Бижутерия

— Мне надо остаться в школе: буду писать семестровую работу по истории, — заявила Эмбер. — Тряпки мне не нужны. А про фильм слышала, что он никудышный.

Возвратившись вечером домой, Джуэл направилась наверх — решила попытаться хоть что-то сделать.

— Мисс Джуэл, я услышала, что вы пришли. — Из кухни показалась домоправительница Нушка Крупа. — Как прошел вечер с девочками?

— Нормально. С Берил все в порядке. А Эмбер, как всегда, ершится. Кстати, завтра, после родительского обеда, они приедут сюда.

Нушка кивнула.

— Вам что-нибудь приготовить, мисс Джуэл? Вы выглядите усталой. Чашечку чаю?

— Было бы здорово. И несколько крекеров. Хочу поработать.

Наверху она достала блокнот с набросками, энергично взбила на кровати подушку, включила телевизор и, пробежавшись по каналам, остановилась на боевичке с сорвиголовой Эрролом Флинном [4]. Затем накинула ночную рубашку и легла в постель, положив на колени блокнот. Закрыла глаза и попыталась вызвать в воображении розовую огранку турмалинов. Однако удалось представить только блеск неоправленных камней на темно-зеленом бархате. Но неоправленные камни было совсем не то, что требовалось. Драгоценные камни должны были превратиться в такую искрометно-уникальную вещь, которая бы соответствовала образу «Бижу».

Творческое воображение покинуло ее несколько месяцев назад. Будто рассеялось за одну ночь. И теперь Джуэл пыталась его подделать, варьируя старые модели. Пока никто не заметил. По крайней мере ни у кого, кроме Майка, не хватило духу заявить об этом вслух. Но все это впереди, если в ближайшее время не вернется магия творчества.

Джуэл открыла глаза и постаралась мысленно перенестись в мелькавший на экране телевизора мир пиратов. Дело, кажется, происходило в Испании семнадцатого века. Она стала представлять испанскую королеву: как бы та выглядела и какой обширной была бы коллекция ее драгоценностей. И принялась набрасывать в блокноте, стараясь сосредоточиться на старинном облике вещи: ажурном золотом витье в сочетании с более современными турмалинами или, быть может, оливинами или цаворитами.

Но ничего не получалось. В рисунке отсутствовало вдохновение. Джуэл со вздохом отбросила карандаш. Снова разболелась голова. «Куда это запропастилась Нушка с чаем?» — подумала она.

Смежила веки и попробовала разобраться в том, что с ней происходит. Какими миленькими были ее дочери в детстве и какой трудной сделалась Эмбер теперь. Каким обходительным казался Аллен, когда они только сошлись, и как безумно она в нем нуждалась. Каким преданным другом был ее партнер Эдвард Рэндольф и как грубо она обращалась с ним в те дни.

Мысли перескочили на старинную подругу Анну Макнил, которая сейчас настолько ее ненавидела, что даже желала смерти. И ее брата Хэдли Макнила — свою величайшую в жизни любовь, человека, исчезнувшего из ее окружения. И еще, конечно, на Кэтлин Коламбиер, которая спит и видит, как бы сплясать на могиле «Бижу интернэшнл». Она вспомнила романтичного Сашу Робиновски — невыносимого отца ее дочерей, — который снова угрожал нарушить душевное равновесие. Что изменилось в отношениях с этими людьми? Куда ушли все ее чувства? Джуэл вспомнила, каким сексуальным любовником казался ей Майк Маршалл и какую скуку навевал теперь. И о навязчивой преданности помощницы Мег.

Какой же она все-таки сделалась сучонкой!

Не за горами сороковой день рождения, и Джуэл размышляла, что делать с собой и со своей жизнью. С чем-то придется расстаться, хотя бы для того, чтобы «Бижу интернэшнл» не утонула под грузом ее огромного «эго». Чтобы стряхнуть с себя скуку, надо завоевывать новый потрясающий мир. Джуэл понимала, что должна примириться с окружением, в котором она обитала. У нее было все, но она ничему не радовалась.

Вот если бы кто-нибудь мог влить в нее немного чувства и теплоты! Душа была мертва, как и ее творческое воображение. Джуэл хотела снова научиться волноваться за себя и за тех, с кем делила жизнь. Но — вот здесь-то и зарыта собака — она ни с кем не разделяла жизнь. Она управляласобой и другими.

