно. Я пытался, как брат и как товарищ, выяснить, что причиной такому нечеловеческому мучению, и что же? Мне был дан самый суровый отпор. Ты, надеюсь, часом, не отвергла его? А?

— А почему ты так решил? — уклончиво спросила Джулия.

— Да уж есть причины. Ты давай не увиливай, Джулия, а прямо скажи, что между вами произошло. Я догадываюсь, что-то очень серьезное. Ведь ты знаешь, ничто на свете не может оторвать Хью от работы, но тебе и это удалось. Я говорю: на Хью это совсем не похоже. Целыми днями слоняться по дому и страдать из-за женщины, думаю, что наверняка тут есть какая-то тайна.

— Что ты имеешь в виду? — взорвалась Джулия.

Конор неторопливо вынул короткую коричневую сигару, потом долго наблюдал, как сизый дымок медленно уплывает вверх, к белому больничному потолку.

— А знаешь, Эйлин так и льнет все это время к Хью, просто не отходит от него ни на шаг. Чуть утро — она уже в Лискуле, всегда готова предложить утешение измаявшемуся страдальцу. Разумеется, она всеми силами делает вид, что с ее стороны это лишь христианское сострадание. Но знаешь, на твоем месте я бы не сбрасывал ее со счетов, поверь мне, это такая хитрая бестия! Как только учует малейший разлад между вами, она будет тут как тут и уж не упустит своего шанса, поверь мне!

Так вот что там происходит! — лихорадочно думала Джулия. Эйлин все же не оставила надежду заполучить Хью! И даже его помолвка ничего для нее не значит! Впрочем, она никогда и не скрывала этого. Да, она открыто объявила Джулии войну и не скрывалась под маской друга, в этом ей надо отдать должное.

— Что происходит, Джулия? Расскажи все дядюшке Конору. Я буду нем как могила, можешь в этом не сомневаться. — Хотя Конор казался равнодушным, как обычно, тускло-серые глаза его потеплели. Он с непривычной нежностью вглядывался в ее бледное, измученное лицо. Невольно рука Джулии коснулась бинтов. — Ах, так вот в чем дело! — воскликнул он победно. — Ты боишься, что на лице останется шрам, и решила дать Хью вольную, на случай, если события обернутся неприятным образом. Но я не понимаю, почему ты так мрачно смотришь на вещи? Твой доктор гораздо оптимистичнее прогнозирует твое будущее. Он вообще не считает, что будут какие-то проблемы.

— Но он ведь этого еще не знает наверняка, — сказала Джулия как-то по-детски, — а если бы и знал, то уж наверняка мне бы не сказал. Потому что пациента надо всегда убеждать, что все будет хорошо, чтобы он не пугался, — мрачно закончила она.

— Моя милая Джулия, тебе надо как-то встряхнуться, перестань все время думать о своем лице. Конечно, приятно представлять себя трагической фигурой, несчастным инвалидом, но, честно говоря, такая роль тебе совсем не подходит. А тем временем Эйлин прибирает Хью к рукам шаг за шагом, тонкими дипломатическими маневрами.

Видя, что уговоры ни к чему не приводят, он вздохнул и начал рассказывать о мелких происшествиях в Лискуле, накопившихся за время ее отсутствия: очередной кулинарный шедевр Стации, от которого у него чуть не случились колики. Оказалось, кухарка вычитала какой-то новый рецепт в «Килбрайдском курьере». Получился совершенно несъедобный прогорклый блин, в который было положено немыслимое количество вареной моркови и имбирного корня.