Любовь, страсть, ненависть

– Это был кошмар, – плакал Николас. Он уложил детей в кровать и вернулся в спальню. Он искал защиты в ее объятиях. – Я думал, что это Скрофо, – стонал он, – это был какой-то ужас, Электра, я не хотел. Ты же это знаешь, правда?

– Конечно, – успокаивала она его, – конечно, знаю, Николас.

– Я думал о смерти мамы, – тихо сказал он. – А потом я увидел его и попытался убить, но это оказалась ты! О Боже, Электра, простишь ли ты меня когда-нибудь?

– Конечно, прощу, конечно, – нежно успокаивала она.

– Видение было таким реальным, – бормотал он. Его тело все еще дрожало и было мокрым от пота. – Как ты думаешь, где он сейчас?

– Ты имеешь в виду Скрофо? – мягко спросила она, спокойно обнимая его.

– Да, эту свинью, этого ублюдка. Начальника гарнизона Умберто Скрофо.

В слабом свете ночника глаза Ника вновь зажглись ненавистью.

Электра была удивлена, что он все еще так сильно ненавидит Скрофо. Они жили в Америке уже четыре года. Неужели его ярость до сих пор не остыла?

– Не думай о нем, Николас, – прошептала она. – Теперь уже все кончено, все в прошлом.

– О, Матерь Божья, Электра, мы в Америке, в этом прекрасном доме, у меня хорошая работа – сбылась моя Американская Мечта. – Его лицо исказилось от бешенства. – А этот долбанный засранец все еще, наверное, бродит где-то живой и невредимый. – Он со всей силой ударил по подушке. – Этот ублюдочный убийца все еще жив, ты понимаешь? Понимаешь?

Электра пыталась успокоить его, но он как будто с цепи сорвался.

– Тс-с, ты разбудишь детей, – осторожно сказала она. – Перестань думать о Скрофо, Николас, ты должен о нем забыть, иначе ты заболеешь.

– Электра! – Он поднял к ней лицо, его широко раскрытые глаза были полны страсти. – Я уже говорил это тебе в тот день на Гидре, и теперь я знаю, что в один прекрасный день я найду этого ублюдка и убью его собственными руками.

– Тс-с, нет, Николас, нет. – Она попыталась его удержать, но он вскочил с кровати и обнаженный встал перед ней, как ангел мщения.

– Я клянусь жизнью наших детей, памятью моей матери, что я разыщу Умберто Скрофо и убью его, даже если это будет последнее, что я сделаю в этой жизни.

Как человек, который всегда покровительствовал своим родственникам, Спирос Макополис помогал и Николасу с Электрой. Он часто приглашал их к себе в гости посидеть за столом, который ломился от греческих яств и деликатесов. Николас довольно быстро продвигался на работе. Из отдела обработки почтовой корреспонденции его перевели в отдел рекламы, где он работал курьером; потом он стал ассистентом у заместителя начальника монтажной. Здесь он работал четыре года, пока не узнал все, что надо было знать, о монтаже, подборке сцен и звука, объединении их в единое целое, дубляже и других особенностях технического процесса производства фильмов. В конце концов, он был готов делать собственный фильм. Третий помощник директора, второй помощник, первый, организатор натурных съемок, отвечающий за выпуск и наконец, о радость, в один прекрасный день Спирос пригласил его к себе в офис и объявил долгожданную новость: он будет режиссером.

Спирос сидел за столом, заваленным сценариями, и дымил своей неизменной «гаваной».

– Взгляни-ка на это, малыш. – Он расплылся в широкой улыбке и бросил Николасу сценарий в голубом переплете. – Нечто особенное, действительно очень мило, ни на что не похоже.

Ник нетерпеливо схватил сценарий, но, увидев название, удивленно поднял глаза.

– «Маленькие девочки в космосе»? – в изумлении произнес он. – Что это, дядя? Ты хочешь, чтобы этим вот сценарием я сделал в твоем бюджете большую дырку?

– Нет! Нет! – заорал старик. – Нет, мой мальчик. Я хочу, чтобы ты поставил этот фильм.

– Поставить «Маленьких девочек в космосе»? Мой Бог! Ты обманываешь меня, дядя. – Ник не знал, смеяться ему или плакать. Уже много лет он мечтал поставить нормальный полнометражный фильм, любой полнометражный фильм. Но «Маленькие девочки в космосе»? У него все-таки еще оставалась гордость. Само название звучало как шутка, а содержание, наверное, и того хуже.

– Мой мальчик, я не шучу, – со вздохом сказал Спирос. – По правде говоря, наша студия сейчас по уши в дерьме.

– Как это? Газеты писали, что наши последние филь мы принесли миллионы. Это что, ложь?

Спирос печально покачал головой.

