Мучения Минти Мэлоун

– Нет, для себя, мохевовое платье.

– Ну и как, Мелинда? – в комнату заглянул Джек.

– Пвовязала еще двенадцать вядов.

– Я имею в виду сценарий, Мелинда. Сценарий.

– О, все новмально. Очень ховошо. Не волнуйся – все отлично, Джек! – Похоже, ей показалось, будто она отмочила что-то смешное, потому что ее здоровенная туша затряслась от хохота.

– Мы пишем веплики для интеввью с бавонессой, – пояснила она. – По-моему, неспваведливо, когда у людей есть особые пвава и пвивилегии только потому, что они чьи-то водственники!

– Полностью согласен, Мелинда, – резко бросил Джек. – Вернусь через час, проверить сценарий.

– Какой-то он в последнее ввемя неввный.

– Да, немного.

– Вообще, я его тевпеть не могу, – прошептала Мелинда, перекидывая петлю.

– Мне кажется, он замечательный, – возразила я. Она скорчила рожу:

– Ладно тебе, Минти, можешь не пвитвовяться.

– Мелинда, – взъярилась я. – Ты хочешь, чтобы я помогла тебе с репликами, или нет? – Она была поражена резкостью моего тона. И сама я, кстати, тоже. Такое новое ощущение. И приятное. Мне понравилось, что я сама уже не такая... приятная. – Хочешь? – повторила я.

– М-м-м... Да, – промямлила она. – Конечно, хочу, Минти. У тебя так ховошо получается.

– Софи! – рявкнул Джек из кабинета. – Разбери, наконец, эти чертовы факсы. Вдруг там что-то важное!

Софи тайком болтала с кем-то по телефону и тихонько хихикала. Я встала и разобрала факсы, которых накопилась уже целая куча. Пресс-релизы дефиле и предпремьерных показов, приглашения на новые спектакли и кинофестивали, сообщения от агентов третьесортных звездочек и горы рекламы от издательств. Пока я разгребала эту кучу, факс пронзительно запищал, и показалось новое сообщение: «Суббота, бар „Кенди», вечеринка только для девушек! Вход в вечерних платьях». Вечеринка только для девушек? Наверняка там будет весело. В моем состоянии, когда шарахаешься от мужчин как от чумы, нет ничего лучше. Может, Эмбер пойдет со мной. Записав адрес бара, я опять принялась за реплики Мелинды.

– О'кей, все готово. Еще я придумала пять вопросов о праве голоса наследственных пэров.

– Спасибо, Минти, – просияла она. – Ты соквовище.

Вернувшись на место, я принялась за свои записи. Темой очередного репортажа было усыновление детей. Просматривая статьи, мысленно перебирая полезные контакты и кандидатов для интервью, я вспомнила о Хелен, которая никогда не скрывала, что ее удочерили. Не согласится ли она выступить в программе? Я позвонила в магазин. Трубку взяла Анна, помощница.

– Извините, – сказала она. – Хелен только что вышла.

– Хорошо, перезвоню завтра, – ответила я.

– Завтра ее не будет, – сообщила Анна. – Она уезжает на выходные. Поэтому и ушла пораньше.

– Здорово.

– Да. Она едет в Париж.

– Что ж, прекрасно. – Положив трубку, я подумала: «Так и есть. Хелен и Джо встречаются». Но мои размышления прервал Уэсли, который звонил из студии. Он был в отчаянии:

– Ты не подойдешь помочь мне?

Настроение мгновенно испортилось, окончательно. И тут я сказала себе: «Все, хватит! Довольно помогать другим. Больше я этого делать не буду. Надоело. Конец!»

– Уэсли, я очень занята.

– Но у меня завал. Не укладываюсь.

– Как-нибудь справишься.

– Без тебя я не смогу, – проныл он. О боже!

– И сколько у тебя лишнего времени? – смягчилась я.

– Немного.

– Сколько?

– Ну... примерно полчасика. – Полчасика? Господи! Программа длится всего сорок пять минут.

– Слушай, мне некогда, – ответила я. – Мне нужно обзвонить тысячу человек. Готовлюсь к репортажу.

– Пожалуйста, Минти, – канючил Уэсли. – Это в последний раз. Обещаю. И ничего не говори Джеку. У него стресс. Целый день крутит пленку в руках.

– Господи... Послушай, Уэсли. Я только что закончила исправлять реплики для Мелинды, а ведь это твоя работа.

– Знаю, Минти. Но я ничего не успеваю. Прошу тебя, Минти... – затянул он, – у тебя так хорошо получается.

– Но...

– Ты так быстро монтируешь.

– Слушай, мне нужно...

– Мне без тебя не обойтись.

