Одинокое сердце

— А знаешь, что по-настоящему смешно? — говорила она, дрожа и глотая слезы. — Я. Это я оказалась марионеткой. Я была так уверена, что не влюблюсь ни в кого! Думала, не суждено — у меня были совсем другие планы на жизнь. Но явился ты и из кожи лез, заставляя меня изменить свои взгляды, а я была такой дурой, что слушала! Несмотря на все свои убеждения, наслушалась так, что решила изменить ради тебя свою жизнь, оставить друзей, дом, университет — все. Что ж, ты получил то, чего хотел, Мэтт. Я добралась до тебя, а ты — до меня. Кто же победил? Нет, — она почувствовала его невольное движение за спиной, — не беспокойся. Можешь забирать кубок победителя. Мне он не нужен.

— Сайен, — хрипло прошептал Мэтт. — Боже, Сайен, выслушай меня.

— Нет! — выкрикнула она и отпрянула, почувствовав его прикосновение. — Я уже вдоволь наслушалась! Возвращайся в свою жизнь и оставь мне мою!

Она ринулась прочь из комнаты, он бросился за ней, и, не представляя, куда бежит, она влетела прямо в раскрытые объятия Джейн.

Разумеется, ни она, ни Мэтт не снижали голоса в пылу гнева и в результате перебудили весь дом. Вот тебе и уединились, подумала она, дрожа как лист в руках подруги.

— Оставь ее! Что бы ты ни натворил, сейчас не время исправлять! — сказала Джейн Мэтту резким, повелительным голосом, какого Сайен у нее никогда не слышала.

Но тут она увидела Джошуа, выглядывающего из комнаты для гостей с таким видом, будто встретился со своим палачом, и ее собственный демон заставил вырваться из объятий Джейн.

Она подошла к нему, бледная и неистовая.

— То, что ты сделал по отношению ко мне, достаточно мерзко. Увидев, что отношения между мной и Мэттом изменились, ты мог бы прийти ко мне и во всем разобраться. То, что ты сделал по отношению к своему брату, — невыразимо, — сказала она ледяным голосом. — Это уже не шалость, Джошуа. Это подлость, сделанная тому, кто любит тебя, а такое не прощается. Я тебя не знаю. Когда-то мне казалось иначе, но это было ошибкой.

Видно было, что ее слова поразили Джошуа в самое сердце. Хорошо, подумала она, чувствуя, как содрогается от боли ее собственное сердце, хорошо.

Кто-то оттаскивал ее. Она оглянулась, не видя ничего, но все-таки позволила Джейн увести себя в спальню. Там, питаемая льдинками, кристаллизующимися поверх ее истерзанных чувств, она вырвалась и заявила:

— Оставь, я в полном порядке.

— По тебе не скажешь, — напрямик сообщила Джейн.

Сайен покрутила головой и зашагала к двери. Джейн рванулась за ней.

— Ты куда?

— Собирать вещи, — прорычала она. — Я ухожу отсюда, как только буду готова.

— Но куда ты пойдешь? Что будешь делать?

— Все равно! — выкрикнула она, но остановилась, уперлась локтями в стену и уронила голову на руки. — Поеду в аэропорт. Сяду там в автобус до Саут-Бенда. С Джошуа в одну машину я не сяду. Видеть его не хочу.

— Сайен, сейчас глубокая ночь. Ты даже не знаешь, ходят ли так поздно автобусы. Подожди хотя бы минуту и успокойся.

Сайен подняла голову и посмотрела на Джейн испепеляющим взглядом; она так неистово стремилась прочь из этого дома, что только любовь к Джейн удержала ее от резких слов. Подруга выдержала взгляд и спокойно сказала:

— Пожалуйста. Пять минут. Потом, если ты будешь настаивать, я оденусь и пойду с тобой.

Здесь к ней наконец вернулась частица здравого смысла. Она закрыла глаза: заслужила ли она такую подругу?

— Да, ты права, — сказала она, вдруг сгорбившись. — Не потащу я тебя среди ночи. Мы можем уйти утром, как только встанем.

Кровать Мэтта была достаточно широкой для двоих, и она провела в ней остаток ночи рядом с Джейн, горько иронизируя по этому поводу. С рассветом она разбудила подругу и потащилась в кабинет переодеться. Сунув ноги в босоножки, побросала остальные вещи в чемодан и почувствовала, как снова наворачиваются слезы.

