Игра по правилам

Он стоял, не разжимая объятий. Келли очутилась под гипнозом его глаз и едва дышала, сердце выскакивало из груди. Между ними пульсировали горячие жизненные токи, и Келли ощутила, как нежен ветер и как волнуется океан подобно крови в ее артериях.

Мэтт прижал ее к себе, и она дышала с трудом. Его рот, такой нежный и властный — слаще всего на свете, — нашел ее рот и заставил его раскрыться. Она почувствовала его дыхание на своей щеке, внезапный жар его рук и закрыла глаза. За эти короткие секунды она ожила вновь. Каждый ее нерв затрепетал, пламя заполыхало в ней, и она задохнулась.

— С тех пор как я уехал из Сент-Луиса, я постоянно вспоминаю тебя в своих объятиях. А сейчас даже лучше, чем я запомнил. Иногда мне приходит в голову, что нам следовало встретиться в другое время или в другом месте. — Он чуть-чуть ослабил объятия, и его улыбка стала загадочной. — А порой мне кажется, что, может, так оно и есть.

Келли попыталась улыбнуться ему столь же шутливо:

— Если бы мы были не теми, кто мы есть на самом деле, то могли бы стать Кларком Гейблом и Кэрол Ломбард [3]… Нет, мы больше похожи на Кэри Гранта и Минни Перл, — добавила она, по-прежнему стремясь поддержать игру и не желая ничего, кроме его объятий, дарующих ей жизнь. В его объятиях жизнь кажется намного слаще — несмотря на цену, которую приходится платить за это.

Улыбка Мэтта разрослась, и он поцеловал ее в лоб:

— Я бы сказал, что мы больше похожи на Реда Батгонса и Грейс Келли.

— Хорошо, тогда пойдем, Ред, — проговорила она, улыбаясь и успокаиваясь, не зная, сможет ли выдержать их новое сближение. — Пошли обедать.

Мэтт взял ее за руку и улыбнулся такой чудесной, такой знакомой улыбкой:

— За мной, Грейс!

В эту ночь, впервые за две недели, Келли спала крепко. И хотя проснулась от сердцебиения, а ладони были мокрыми от пота, кошмары не всплывали в памяти. Она испытывала лишь страх и ощущение потери. Она долго лежала, уставившись в потолок, и слушала мерные звуки океана.

Напряжение не ослабевало несколько следующих дней, но она стала лучше справляться с собой. Мэтт вел себя осторожно и уклончиво, храня свое обещание не давить на нее. Он был счастлив, когда она обращалась к нему, и Келли наслаждалась временем, проводимым в его обществе, день за днем откладывая объяснение на потом. Она не хотела портить воспоминания о счастье тех двух недель в Сент-Луисе.

Одной из составляющих этого удивительно приятного отпуска была забота о ней и участие семьи Мэтта. Они приняли Келли и Мисси без всяких оговорок и создали им домашние условия. Келли поймала себя на том, что завидует Мэтту: такая семья — редкость. Но сам Мэтт считал все само собой разумеющимся. Его мать, Барбара, была душевной, светлой и открытой, она, казалось, могла обнять весь мир. Его отец, Джон, был спокойный человек с мягкой улыбкой и шести футов ростом — чуть ниже сына, прославившего его мужественную красоту. Когда Келли увидела, с каким обожанием Джон смотрит на свою миниатюрную жену, то поняла, что романтизм Мэтт унаследовал от отца.

Эмили оказалась ярким нетерпеливым подростком, поглощающим жизнь взахлеб. Старший брат был светочем ее жизни, и она постоянно докучала ему отроческими шалостями.

Средний брат — Тимоти — оказался приблизительно одних лет с Келли. Это был еще один красавец брюнет с зелено-голубыми, как у матери, глазами. Он проводил много времени с Мисси, и та заинтересованно слушала его рассказы о компьютерах, которыми он занимался в Калифорнии.

Не прошло и четырех дней, как Келли совершенно освоилась. Такую настоящую семью они с Мисси всегда искали. Здесь не было ни боли, ни трагедий, ни комплексов. Впервые за долгие годы Келли чувствовала себя в безопасности и наслаждалась покоем.

Однажды утром Мисси услышала, как Келли поет, и тут же заявила, что обычная декабрьская депрессия подруги исчезла, словно сырой туман.

— Уж не означает ли это, что ты сроднилась с семьей Мэтта? — лукаво спросила Мисси.

Келли покачала головой, наблюдая, как Мэтт ухаживает за цветущими бугенвиллеями, обрамляющими лужайку. При взгляде на него она ощутила одновременно боль и восторг.

