Раздел имущества

Наследники — а Осуорси думал о них как о наследниках, несмотря на то что Адриан еще не умер, — явились мрачноватыми. Американский парнишка, все еще в лыжном костюме, но других ботинках, вошел, излучая мальчишеский аромат уличной свежести и мороза. Он привел женщину, которая вместе с ним была на ланче, ту самую привлекательную калифорнийку, которая то ли являлась, то ли не являлась его адвокатом. Эта женщина, мисс Хокинз, была одета для обеда — в простое черное платье, как будто она уже носила траур. По мнению Осуорси, она была хорошенькой и отличалась изысканной простотой, на фоне которой бедняжка Поузи смотрелась потрепанной жизнью. Осуорси уже замечал, что Поузи всегда одевалась не к месту — всегда глубокий вырез и чересчур облегающий фасон. Некоторые женщины часто выглядят как уличные девки, независимо от того, что на них надето, и бедняжка Поузи, видимо, относилась к их числу, хотя и имела хорошую кембриджскую степень. Впрочем, и мода тоже изменилась. И мальчишка, и мисс Хокинз отказались от устриц, и когда им предложили это угощенье во второй раз, на их лицах появилось испуганное выражение. «Tant mieux^[77], как говорят местные, — подумал Осуорси, — нам больше достанется».

Он объяснил, что утром ему мало что удалось сделать в отношении перевозки пациента, это оказалось трудно вдвойне: из-за возражений французских врачей и из-за абсолютной невозможности достать какой-либо транспорт, пригодный для перевозки больного, которому требуется система жизнеобеспечения. К счастью, Адриан держится, поэтому они могут рассчитывать еще и на завтра.

— Я весь день провисел на телефоне. Надеюсь, к завтрашнему дню мои усилия принесут свои плоды, но мы, возможно, недооценили все здешние сложности. Представьте себе, я обнаружил, что у местных докторов до абсурда местечковые настроения. Предположение о том, что ими делается не все возможное, ранит их тщеславие. Если бы они сотрудничали, это помогло бы делу. Мы должны, обязательно должны отвезти его домой, — с жаром сказал Осуорси.

Осуорси хотел знать, понимал ли американский юнец всю важность перевозки Венна. Конечно, его интересы были совершенно противоположны интересам Руперта и Поузи: его сестра не получит ровным счетом ничего, если Адриан умрет здесь, во Франции, с ее наполеоновскими предрассудками в отношении жен, а если (когда?) он умрет в Англии, она получит все, в соответствии с завещанием Венна. Не поэтому ли мальчишка привел сюда своего американского адвоката? Он смерил взглядом Кипа, стараясь угадать, верно ли его предположение, — а может, обо всем подумала эта женщина? Осуорси спросил, нет ли каких-нибудь вопросов у присутствующих. Отчасти он хотел выяснить, чтó они поняли. Потом он постарался дать разъяснения:

— Я задаю вам все эти вопросы, потому что думаю, что все должны понимать ситуацию. Здесь нет никаких тайн, и я не хочу, чтобы вы лелеяли неоправданные надежды. В случае смерти господин Венн оставит свое состояние жене, Керри Кэнби, и небольшие суммы денег достанутся его детям, Руперту и Поузи. Насколько я помню, эти суммы составят по несколько тысяч фунтов каждому. Юный Гарри в завещании явно не упомянут, но по закону он, несомненно, будет включен в число наследников, потому что он не был специально исключен из завещания. После слова «дети» запятой не стоит, и я не сомневаюсь, что этот вопрос станет темой для разбирательства, но…

— Не могли бы мы немного поговорить о расходах? — прервала его американка, мисс Хокинз, и на ее серьезном привлекательном лице неожиданно появилось решительное выражение. — Кип и Гарри зависят от господина Венна, от его состояния, в смысле оплаты текущих расходов, и меня беспокоит будущее Гарри, и в смысле расходов, и в смысле опекунства.

— Предполагается, что мать Гарри поправится, — сурово сказал Осуорси.

— Меня интересует два вопроса: будет ли возложена на нее оплата расходов на лечение ее мужа, если по французским законам она не является его наследницей, и оплата счетов отеля? — продолжала Эми, заглядывая в свои записи.