– Увы, мой мальчик, отдел рекламы работает безукоризненно, сообщая всему миру, что наши последние филь мы действительно прибыльны. Но тебе я могу сказать честно: это неправда. Это просто наглая ложь.

Он сделал паузу, вытирая багровое лицо топким шелковым платком, а потом, тщательно подбирая слова, сказал:

– Понимаешь ли, Нико, после войны «Коламбиа пикчерз» не ошибалась, никогда не ошибалась. Либо Спирос Макополис никогда не ошибался, – продолжил он. – Как главный владелец акций, президент и исполнительный глава фирмы я был для всех этих банкиров и брокеров «золотым мальчиком».

Ник слушал, понимая, что Спирос крайне возбужден. Он очень плохо выглядел: мешки под глазами, желтый цвет лица – свидетельство больной печени. Он тяжело наклонился вперед, опираясь на стол, чтобы зажечь потухшую сигару.

– Что произошло, дядя?

– Телевидение, – горько сказал Спирос. – Это Ти, мать его, Ви разрушает всю киноиндустрию, Ник, крушит все, налево и направо. Ты знаешь, что сразу после войны в кино еженедельно ходили девяносто миллионов человек? А сколько сейчас? – обвиняющим тоном сказал он. – Три года назад, то есть в 1950-м, уже только шестьдесят миллионов в неделю. Всего! На тридцать миллионов меньше! Это ужасно, Ник, просто ужасно. И с каждым днем положение только ухудшается.

– Но ведь не только на нашей студии? Наверное, на всех студиях так? – спросил Ник.

– Да, да, Занек, Уорнер, Кон – все мы в дерьме. Наше благополучие висит на волоске, Ник. Если количество тех, кто ходит в кинотеатры, будет падать, то к концу десятилетия киностудии в том виде, в котором мы привыкли их видеть, исчезнут.

– Я не понимаю. Получается, что эта «космическая» киношка просто-напросто еще один кусочек дерьма, – сказал Ник. – Кто же, черт побери, будет это смотреть?

– Это совсем другое! – возбужденно закричал Спирос, вскакивая из-за стола и кладя свои сильные руки на плечи племяннику. – Совсем новое, сумасбродное и чокнутое – новинка, которую полюбят и взрослые и дети. Они полюбят ее, Нико, я знаю. Теперь послушай, я понимаю, что бюджет мал, но если ты сумеешь уложиться в сто пятьдесят тысяч, то я гарантирую, малыш, что прибыль будет, по меньшей мере, в десять раз больше. Мы сделаем ее к пасхальным каникулам, студентам колледжей она тоже понравится. Ты станешь героем, мой мальчик, героем. – Он доброжелательно похлопал Ника по плечу и широко улыбнулся. – Особенно для меня.

– Однако, дядя, почему вы хотите, чтобы эту картину снимал я, если я раньше вообще ничего не снимал? Я имею в виду, что мне, конечно же, это очень лестно, но как же Уэстон или Рэтофф, у них бы это, наверное, лучше получилось?

– Я должен быть с тобой честен, Ник. Никто из них даже не притронется к этому сценарию, – признался Спирос. – Только новичок сможет его снять так, как надо, Нико. Свежий, молодой, с новыми идеями, хорошо знающий вкусы и запросы молодежи. Это твой шанс, малыш, главный шанс.

Никто не прикоснется к фильму? Это плохо, очень плохо. Николас хотел начать с недорогого фильма, это правда, но все-таки надеялся, что он будет лучше «Окна» или «Лауры». С «Маленькими девочками в космосе» он может стать посмешищем в мире бизнеса; а тогда ему уже никогда не снять ни одного приличного фильма. Голливуд жестокий снобистский мир, где к вам относятся так же, как к вашему последнему фильму. Если фильм будет неудачным, или, хуже того, совсем никуда не годным, то никто не даст ему еще одного шанса.

– Надо ли мне за это браться, дядя?

– Да, конечно, ты сможешь его сделать, мальчик, я знаю, что ты сможешь, – прорычал старик. – Это твой шанс, Ник. Я могу дать сценарий режиссеру по контракту, но я даю его тебе. Это неплохой сценарий, он вполне хорош. Ты можешь снимать его в Долине Смерти с персоналом, не состоящим в профсоюзе, и некоторыми нашими актерами, работающими по контракту. Это потребует всего четыре недели. Если у тебя все будет хорошо, ты получишь и другие сценарии, я тебе обещаю, Нико. Ради блага нашей старой страны, ради твоей матери, ради всех нас, греков, вынужденных держаться вместе, ты снимешь этот фильм, и он принесет намного больше, чем мы потратим. Обещаю тебе. Намного. У тебя есть талант, мальчик. Просто сделай это для меня и для студии.