— Между нами слишком большая дистанция.

— Такая семья… — парировала Мисси более серьезно, чем намеревалась поначалу. — Я бы на твоем месте рискнула.

Келли понадобилось немало времени для ответа — она не сводила глаз с лужайки.

— Я вовсе не уверена в том, что Мэтт — оптимальный вариант для меня.

На лице Мисси, стоявшей посреди комнаты, появилась гримаса отвращения. Она выразительно уперла руки в бока:

— Ради Бога, девочка, когда ты прекратишь нести вздор по поводу этого мужчины и предпримешь что-нибудь конкретное? Вы общаетесь уже целых четыре дня, а ведете себя как слепые на выпускном балу.

Келли резко повернулась к подруге:

— Из-за него меня все еще преследуют кошмары по ночам. Как ты думаешь, что случится, если я позволю себе зайти дальше?!

Глаза Мисси расширились, но она молчала, боясь прервать исповедь подруги.

— Я, как и ты, Мисси, пытаюсь ухватиться за что-то надежное. Я трачу деньги за сверхурочные на психоаналитика. И не хочу больше винить себя в гибели моих родных. Можешь ты меня понять?

Мисси понимала, и даже лучше, чем сама Келли:

— Ты полагаешь, раз ты любишь Мэтта, он тоже погибнет?

Келли свирепо взглянула на нее. И, казалось, пала духом.

— Нет, — покачала она головой. — Я просто боюсь влюбиться в него, а потом его потерять. Боюсь, что это доконает меня.

Келли прошлась по комнате и села на кровать. Ее руки бессознательно терли колени, как будто это могло ее успокоить.

— Знаю, это неразумно. Но человек не всегда поступает разумно. Иначе отец не стал бы меня винить в гибели мамы, а я не стала бы винить себя в гибели Майкла. Сомневаюсь, что у меня достанет сил на что-нибудь более интенсивное, чем тихая жизнь с кем-нибудь типа Рича.

Когда она взглянула на Мисси, в ее глазах стояли слезы, и она добавила:

— С кем-нибудь, за кого я не буду так сильно бояться.

Той ночью Келли вновь проснулась потная и дрожащая. Было почти два часа. Ни одно окно в доме не горело. Только ритмично пульсирующий океан составлял ей компанию. Келли знала, что не скоро заснет опять, и потому накинула халат и вышла из дома — полюбоваться роскошной гавайской ночью.

Полумесяц окружали верхушки слабо покачивающихся пальм. Усыпавшие небо звезды отражались на поверхности воды, мерцали переливчатыми полосами. Мирный вид и звуки утешили Келли: глоток забытых грез прервал стаккато ее сердцебиения.

— Я услышал чьи-то шаги…

Келли обернулась и увидела Мэтта, взъерошенного со сна и улыбающегося. Казалось очень естественным, что он очутился здесь. В темноте ночи барьер между ними исчез, и они снова чувствовали себя свободно.

— Присядем, — предложила она, подвигаясь, чтобы дать ему место на своем шезлонге. — Что ты делаешь здесь так поздно? Он поежился, садясь:

— Все еще живу по гренландскому времени. В этом главное неудобство моей работы. А ты?

— Проснулась.

— Ночные кошмары? Она передернула плечами:

— Да нет, сегодняшняя ночь не так уж плоха. Глаза Мэтта слабо мерцали в свете фонаря.

— Тебе нужно всегда так выглядеть, Келли. Тебе это идет.

— Что, воспаленные и затуманенные глаза? — уточнила она с улыбкой. Почему-то ночью он меньше смущал ее. — Я выгляжу так же, как невеста Франкенштейна в первой сцене?

Он засмеялся и потянулся к ней, чтобы коснуться ее волос, спадающих на плечи.

— Неудивительно, что этот увалень Франкенштейн влюбился в нее.

Келли очень взволновало его прикосновение, хотя она и улыбнулась в ответ:

— У тебя отработанный способ делать комплименты.

Рука Мэтта оставалась на ее плече, он не сводил с нее глаз. Она видела, что он спокоен и открыт, но одновременно и возбужден. Не отрывая от нее глаз, он накрыл ее руку своей и принялся нежно поглаживать ее пальцы, а затем стал искать застежку ее халата. Келли чувствовала его тепло и знала, что он вот-вот приблизится к ней вплотную. Ночные кошмары, казалось, пропали, и Келли в хрупком магическом свете луны не испытывала больше страха. Она засмеялась над Мэттом.