Нокс - 4 (ЛП)

Я почему-то не удивлен, когда в течение нескольких минут Мари отвечает на стук. Такое впечатление, что она сидела на кухне и ждала, пока кто-то постучит в ее дверь. Ей достаточно одного взгляда на мою рубашку, окрашенную кровью Бруно и Джона, чтобы начать плакать.

Я ловлю ее в свои объятия, прежде чем она упадет, крепко держу ее, и не могу не думать о своей матери. Она была бы опустошена, узнав о смерти Джона. По крайней мере, сегодня я разобью на одно сердце меньше.

Поддерживая ее, я закрываю дверь и веду ее в тускло освященную гостиную. Усаживаю ее на коричневый кожаный диван, на котором, видимо, сидел Джон, когда болел за Yankees. Я приседаю перед ней, чтобы моя одежда не испачкала ее мебель, и беру ее за руку.

— Мари, мне очень жаль. Я пытался защитить его, но ты ведь знаешь Джона. Он все любит делать по-своему. И не слушает ничьих приказов.

Она смотрит на мою ладонь, слезы бегут по щекам, пока она молча переваривает мои слова. Потом она сжимает мою руку, и смотрит на меня.

— Я миллион раз представляла себе этот день, но никогда и подумать не могла, что это ты будешь держать меня за руку. — Она делает глубокий вдох. — Не думаю, что сегодня кому-то из нас удастся поспать. Пойдем, выпьем со мной эспрессо. Я хочу услышать от тебя лучшие истории о Джоне.

Я сижу за столом в ее идеально белой кухне, пока она готовит нам кофе. Когда она подходит к столику с нашими напитками, и садится напротив, на ее щеках нет и следа влаги.

— Когда мне было шестнадцать, Джон взял меня в лавку Генри, — начинаю я, и она встревоженно качает головой. — Подожди, все не так страшно.

— Уверена, что так и есть. Продолжай.

Я делаю глоток эспрессо, вдыхая теплый аромат, и продолжаю.

— Я только что получил водительские права и просто бредил собственной машиной. Моя мама не могла позволить себе купить мне машину, хоть и постоянно работала. — Я смотрю на нее, пытаясь увидеть, стало ли ей некомфортно от упоминания имени моей матери, но она просто смотрит на стол. — Но, в любом случае, я умирал от желания работать с Джоном.

— Я думала, эта история будет поинтересней, — дразнит меня Мари.

Я смеюсь, продолжая рассказывать ей историю о том, как Джон помог мне получить мою первую законную машину, Mustang 67-го года. Я каждую ночь и каждые выходные в течение четырех месяцев проводил в гараже, возился с машиной, пока она не стала мурлыкать как котенок. Все, что он просил взамен, так это первым прокатиться на этой малышке.

Мари смотрит на крошечную чашку эспрессо в своих руках, переваривая эту историю о простом жесте доброты. Как будто она пытается сопоставить образ Джона из моей истории с образом жестокого Джона Венето, которым его выставляли в новостях или заботливого мужа, которого она любила с тех пор, когда еще была подростком.

— Мы никогда не знаем кого-то до конца, ты ведь понимаешь? — она слегка улыбается, вертя чашку в руках. — Я думала, что знала, каким он может быть подонком. И пока он не понял, что может попасть в тюрьму до конца жизни, я не увидела Джона, в которого влюбилась двадцать девять лет назад. Ребенка, который каждый день провожал меня домой после школы, и ждал, пока мне исполнилось семнадцать, прежде чем пригласить на свидание. За кем же, черт возьми, я была замужем все эти годы? Это уж точно был не тот ребенок и не тот человек, который помог тебе с твоей первой машиной.

— Мари, все мы делаем ошибки. Важно, что он все же любил тебя.

— Марко, любви не достаточно. Любовь это только чувство. Это следует расценивать только как руководство к действию. У Джона был извращенный способ любви ко мне. — Она поворачивается ко мне и смотрит в глаза. — Не повторяй нашу ошибку. Не причиняй боль моей маленькой девочке.

— Никогда. И я собираюсь найти ее, Мари. Я не перестану искать ее, пока не верну домой в полной безопасности.