Внезапно накатила волна дурноты. Джуэл кинулась в ванную. В мозгу промелькнула мысль о том, что за обедом попался испорченный моллюск. Пищевое отравление.

Но в ванной сильно закружилась голова и глаза заволокло сероватое облако. Джуэл ухватилась за раковину и, давясь, попыталась дойти до унитаза. Однако колени подогнулись, и она рухнула на выложенный белой плиткой пол. И беспомощно ощущала, как меркло сознание и она погружалась все глубже и глубже в бездонную тьму. Затем тошнота и головокружение отступили; их сменили дезориентация и странная эйфория. Джуэл чувствовала, как в голове, в полной темноте, плавал золотистый свет.

Потом услышала, как кто-то звал ее по имени: Мадди… Мадди…

И потеряла сознание.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1960–1978 годы

Глава 1

1960 год

— Мадди! Мадди! Тебе пора бежать домой.

Мадлен Кэтлин Драгумис оторвалась от книги и подняла глаза.

— Неужели так поздно, мисс Латем? Я совсем потеряла ощущение времени.

Джейн Латем улыбнулась маленькой воспитаннице-пятикласснице. Мадди была для нее загадкой. Ее познания оставляли желать лучшего, но она настолько горела желанием исправиться, что учительнице не хватало духу оставить девочку на второй год. Мадди с упоением читала все подряд, однако как только дело доходило до письменного изложения, правописание оказывалось ужасающим, а грамматика ни с чем не сообразной. Правда, ей хорошо давалась математика. Девочка словно наслаждалась цифрами, особенно когда Латем задавала классу упражнение на работу с воображаемыми деньгами, чтобы школьники учились вести бюджет. Мадди всегда первой в классе рассчитывала, как потратит сумму до последнего пенни.

Больше всего на свете Мадди любила читать книги и рассказы в журналах о богатых и преуспевающих людях. Ей нравилось думать о деньгах. Но судя по тому, как девочка одевалась, Латем понимала, что она их видела в жизни не много. Нельзя сказать, чтобы большинство детей в школе Грин-Маунтин могли похвастаться зажиточными семьями, но Мадди выглядела хуже других. В этом уголке Пенсильвании никогда не было высоких доходов. А с закрытием единственной в городе фабрики чуть ли не каждый житель оказался в бедственном положении. Да и сама Латем последние недели рассылала письма в надежде найти педагогическую работу в более благополучных районах штата.

— Половина пятого, дорогая. Нам пора закрывать школу. Пошли, я тебя подброшу. Если выполнила всю остальную работу, можешь взять с собой эту книгу.

— Спасибо, мисс Латем, я лучше прогуляюсь.

— Не стоит. Скоро стемнеет. А ты ведь живешь на другом конце города. Собирайся. — Джейн помолчала. — К тому же я хочу поговорить с твоей матерью.

— Ах вот как… э-э… ее не будет дома… мама получила место официантки в Томасвилле.

Джейн Латем заперла за собой дверь классной комнаты. Близился День благодарения [5], а Мадди была без пальто — только в выцветшем до белизны нейлоновом свитере поверх хлопчатобумажного платья.

— В какое время мать будет дома?

— Скоро. К ужину, — быстро проговорила девочка.

Учительница пожала плечами:

— Ладно, поговорю с ней в другой раз. Передай, чтобы она мне позвонила и назначила встречу. Но тебя я все равно подброшу. На улице ужасно холодно, чтобы разгуливать в таком виде.

Мадди не хотела, чтобы учительница знала, где она живет. С другой стороны, в такую стужу ходить совсем не мед. И чтобы решить дилемму, она с благодарностью приняла предложение, но попросила высадить ее в двух кварталах от дома, у магазина Джонни. Сказала, что ей надо купить к ужину кое-какие продукты.

Как только машина мисс Латем скрылась из виду, Мадди задами по темным переулкам пробралась к дому. Впрочем, «дом» — было сказано слишком сильно. Сейчас он являл собой скорее городскую развалину, правда, из лучших. И Мадди делила ее с ничейной кошкой, которую нашла и назвала Скрэппи. Раньше под крышу на ночь иногда забредал какой-нибудь бездомный, и они со Скрэппи тихонько прятались в тайной каморке в подвале, пока утром не удавалось незамеченной выскользнуть в школу. Но теперь город совершенно обнищал и весь дом был в ее распоряжении. Бродяги миновали Грин-Маунтин по железной дороге на запад или на восток: все знали, что у них милостыней не разжиться.