Хватит! — она швырнула чемодан, давая волю злости. Нужно быть холодной, жесткой и злой. Позволить себе расчувствоваться — это слабость. Она выбралась из своей раковины и обнаружила, что огромный мир снаружи довольно жесток, значит, нужно вползти обратно. Пусть раковина кажется теперь тесной темницей. Она снова научится гордости одиночества. В конце концов, именно этому научил ее отец.

— Сайен, — сказал Мэтью.

Она ахнула, повернулась и выкрикнула:

— Прочь!

— Нет, — отозвался он. В утреннем свете были видны его потемневшие от бессонницы глаза и жесткие, изможденные черты лица. — Если я оставлю тебя сейчас, ты навсегда укроешься за своими барьерами. Вчера я сказал, что хочу тебя так, что темнеет в глазах. Помнишь?

— И что же? — горько рассмеялась она. — С тех пор мы кое-чему научились. Ты слишком легко приходишь в ярость, а я — легковерная дура. Так что? Хорошо, что мы поняли это сейчас, а не позже. Ладно, где же Джейн? Если она идет со мной, то ей лучше поторопиться, потому что я не собираюсь выслушивать эпитафий.

С подавленным вздохом Мэтт в отчаянии запустил руки в волосы. Похоже, он дошел до предела, но все же сумел выговорить:

— Позволь только сказать, что я очень сожалею! Я вел себя как последний дурак. Я разозлился, и мне тоже было больно, я потерял контроль над собой, представив тебя в объятиях Джошуа или любого другого мужчины. Неужели ты не можешь этого понять?

К счастью, он сказал то единственное, что вызвало воспоминание о прошлой ночи, — всплеск чувств при мысли о том, что у него может быть другая женщина. Отчаянное желание отделаться от него рассеялось, и она взглянула печально.

— Да, — вздохнула она, — могу. Но из того, что ты хочешь просить прощения, не следует, что я готова простить. А если бы и простила, теперь мы знаем, сколько зла можем причинить друг ДРУГУ.

— Но мы не причиняли зла друг другу прошлой ночью, пока все это не случилось, — тихо сказал он, поднимая голову. — Нам было хорошо, мы были полны надежд и начали строить что-то многообещающее.

— И оно взорвалось, обдав нас грязью, — добавила она, отвернувшись.

Мэтт ответил полным боли голосом:

— Все дурное, что когда-либо было между нами, происходило от непонимания; и нам, кажется, было очень хорошо, когда мы понимали друг друга. Разве ты сама не помнишь этого или решила отгородиться от всего, связанного со мной?

Сайен беспомощно потрясла головой, и Мэтт замолчал. Она понимала, что причиняет ему боль своим отрицанием; он и не скрывал этого. Но как избавиться от тяжелого кома, холодной змеей лежащего у нее в груди?

— На одну минуту обратись к здравому смыслу, — осторожно продолжал Мэтт, — и попытайся выслушать, несмотря на то что это исходит от меня. Вчера ты чувствовала себя совершенно иначе, будто находилась в другом мире. Кто знает, может быть, завтра ты снова почувствуешь себя по-другому. Давай дадим друг другу время успокоиться и осмотреться вокруг. Может, все будет выглядеть лучше, может — нет. Я знаю, что должен всерьез задуматься над такими вещами, как вера и учтивость. Давай по крайней мере пообещаем друг другу поговорить через пару дней без злости. Мы ведь можем сделать этот маленький шаг, хотя бы для того, чтобы сказать «до свиданья»?

Она закрыла глаза, потому что не знала, куда девать взгляд. Ведь предупреждала же себя пять минут назад: позволить себе расчувствоваться — значит ослабеть и заколебаться, и тогда все пропало.

— Ну, если только один телефонный звонок… — протянула она с сомнением.

— Привет, как дела? Ты была занята? Мне не хватало тебя, — мгновенно отозвался он с такой нежностью, что у нее готово было разбиться сердце. Что-то, несомненно, треснуло — не хрупкая ли оболочка старой, изношенной раковины? — Ты же знаешь, как это бывает. Увидишь, тяжело не будет.

— Похоже, я еще глупее, чем думала, — прошептала Сайен, подняв увлажнившиеся глаза на Мэтта.

Он стоял, отвернувшись, и не видел ее лица.

— Хорошо. — Как ему удается быть таким спокойным? — Я позвоню тебе во вторник или в среду, ладно?

— Л-ладно.

— Сайен, ты где? Я готова! — входя, сказала Джейн, и глаза ее потеплели, когда она увидела лицо Мэтта. — Стивен вернется в Саут-Бенд с Джошуа.