Растворяясь во мне (ЛП)

видом на поля винограда, которые, казалось, были бесконечными.

- Ну и как?

Мы перешли от салата к обмену лепешками со свежими местными томатами,

артишоками, луком, грибами, покрытыми травами и слоем свежей домашней моццареллы.

- Невероятно, - сказала я. - Я даже не могу назвать это пиццей.

- Более здоровая ее разновидность. Еще вина?

Я кивнула, а не сказала, кусая уже в очередной раз.

Мы насладились несколькими минутами тишины, а потом я спросила Макса, пишет

ли он все еще сценарии к фильмам.

- Все время.

- Ты собираешься снять один из них?

Макс глотнул вина, поставил бокал на стол, и тяжелый вздох покинул его рот.

- Вероятно, нет.

- Почему?

- Сейчас я пишу только для себя. Думаю, я сказал все, что хотел сказать в фильмах,

которые уже сняты.

Было что-то в его лице, что сказало мне – он не хочет разговаривать об этом. Может

быть, что-то типа сожаления, или раскаяния, или… может, истощения.

- Не уверен, как долго собираюсь заниматься этим, - сказал он. И быстро добавил. –

Но это только между нами.

Я представила, что фильм, который он снимет с нашим клиентом, Жаклин Матерс,

может быть его последним. Я прочитала сценарий и подумала, что это может стать

удивительным фильмом. Думать о том, что я сыграла какую-то небольшую роль в

создании того, что может стать последним фильмом Макса Далтона, было захватывающим

и пугающим в то же время.

Наиболее важен, однако, тот факт, что он явно поделился секретом со мной. Он

доверял мне достаточно, чтобы рассказать о том, что он подумывает выйти из бизнеса. Нет

никакой возможности, что я разрушу его доверие.

- Хорошо, - сказала я. – так ты пишешь для себя. И все эти сценарии повсюду у тебя

валяются?

- Нет, не валяются повсюду, - он улыбнулся. - Я храню их все в ящике письменного

стола. Который, - добавил он. - Заперт, так что, даже не думай украсть и продать их на

Ebay.

- Чего?

Макс от души рассмеялся.

- Боже, с тобой весело дразниться, ты знаешь это?

- У нас неплохой стеб.

- Да, это так.

Он поднял свое вино, мы чокнулись и выпили.

Мы провели, по крайней мере, еще один ленивый час, разглядывая виноградники,

разглядывая друг друга, поддерживая, по большей части, легкий разговор.

- На что он способен?

Я пожала плечами.

- Что ты имеешь в виду?

- Ты рассказала мне, что он сделал той ночью, но там есть что-то еще?

- Нет.

Его брови приподнялись.

- Честно?

- Честно. И я бы предпочла не разговаривать о нем сейчас.

- Оливия, если я буду защищать тебя, я должен знать…

- Я не нуждаюсь в твоей защите - сказала я, немного более едко, чем предполагала.

– Если он вернется, я вызову копов.

Макс покачал своей головой.

- Они ничего не сделают. По крайней мере, пока он не пересечет последнюю черту

и попытается причинить тебе боль, или, на самом деле, навредит тебе.

Я знала, что он был прав. К тому же, был главный аспект, почему я держала его

подальше от моей семьи.

Но в этот раз, тем не менее, сейчас, когда Крис появился в Лос-Анджелесе, я начала

думать, что вероятно, там было намного больше одержимой, управляемой злости. Но, что

мне делать? Рассказать об этом страхе Максу? Что тогда? Я точно не знала, на что вообще

Макс был способен. На самом деле, я хотела, чтобы Крис убрался обратно в Огайо, и

оставался там.

В равной степени, я хотела уйти от темы Криса. Это должно было быть

воображаемое бегство в выходные. Они так начались, но Макс беспокоится насчет Криса и

отвлекся. Я должна вернуть вещи на свои места.

- Расскажи мне побольше о себе.

Он посмотрел на меня.

- Что ты хочешь узнать?

