Сердечные риски, или пять валентинок (СИ)

- Увы, не обошлись. Пары дней хватит, чтобы утрясти образовавшийся форс-мажор, а потом я надеюсь, что… - Савельева прервал звонок стационарного телефона на моем столе.

- Простите, - я извиняюще улыбнулась, подняв на него глаза, и сняла трубку.

Две или три минуты он нетерпеливо топтался рядом, читал распечатки таблиц отчетов, сложенные в лотке, беря из стопки по одной и аккуратно укладывая на место. Ждал, когда я закончу. Но звонили по поводу намечающейся акции, менеджер одной из торговых точек, разговор в этом случае коротким никогда не выходил. В конце концов я снова взглянула ему в лицо.

Бездонные серые глаза, безмолвно вопрошающие о чем-то. Я замерла, едва слыша свою собеседницу. Воспользовавшись моей невольной заминкой в телефонной беседе, Вадим тихо произнес:

- До встречи, - и ушел.

Еще долго вспоминала этот его взгляд. Понимала, что, не будь я занята разговором, наше прощание вышло бы иным. Но каким?

В обеденный перерыв на следующий день получила от него смс: «Здесь ужасно метет. Не потому ли, что вы не пожелали мне удачи?» Взвинченная, ошеломленная, я долго обдумывала, следует ли мне отвечать. Все же спустя час набрала, усмиряя дрожь в пальцах: «Удачи!»

Очень необычно, насколько мы сблизились за столь короткий срок. Так необычно, что возможно, это всего лишь очередное мое заблуждение.

Вечером в пятницу я достала из шкафа платье, в котором собиралась появиться завтра, придирчиво оглядела его сзади и спереди, но не возникло желания примерить. Рассеянно отметила: вырез на спине так глубок, что от колготок придется отказаться, пара же черных чулок должна лежать где-то в ящике комода. Нашла черный клатч, припоминая, что ему уже лет пять или даже шесть. Еще раз обула новые черные туфли с ремешками и вставками на носках в тон платью, прошлась по квартире.

Нет, я не чувствовала себя комфортно, готовой выставить себя на этот своеобразный аукцион оценивания моих качеств как личности и профессионала через оценивание элитарности своего наряда и ширины улыбки. Представила, как буду поддерживать беседу, все время мысленно возвращаясь к вопросу, верит ли мой собеседник распускаемым обо мне слухам.

Отторжение. Усталость.

Единственный человек, с кем можно поговорить по-настоящему, с кем вообще хотелось бы говорить, будет очень занят. Ведь это его вечер. И даже если бы был не его… Я уже решила, что в наше общение будет лучше вернуть прежние границы, пусть много раз сама же и нарушала это решение, не желая ранить его.

Когда я ложилась, позвонила Люся, чтобы засыпать меня последними советами по макияжу и укладке:

- Аринка! Если ты не распустишь волосы, я доберусь до тебя, слышишь? – напутствовала сестра.

Я сонно улыбалась, слушая ее угрозы:

- Мне интересно, как ты узнаешь, если я не распущу?

- Уж как-нибудь, не волнуйся. Загляну в волшебное зеркало свое.

Мне было и приятно и  беспокойно от того, как настойчиво, слепо, с детской наивностью деля мир на черное и белое, Люся пытается устроить мою жизнь.

***

- Кто-то скажет, что четыре года – это ничто, пустячный, смешной срок, который ни о чем не говорит и не является гарантом стабильного радужного будущего. И будет прав. Но для «Мэнпауэр» эти четыре года значат очень многое. Они означают, что мы прошли первый этап, миновали прибрежные рифы и опасные течения. Преодоленные трудности проверили нас на стойкость, ловкость и сообразительность. Эти четыре года – наша первая мудрость, а ее мы положим в специальный сейф и будем при всяком необходимом случае вытаскивать и, возможно, хвастать, а возможно, использовать по назначению, то есть для того, чтобы двигаться дальше. Так что вперед, коллеги, друзья, болельщики и деятели!

Заканчивая речь, Вадим Савельев сверкнул улыбкой и поднял свой бокал шампанского, в ответ собравшиеся в фуршетном зале сделали то же самое. На экране за спиной Вадима замелькали фото: стены агентства, лица обнимающихся с улыбками или же погруженных в работу сотрудников, тренинг-зал с коллективными снимками промоутеров – множество кадров рабочей рутины и постановочной съемки.