– О... – Проклятье! Проклятье! Черт! – Хорошо, – прошипела я. – Но это в последний раз, Уэсли, – голос мой приобрел необычную твердость. – Ты слышишь меня? В последний раз! – И я швырнула трубку, а, подняв глаза, заметила, что все уставились на меня так, будто видят впервые.

– О, Минти, я знал, что ты не откажешь, – проблеял Уэсли, когда через пять минут я открыла дверь студии. Его блеклые голубые глазки затуманились от благодарности. – Ты такая милая, Минти, – повторял он, а я с упавшим сердцем оглядывала гору неотредактированной пленки. – Правда, Минти, из всех моих знакомых ты самый милый человек.

Октябрь

– Пожалуй, он на самом деле был милым человеком, – послышался голос Эмбер.

Я сняла пальто. Как обычно, она висела на телефоне. Наши телефонные счета сравнимы с государственным долгом Вануату.

– Понимаю, – серьезным тоном продолжала она. – Ужас какой. – Ужас? О чем это она? Обычно я не подслушиваю, но тут мне стало любопытно. Я пошла на кухню и поставила чайник.

– Да-да... ужасная трагедия, – сказала она. Трагедия? Да что стряслось? О чем она говорит?

–Да, точно, – подтвердила кузина. – Насмерть. – Кто-то умер? Что произошло? – На шоссе Ньюпорт-Пагнелл, – спокойно уточнила она. – Да-да, рядом с «Маленьким поваром». Врезался в аварийный грузовик. Зазевался, наверное, и все. Да... кошмар. Ну, я всегда говорила, что он не умеет водить машину. Хорошо, что не вышла за него, ведь там могла быть и я!

Чарли? Она говорила о Чарли. Это же ужасно. Ужасно.

– Да, жуткая трагедия, – повторила она. – Но чего в жизни не бывает.

– Эмбер, Чарли... погиб? – в ужасе спросила я, когда она положила трубку.

– М-м-м, нет, – виновато созналась она. – Не совсем.

– Но ты только что кому-то говорила, будто он умер. Я слышала.

– Ну... – она хитро прищурилась. – Я немного преувеличивала.

– Он пострадал?

– Нет-нет, я так не думаю.

– Попал в аварию?

– М-м-м... на самом деле нет.

– Эмбер, тогда почему ты сказала кому-то, что Чарли мертв? – Я была в шоке.

– О, просто притворилась, что он умер, – раздраженно бросила она. – Мне так легче пережить разрыв, понимаешь.

Это уже ни в какие ворота не лезло.

– Эмбер, – рассвирепела я. – Мне кажется, тебе не следует говорить знакомым, что Чарли умер, пока он жив.

– Ну, знаешь, – обиделась она. – Для меня он мертв.

– Извини, но, по-моему, это отвратительно, – высказалась я и пошла наверх, готовиться к вечеринке в баре «Кенди».

– Минти? – позвала Эмбер, когда я наполняла ванну. – Если бы Чарли умер... Как ты думаешь, он бы захотел, чтобы я пришла на его похороны? – Я не удостоила ее ответом. – И если бы захотел, – добавила она, – как думаешь, в чем лучше было бы пойти?

Я захлопнула дверь, разделась, залезла в горячую ванну и расслабилась, любуясь переливами радужной ароматной пены. И не в первый раз мне пришло в голову: замужество лишает нас многих маленьких радостей. Мне, к примеру, никто не приказывает, что и как делать. И это замечательно. Я могу не спать до двенадцати и даже после полуночи. Здорово, да? Ведь Доминик всегда ложился рано, в десять, а то и раньше, потому что плохо высыпался. Мы всегда первыми уходили с вечеринок, и я лгала, что не возражаю. А на самом деле была против. Но это же не его вина. Я все понимала. И конечно, не говорила ни слова, потому что любимого человека нужно принимать таким, какой он есть. Так все время твердил Доминик. Он внушал: «Ты должна позволить мне оставаться самим собой». Но теперь, когда прошло время, я стала ценить маленькие радости одиночества. Не требуется постоянно идти на уступки. Не нужно ходить по магазинам и готовить ужин. Или убивать полдня на поездки по Северной линии метро. Я свободна и могу самостоятельно принимать решения. Больше нет нужды во всем подделываться под Доминика. Быть хамелеоном, в психологическом смысле – менять окраску, чтобы подстраиваться под его настроение или пытаться предугадать. Теперь я могла делать, что пожелаю. Могла думать только о себе. Нежиться в ванной, вот так – хоть полчаса, хоть час. Отмокать, позабыв о проблемах. «Возможно, быть одной не так уж плохо», – подумала я, расслабившись. Как приятно, когда тобой никто не помыкает. Ни с чем не сравнимое ощущение. На самом деле...