Я секунду раздумывала над этим, потом ответила:

- Обо всем.

- Это долго.

- Мы торопимся?

Макс улыбнулся и глотнул своего вина. Потом он рассказал историю своей жизни.

3.

Оказывается, что он тоже со Среднего запада. Так что у нас было кое-что общее. В

тот день, когда я встретила его, позднее я отправилась на поиски его в Интернете, я не

видела никакой информации об его происхождении, кроме его возраста. Его страничка в

Википедии состояла в основном из профессиональных данных, тогда мне было это

интересно, но теперь мне нужно было узнать больше о Максе-мужчине, а не Максе-

Большой-Голливудской-Шишке.

Он был единственным ребенком. Его отец занимался продажей одежды для

мужчин, его мать была учителем, оба, из которых хотели, чтобы Макс пошел в колледж и

получил степень по бизнесу. Но Максу это было не интересно.

Большинство его подростковых лет прошло в кинотеатрах и библиотеках, поглощая

фильмы и литературу. Он был абсолютно увлечен идеей о выборе персонажей и истории,

выходящей, казалось бы, из ни откуда. Он сказал, что помнил ночи в кровати, таращась в

потолок, в полном изумлении, что великие фильмы и великие книги начинались с пустой

страницы, и чьи-то мысли, желания и мечты заполнили страницы в виде персонажей и

истории.

Кое-что из ничего. Даже плохие книги и плохие фильмы были продуктом чей-то

тяжелой работы и воображения, так что, по мнению Макса, они заслуживали уважения,

даже если они лично к нему не обращались.

Он начал заполнять тетради идеями, - сюжеты, персонажи, сцены, - все огромная

мешанина из вещей, которые текли из его головы, когда ручка касалась бумаги. Так он

проводил большую часть своего свободного времени. Даже несколько раз это было время,

в которое он должен был учиться.

Когда ему исполнилось шестнадцать, он прекратил ходить в церковь, к огромному

разочарованию своих родителей. Это не было его отказом от его воспитания, поскольку у

него было новая направленность. Все, что он хотел делать, - это писать и любое время,

которое он тратил не на это, по его мнению, было зря потраченным. Когда он озвучил свое

желание прекратить проводить по два-три часа каждое воскресенье в церкви, разгорелась

огромная дискуссия, и он ушел из дома на три дня.

- Я должен был вернуться. У меня не было денег, а дома была еда, - сказал он мне с

ухмылкой.

Его родители были счастливы, что он вернулся домой, по крайней мере, в первую

ночь. На следующий день он начали раздавать указания: больше школьных заданий,

меньше времени играя в то, что его отец называл «время-потраченное-на-писанину», и

главным требованием стало – продолжить ходить в церковь.

Макс сдался. Он продолжил ходить в церковь, но проводил больше время

занимаясь написанием в голове. Тогда он и осознал, что его память, как стальной капкан –

он мог записывать мысли, даже редактировать их, и когда он приходил домой, он мог

неистово строчить их в круговороте восторга.

- Это было подъемом, - сказал он. – Тот факт, что я мог делать это, был большим

доказательством для меня, что я был рожден, чтобы стать писателем.

Итак, это работало некоторое время. Потом пришла неизбежная схватка с его

родителями о том, в какой колледж он поедет учиться. Они, конечно, хотели, чтобы он

пошел в местную, государственную школу, куда бы пошел его отец, если бы у него были

умственные способности и деньги, когда он был в возрасте Макса. Макс был непреклонен

в своем желании пойти в киношколу. Его родители сказали, что нет ни малейшего шанса,

что они станут платить за него, если он пойдет в Калифорнийский колледж в Лос-

Анджелесе, где Макс хотел начать свою студенческую работу, а потом представить ее

киношколе на своем первом году обучения, как было указанно в требованиях к

поступающим.

Его родители даже не хотели, чтобы он подавал заявление в Калифорнийский

колледж, но он отправил его вместе с гонораром, оплаченным из его сбережений от