Как только мой руководитель умолк и ушел со сцены, ее тотчас же заняли музыканты, к микрофону скользнула певица. Зажужжали голоса, послышался смех, мои коллеги и гости немного расслабились, задвигались, часть столпилась у столов с едой и напитками, и толчея усилилась, будто обтекая небольшой прямоугольный зал, заполненный смесью запахов туалетной воды, кожи, нарезанных фруктов, сыра и колбас.

Официальная часть корпоратива вышла краткой и емкой. С днем рождения «Мэнпауэр» поздравили все отделы агентства, вернее, представители каждого, звучали стихи, разыгрывались шарады, даже частушки пелись. Вадим Савельев, «наш дорогой и обожаемый руководитель», как объявила перед его выходом Кира, облаченная в максимально открывающее грудь и ноги платье цвета баклажана, держал слово последним.

Он выбрал тот красный галстук. Я думала, что он предпочтет синий, но, возможно, красный цвет лучше отражал его настрой. Сегодня Вадим буквально горел, искрился и поспевал везде и всюду. Сыпал шутками, пожимал руки. Серые глаза сияли, с лица не сходила улыбка. Темно-серый костюм, белая сорочка и красный всполох галстука – захватывающий контраст сдержанности, рамок и страсти, стихийности. Да, действительно, в этом – он, Вадим Савельев…

Один раз наши взгляды пересеклись, долго не отрывались друг от друга. Потом его скользнул вниз, к моим ногам, неторопливо поднялся вверх, оценивая. Вадим не улыбнулся, продолжая глядеть на меня пронзительно и как-то требовательно, улыбнулась я, кивнула ему, отвернулась к кому-то, кто на тот момент отвлек своей репликой, адресованной моему платью.

Странное ощущение, будто кожа нагрелась под его поглотившим всю меня взглядом, не проходило, как бы я ни прогоняла его.

Звон посуды, негромкий гул разговоров, смешки скоро перекрыла зазвучавшая со сцены музыка, к которой после нескольких начальных тактов присоединился голос певицы. Я отошла к небольшой нише между столом и ложным окном, задрапированным присборенными шторами горчичного цвета. Чтобы чем-то занять руки, водила большим пальцем по фужеру с шампанским, с которого просто сняла пробу, когда прозвучали финальные слова Савельева, - хрусталь пока еще хранил прохладу шипучего вина. Наблюдала за людьми вокруг, понимая, что необходимо влиться в атмосферу общего непринужденного, заигрывающего общения, но не торопясь с этим.

Он разговаривал с двумя мужчинами, стоя у противоположного края фуршетного стола, я их видела впервые, наверное, приглашенные гости, представители тех компаний, для которых и работает наше агентство.

В целом мне понравилось то, насколько разумно все организовано, чувствовалось, что празднество удалось. Зал, достаточно просторное помещение с высоким потолком, был оформлен в нераздражающей белой, бежевой, золотистой и горчичной цветовой гамме, вазоны со скромными цветами, никаких воздушных шариков. Еще в начале вечера Кира пояснила, что развлекательный комплекс, в котором проходил корпоратив, забронирован полностью до одиннадцати вечера, а значит столы для русского бильярда, для пула и дорожки для боулинга в нашем полном распоряжении. Единственное исключение – бар, за коктейли оплата из собственного кармана.

На данный момент меня никуда не тянуло, хотя Артем и сопровождавшая его пухленькая светловолосая девушка, представившаяся Сашей, милая, но показавшаяся мне зажатой и боязливой, звали с собой сыграть в восьмерку. Мне не хотелось вклиниваться в их возможный второй совместный вечер.

Вадим все еще разговаривал. Теперь – с Машей Ларионовой и, по всей видимости, ее супругом. Кажется, тот работал в отделе кредитования «Сбербанка»…

Нет, сегодня не совсем подходящие обстоятельства для очередной нашей беседы – столько глаз и ушей кругом. Кира ястребом отслеживает, подойдет ли он ко мне, не уставая стрелять глазами то в мою, то в его сторону. И даже если случится так, что мы заговорим друг с другом… Савельев вряд ли будет вести себя со мной нейтрально, ведь так давно запланированный разговор о необходимости держаться в рамках деловых отношений, откладывался и откладывался.