Рикошетом в сердце (СИ)

Нужно, просто необходимо было что-то поменять. Еще раз убедиться в том, что он не зря сюда переехал, что он на многое способен. Сам. Он ведь хотел чего-то добиться, а не просто тусить по клубам и праздно прожигать свою жизнь.

Этим же утром Глеб сразу направился в приемную генерального.

Кристина, забежав в кабинет начальника сообщила, что «Николай Иванович сейчас очень занят. Как только освободится - сразу позовет. Нужно подождать». Глеб присел в кресло в приемной и посмотрел на часы на стене. Вроде в это время тесть был свободен от посетителей и «важных встреч».

Парня уже тошнило от этого белого циферблата с ужасно медленно продвигавшимися по нему стрелками, когда секретарша наконец пригласила его в кабинет. Судя по тому, что из него никто не вышел, тесть был там один. Тогда зачем заставил ждать?

Слегка нервничая, он вошел и присел на стул для посетителей, не дождавшись приглашения начальника.

- Какие-то проблемы, Глеб? – Тот, откинувшись в кресле, лениво постукивал по столу ручкой.

- Никаких. Я просто хотел поговорить.

- Говори.

- Николай Иванович, - начал Глеб, - дело в том, что…. я тут посмотрел бумаги….

- Глеб, говори по существу, у меня много работы, сам понимаешь….

- В общем, я бы хотел возглавить аналогичный отдел в московском филиале. Уверен, что у меня получится. За эти полгода я многому у вас научился, и мне хотелось бы попробовать свои силы. Я посмотрел документы, и у меня появилась пара идей на этот счет….

- Чем тебе здесь не нравится? Самостоятельности захотелось? – тесть был странно спокоен и холоден.

- Да. – Глеб не мог понять, о чем он сейчас думает.

- Значит так, юноша, - мужчина встал из-за стола и, сунув руки в карманы брюк, подошел к окну, - про то, что у тебя все неплохо получается, должен тебя разочаровать. Ты уже однажды показал свои таланты, когда чуть не сорвал мне выгодный контракт. Если я тебе не говорю о твоих промахах, это не значит, что их нет. А я уже заколебался, если честно, наблюдать твои косяки. Ты меня разорить хочешь? Мало крови мне выпил?

Глеб понял, что зря затеял этот разговор, а от слов тестя у него холодок прошелся по коже. То, что говорил сейчас сидящий перед ним мужчина, никак не хотело укладываться в его голове. Ну да, от его усилий на работе ничего не зависело, но только потому, что так было проще, а вовсе не потому что он совершенно не разбирался в своей работе. Ведь не поэтому же! Он же не дурак. Хоть что-то ведь он может. Или нет? По словам Николая Ивановича, выходило, что нет….

А тот тем временем повернулся к нему и продолжал.

- То, что я не тыкаю тебя носом во все твои ошибки - заслуга только моей дочери. Признаюсь, она – моя единственная слабость. Не могу ей отказать. Она попросила не цепляться к тебе, и я не цепляюсь. А на деле, самостоятельный мой, ты ни на что не годен. В бизнесе ты разбираешься очень слабенько. Не твое это, решать вопросы, касающиеся больших денег. Тут ты - полный ноль.

Я до сих пор помню, как ты списал неисправное оборудование….

- А что я должен был с ним делать?

- А вот этот вопрос ты должен был мне задать, прежде чем подписывать какие-либо бумаги.

Во-вторых, неужели ты думаешь, что я позволю оставить свою дочь без присмотра? Думаешь, я не знаю, почему ты с ней? Я все понимаю, но, к сожалению, Алла выбрала тебя. И я не смог ее отговорить. Что ж, моя дочь должна жить так, как я ее учил – ни в чем себе не отказывая. А, значит, тебе повезло. Но я глаз с вас не спущу, имей в виду.

А за все косяки будешь теперь отвечать лично мне, понял?

- Понял.

- Еще вопросы есть?

- Нет.

- Свободен.

Глеб молча поднялся и вышел из кабинета. Закрывшись у себя, он достал из шкафчика бутылку коньяка и плеснул в бокал. Злость разъедала его. Хотелось что-нибудь разбить, сломать, разрушить. Или набить этому старому индюку морду. Или трахнуть его секретаршу. Причем, оттрахать ее хорошенько, чтоб она почувствовала разницу….

Глеб сжал в руке бокал, а потом залпом выпил его содержимое.