— Ах, мисс Хокинз, вот об этом-то я и веду речь, — воодушевился Осуорси, увидев, что может заручиться ее поддержкой, раз уж они в конце концов оказались на одной стороне в споре о том, где должен умереть бедняга Венн. — Вот почему так важно, чтобы все произошло в Англии, что бы там ни случилось. В Англии у Керри Венн будут естественные права вдовы и обязательства в соответствии с желаниями господина Венна, ясно выраженными в его завещании. Здесь же — я не уверен, но кажется, все по-другому. Я не могу отвечать за Францию и не могу просто из головы изобрести ответ на вопрос, какой из национальных законов имеет преимущественное право в том случае, если англичанин умирает во Франции, или наоборот. И один только Бог знает, кто, по мнению французов, должен будет оплатить гостиничный счет.

— Кип не может самостоятельно решать финансовые проблемы, — заметила Эми. — Господин Венн обеспечивал его и оплачивал его обучение.

— К сожалению, не бывает так, чтобы смерть человека обходилась без последствий. Нельзя ничего поделать тогда, когда ничего нельзя поделать.

— Но французские доктора говорят, что он все равно умрет, неважно где, — заявила Поузи в своей обычной вызывающей манере. — Если это так, то я не думаю, что мне хочется, чтобы папа умер в Англии. И почему я должна этого хотеть? Из того, что я здесь слышала, выходит, что если он умрет в Англии, то мы с Рупертом получим дырку от бублика, а если он умрет здесь, то нам сполна выплатят доли от его состояния.

— Вряд ли сейчас время для выпячивания собственных мотивов, Поузи, — возразил Осуорси, глубоко шокированный словами Поузи. — Возможно, еще есть шанс его спасти. Ведь ты, конечно же, хочешь этого?

Вызывающая вспышка Поузи не могла не утихнуть после такого упрека.

— Конечно, — послушно сказала она. — Но у другой нашей сестры может оказаться свое мнение по этому вопросу.

— Ради бога, какая еще другая сестра?

— Вы что, хотите сказать, что вам никто об этом не рассказал? — спросила Поузи с большим удовольствием наблюдая, как на скуластом лице Осуорси сразу же застыло ошеломленное выражение.

Поузи и Руперт, поблагодарив господина Осуорси от лица отца за его усилия, заверили его, что они увидятся за обедом, и отправились в бар, чтобы угоститься чем-нибудь покрепче шампанского.

— Завтра я еду кататься на лыжах, — объявил Руперт, и его слова прозвучали немного дерзко. — Я зайду в больницу с утра пораньше и потом еще раз в конце дня.

На мрачном собрании под руководством Осуорси его немного подбодрило нежданное появление в компании американского юриста, или кем там она была на самом деле. Женщина показалась Руперту и милой и разумной, и было не похоже, чтобы из-за нее могли возникнуть какие-то неприятности. Она рассказала ему, что приехала сюда учиться готовить и кататься на горных лыжах, и пригласила присоединиться к их компании завтра утром — этот мальчик, Кип, еще несколько человек, с которыми она здесь познакомилась, и Робин Крамли, известный поэт. Со школьной поры Руперт читал не много поэзии, но Крамли часто мелькал по телевизору, писал о сельской жизни, о розах, цветущих в саду, и тому подобном, а потом о шипах. Всегда появляется либо шип, либо червяк. «Думаю, я видел здесь Робина Крамли», — сказал Руперт Поузи накануне. Крамли не катался на лыжах, но он должен был подъехать на машине в деревню, где они собирались съесть ланч и куда их должен был доставить лыжный инструктор. Руперт украдкой взглянул на Поузи, чтобы узнать, сильно ли ее обидело его дезертирство, и по ее хмурому виду понял, что сильно.

— Ты могла бы поехать вместе с Крамли, — предложил он, и ее лицо просветлело. — Я все устрою.

— Ты не думаешь про себя, что жена отца тоже может умереть? — спросила Поузи, которая, очевидно, думала именно об этом.

— По-видимому, этого не случится.

— Хотела бы я надеяться, что они скажут нам всю правду, потому что, если они оба должны умереть, было бы лучше, чтобы она умерла первой, — сказала Поузи.