Она закрывает глаза и хватает себя за переносицу, нажимая кончиками пальцев в уголках глаз. Затем она издает тихий вздох, и опускает руку. Какое-то время я сижу с ней, пока она делиться со мной своими рассказами и периодически плачет. Все они о ней и Джоне, о том времени, когда они были детьми, но последняя её история обо мне.

— Не могу поверить, что забыла рассказать тебе это, когда ты приходил в последний раз. Спустя несколько лет после смерти Эллы, может четыре или пять, Лори Франко показалось, что она видела кого-то, похожего на тебя, снующего рядом с твоим старым домом. Я сказала об этом Джону, и он сказал, что это невозможно, ты живешь в другой стране, и не желаешь иметь ничего общего с этим местом. Это был ты?

Я вспоминаю последний раз, когда я тайком пробрался в Бенсонхерст. Это было пять лет назад. Я тогда только начинал строительство империи Knox Security по всему миру. Это была моя первая ночь в Нью-Йорке, и я не смог удержаться. Я должен был взглянуть на свой старый дом. Я хотел знать, счастливы ли люди, живущие там. Я хотел знать, что кто-то может быть счастлив в том самом месте.

У меня было какое-то сумасшедшее убеждение, если я взгляну в окно и увижу семью, которая смотрит телевизор или обедает вместе, это будет означать, что я должен отказаться от мести. Это значило бы, что призрак моей матери ушел, она нашла покой, я мог бы отпустить ее и двигаться дальше.

Но, когда я заглянул в окно, в гостиной на диване сидела молодая девушка подросток. Она прижимала колени к груди и плакала. Он выглядела совсем не похожей на Ребекку, но я, почему-то подумал о ней. А затем я вспомнил Джона, и то, что он сделал с Фрэнком Майнеллой. Он не хотел, чтобы я прекратил это. Он хотел, чтобы Тони умер.

— Да, это был я, — говорю я, глотая комок в горле.

— Это место закрыто уже почти два года, и никто с тех пор там не был, — продолжает Мари, собирая наши чашки. — Но вчера я видела там каких-то парней, и я думала, что это твои ребята.

— Ты видела вчера там каких-то парней?

Ее брови в замешательстве поднимаются.

— Это были не твои люди?

— Бл*дь! — от испуга ее глаза округляются. — Прости, Мари. Я не хотел тебя напугать.

— Думаешь,…думаешь, они держат Ребекку там?

Я качаю головой, пытаясь усмирить безумную надежду, зарождающуюся во мне.

— Я не знаю. Но я обязательно выясню.

Я встаю, и иду к двери, Мари семенит за мной.

— Разве ты не должен взять подмогу? Ты не можешь идти туда один.

— Снаружи меня ждет человек. — Я поворачиваюсь к ней лицом, когда открываю дверь. — Оставайся здесь. Не отвечай на телефон и никому не открывай дверь. Ты поняла меня?

Она кивает, и я сквозь волнение, я вижу проблеск надежды в ее глазах

— Будь осторожен.

— Буду.

— И, Марко?

— Да?

— И не проявляй к ним никакого сострадания.

— Не буду.

Глава 5

Ребекка

Они перевозят нас. Наконец-то!

Потребовался небольшой план, и несколько дней голодовки, но наконец-то мы с Литой заставили вытащить нас из этого подвала. Вчера мы обернули наш завтрак, тосты и яйца, огромным количеством туалетной бумаги и спустили их в унитаз, от этого он засорился. Затем мы подсунули тарелки обратно под дверь, смочив кусок туалетной бумаги кровью. Это был кровь из моего пальца. Но это привлекло их внимание.

И, наконец-то, когда один из идиотов пришел забрать наши тарелки, мы услышали его голос.

— Какого хрена?

Мы закричали ему, что у нас критические дни, и что наш туалет засорился. Ни вчера, ни сегодня мы от них ничего не слышали.

Мы уж было подумали, что ошиблись, но потом увидели напечатанную на компьютере записку, два шелковых капюшона и две пары наручником, просунутых под дверь. В записке говорилось, что мы должны снять нашу обувь, одну руку пристегнуть к трубе под раковиной, а второй натянуть на голову капюшон. Ночью они перевезут нас в другое место. А это значит, что наш план сработал!

Они дали нам на все десять минут, а потом должны спуститься к нам. Этого момента мы и ждали. Это наш шанс сбежать.