Дома он встретил Аллу, которая, напевая, куда-то собиралась и до ужаса раздражала его своим хорошим настроением и лучезарной улыбкой. Глеб молча подошел к ней и попытался завалить ее на кровать. Ему просто необходимо было разрядиться. Выпустить пар, злость на тестя. Его он наказать не может, зато может получить хоть какое-то удовлетворение, поимев его любимую дочурку.

Алла, не ожидавшая такого напора, отстранилась и удивленно посмотрела на жениха.

- Эй, дружок, полегче.

- Алла, детка, я так тебя хочу, - он отстранился и посмотрел на девушку.

- Потом, милый, мне сейчас пора убегать. Увидимся вечером,- Алла подхватила сумочку и продефилировала к двери, послав ему на прощание воздушный поцелуй.

Глеб сжал зубы так сильно, что заходили желваки на скулах. Он резко развернулся и ударил кулаком ни в чем не повинную стену, сдирая кожу на костяшках пальцев.

Черт бы их всех побрал! Парень достал бутылку виски и принялся лечить нервы с помощью самого безотказного средства.

Он так хотел вырваться из-под постоянного контроля, уехать куда-нибудь подальше от будущего тестя. Но Николай Иванович сегодня вполне четко обозначил ему перспективы на будущее. Никогда и ничего он не добьется здесь сам. Так и будет до бесконечности прогибаться под них с Аллой. И ни на шаг не сдвинется с той ступеньки, на которой он стоял до переезда сюда. Потому что все эти шмотки-машины-тусовки-деньги-поездки мало что значат, когда он не сам этого добился, а получил в качестве оплаты за свое послушание и правильное поведение. Так больше не может продолжаться.

Глава 16. часть I

Оксана лежала, прижавшись щекой к подушке, и задумчиво смотрела на снегопад за окном. Все та же старая скрипучая кровать с продавленной сеткой и мягкой периной, все те же голубенькие обои в цветочек и древний светильник под потолком - все свои школьные каникулы она проводила здесь, с неохотой возвращаясь осенью к родителям в городскую квартиру. Прошлым летом она к бабушке не приезжала, роман с Глебом захватил ее целиком, отодвинув в тень все то, что раньше казалось важным, а ведь раньше она бывала здесь каждые выходные с апреля и до конца сентября. Ах, нет, один раз была, когда привезла бабушке отвергнутого Глебом Пифа.

Под одеялом было тепло и уютно, из кухни вкусно пахло чем-то печеным, наверное, бабуля снова печет ей блинчики. Судя по тихим шагам и звяканью посуды, так оно и есть. Оксанина бабушка готовила самые вкусные блинчики на свете, и внучку часто баловала ее любимым лакомством. Оксана представила себе плоскую тарелку с растущей на ней стопкой блинов, а рядом уже, наверное, стоит в железной кружечке растопленное масло. Приготовление пищи всегда было для бабушки особым неизменным ритуалом. Та же большая чугунная сковорода, эмалированная кружечка с истершимся рисунком, вот только движения бабушки, скованные ревматизмом, стали теперь медленнее. А в остальном бабушка была верна себе - аккуратная, деловитая. И старенькая. А люди в преклонном возрасте живут так, как привыкли, и не любят что-то менять. Оксана и сама сейчас как будто погрузилась в старость… эмоциональную старость, когда нет мыслей ни о прошлом, ни о будущем, а душу греет лишь хрупкий покой, который она, к счастью, обрела здесь.

Девушка потянулась, села на постели, спустила ноги на пол, укрытый теплым пушистым ковром, подумала… и снова залезла под одеяло. Не хотелось вставать и чем-то заниматься. Хотелось просто проваляться весь день под теплым одеялом, прислушиваясь к бабушкиной суете на кухне, треску огня в печке и наблюдая за летящим с неба снегом.

Позавчера был День святого Валентина, значит, прошла середина февраля, и теперь солнышко будет пригревать все сильнее, дни станут дольше, запахнет весной. И каждый день приближал долгожданное тепло. А тут снег идет и идет бесконечно, словно весна никогда не настанет.

А, может, она и не настанет. Уже полгода в душе девушки царила серая унылая осень. И как бы она ни пыталась отвлечься от переживаний, как ни запрещала себе думать о человеке, который забыл про нее и уже, наверное, обзавелся семьей, каждое утро у нее начиналось с воспоминаний о том, как счастлива она была рядом с Глебом. Тогда время летело, и каждый день был лучше предыдущего. Каждый день был полон надежды, а теперь надежды не было – Оксана Глеба не ждала. Она просто помнила о нем и никак не могла забыть.