Рояль под елкой

— Как? — испуганно спросила Ирина.

— А так! В своих интересах! — хмыкнул Илюша. — Тачку замылила, теперь с квартирой такая фигня!

— Боже, Ирина, какое падение нравов! — сморщился Дымов. — Подобного я не ожидал даже от тебя!

— Не причитай, Вадик, — отрезала Ирина и совсем другим, нежным и заискивающим тоном обратилась к своему божеству: — Малыш, мы все исправим, вот увидишь!

— Да уж постарайся, мамочка! — обиженно ответил Илюша.

— Живешь за Иркин счет, придурок? — без лишних церемоний осведомился Кабанов.

Вероятно, подобным лобовым вопросом он рассчитывал уязвить Илюшу, однако не вышло. Юноша без тени смущения спокойно ответил:

— Да.

— Вам не стыдно? — нахмурилась Тамира.

— А вам? — усмехнулся юноша.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, вы тоже живете за чужой счет, вашего любовника. Я — за счет любовницы. И какая между нами, позвольте узнать, разница?

— Я все-таки девушка!

— А это здесь ни при чем! Юноша, девушка — параллельно! Товарно-денежные отношения, ничего не поделаешь!

Илюша достал из кармана белой джинсовой куртки сигареты, манерно закурил.

— Куда катится мир? — возмутился Кабанов. — Не, блин, не понимаю. Когда баба за счет мужика живет — это нормально, но чтоб мужик — за счет бабы! Ну и ну!

— Вы слишком примитивно устроены, уважаемый! — В голосе Илюши угадывалось презрение.

— Ага! Я гляжу, ты хорошо устроен, раз за твое устройство тебе так платят! — ухмыльнулся Кабанов. — Ой, Ирка, не понимаю я тебя! На кой тебе этот щенок?

Ирина пожала плечами.

— Уверяю вас, он хороший, славный мальчик, просто рисуется сейчас!

— Но тебе-то, Ирина Ивановна, этот хороший и славный, прости за выражение, на фиг сдался?

Кабанов укоризненно покачал бритой головой.

Ирина как-то виновато ответила:

— Наверное, любовь.

— А я знаю таких, как он! — вздохнула Тамира. — Красивый изломанный мальчик. Он вас продаст. При первом удобном случае.

— Не каркай! — разозлилась Ирина.

— Слышь ты, пацан, а дальше как собираешься жить?

Кабанова явно заинтересовал Илюшин феномен.

— Да так и собираюсь. В свое удовольствие, — лучезарно улыбнулся Илюша.

— В смысле, спать с бабами за деньги? Но погоди, ведь получается, это они тебя имеют, ежели за деньги-то?

— Да ладно, — махнул рукой Илюша, — чего там… Вас вон семьдесят лет имели во все места, а вы молчали. Многие даже получали удовольствие!

— Прекрати! — вознегодовал Дымов. — Что ты про те времена знаешь, юная проститутка?

— В каждом из нас есть проституирующее начало, — философски заметил Илюша. — Вот хоть в вас, например!

— Во мне? Да как ты смеешь? Я музыкант!

— Вот именно, музыкант. Играете на потребу публике, зависите от ее капризов.

— Хочу заметить, что я не какой-нибудь попсовый музыкантишка! — возмутился Дымов.

— Попсовый, не попсовый, какая разница, — пожал плечами Илюша.

— Да что ты в этом понимаешь! — пренебрежительно хмыкнул Дымов. — Эллочка-людоедка в джинсах!

В ответ на это оскорбительное заявление Илюша вдруг подошел к роялю и открыл крышку.

— Не сметь! — закричал Дымов.

— Спокойно! — жестом короля в изгнании остановил его Илюша. — Дайте мне сыграть!

И торжественно объявил:

— Кейдж. «Четыре минуты тридцать три секунды тишины».

От изумления Дымов осекся и замолчал.

Кудрявый отрок взглянул на свои наручные дизайнерские часы, засек время и взялся за исполнение произведения. Четыре минуты Илюша со значением смотрел в пространство, скрестив руки на груди, а в финале с чувством тряхнул золотыми кудрями.

— Браво! — захлопала в ладоши Тамира. — Вы ужасно артистичный сукин сын!

— А то! — самодовольно сказал Илюша. — Не спешите записывать меня в дебилы! Я, между прочим, музыкальную школу закончил!

— Ты? — удивился Дымов.

— Форточку закрой, пианист, ворона влетит, — усмехнулся Илюша. — А ты думал, ты у нас один музыкальный гегемон? Если хотите знать, меня мамаша пичкала этой музыкой по самые уши! А я взял и на выпускном экзамене им Кейджа и выдал! Что тут было! Визгу, писку! В натуре — скандал! Я, впрочем, не жалею, что музыке учился, — улыбнулся Илюша. — Зато теперь могу сыграть при случае, произвести на женщину впечатление! Им это нравится!

— Какой ты ушлый! Откуда только такие берутся? — с сарказмом спросил Дымов.

— Оттуда! Как говорится, не пальцем деланный, — хохотнул Илюша, — от мамы! Папу, правда, ни разу не видел. А мамашка имеется! Все чего-то хотела от меня! С пяти лет на кинопробы всякие водила, мол, ты, сынок, должен зарабатывать, обеспечивать нам жизнь! Я обеспечивал. Даже в рекламе снялся: мальчик с супермягкой туалетной бумагой, не помните?

Кабанов отрицательно покачал головой.

— Она мне постоянно твердила: ты должен быть лучше всех. И грузила по полной: музыка, танцы, языки… Мне, понимаете ли, дед подгадил. Он у меня был профессор, доктор!

— Каких наук? — поинтересовался Кабанов.

— Биологических. Ботаник, в общем. Всю жизнь редиску с какой-то фигней скрещивал! Короче, типа мы интеллигентная профессорская семья, и я должен соответствовать, и все такое! Меня в таком духе воспитывали и всей этой лажей кормили. Короче, достали так, что в семнадцать лет я свалил из дома!

— Ты хочешь, чтобы мы тебя пожалели? — усмехнулся Дымов. — Зачем эти рассказы про трудное детство и хичкоковскую мать?

Илюша пожал плечами:

— Да мне ваша жалость параллельна, как и вообще вы сами! Я просто рассказываю про свой извилистый путь.

— Слышь, перец! — подал голос Кабанов. — Я тебе это как старший товарищ советую: берись за ум! Лучше в ботаники иди, как дед.

— Время покажет! — меланхолично изрек Илюша.

— А потом, парень, ну скажи честно: разве по любви не хотелось бы? — не унимался Кабанов.

— О чем ты, дядя?

— О том самом. Трахнуть какую-нибудь юную, тонкую, звонкую!

— Например, как эта? — Илюша кивнул в сторону Тамиры. — Ну почему же… Хотелось бы! С такой, пожалуйста, бесплатно. Ну, трахнул, а дальше что? Всякие там любовь, шуры-муры, это не для меня! Пусть меня любят!

— А он складывает из льдинок слово «вечность», — задумчиво сказала Тамира. — Какой-то прямо нарциссический монстр! Неужели ты никого не любишь?

Илюша пожал плечами.

Вдруг послышались сдавленные рыдания. Рыдала Ирина. Сначала тихо, «интеллигентно», потом по-бабьи, с надрывом, не стесняясь.

Дымову даже жалко стало бывшую: надо же, выходит, и в ней есть что-то человеческое, и она может страдать, и плакать, и даже вот, пожалуйста, любить.

Кабанову, судя по всему, переживания Ирины тоже были неприятны — он растерянно мял в руках носовой платок, приговаривая:

— Ирка, да брось ты! Нашла из-за кого!

А Тамира печально сказала:

— Он не стоит ваших слез.

— Хотелось любви, — сквозь слезы бормотала Ирина.

— Так кому не хочется, — понимающе кивнул Кабанов.

Отрыдавшись, Ирина выхватила у Кабанова носовой платок, от души высморкалась и успокоилась. Достала из сумки пудреницу, припудрила нос, а потом спокойно, словно между делом, отвесила Илюше звонкую оплеуху.

— Вот тебе, сволочь, за мои несбывшиеся ожидания и поруганную любовь! — прокомментировала свой поступок Ирина.

— Да ты что? — взвился Илюша. — Охренела?

— А вот тебе за всех женщин!

Ирина снова размахнулась и наградила любовника второй звонкой плюхой.

— А вообще правильно! — кивнула Тамира. — Тоже мне, мальчик Кай!

Илюша вскочил с дивана и в порыве негодования перевернул журнальный столик.

— Достала ты меня! — закричал златокудрый отрок. — Вторая мамашка нашлась! Грузишь, грузишь, любви какой-то требуешь! Надоело! И денег твоих не захочешь!

— Между нами все кончено! — взвизгнула Ирина.

— Ясен пень, — кивнул Илюша, — не сомневайся! Давай снова с пианистом сойдись и его нагружай. Этот придурок все вытерпит.

Дымов хотел было что-то сказать, но счел это ниже своего достоинства.