Сколько стоит любовь?

Его рот, приникший к ее соску – горячий, тянущий, требовательный.

Ее широко открытые глаза – затуманенные желанием, манящие, ждущие.

– Сирена, встань.

Она повиновалась. Он быстро сорвал с нее бюстгальтер и бросил его в сторону, потом стянул слаксы. Сирена тоже помогала ему освободиться от одежды.

Он был великолепен! Сильное, мускулистое тело, гладкая упругая кожа. Он стоял перед ней, гордый своим телом. Жаждущий.

И снова из глубины ее груди вырвался вздох.

– Как ты красива, – прошептал он.

Не я – ты!

Теперь его руки лежали на ее бедрах, тянули вниз. Он знал, как погасить бушующие в ее теле пламя. Она закинула голову и обхватила руками его плечи, вскрикнула, когда его влажный язык пробежал по ложбинке между грудей вниз, к животу. Она едва держалась на дрожащих ногах.

– Не здесь. В спальне.

Да. О, да!

Он взял ее за руку и повел. Она спотыкалась, может быть, они оба спотыкались. Ей хотелось, чтобы он взял ее на руки, и все же хотелось вот так брести вместе с ним.

Простыни, подушка – все пахло им.

Она легла на его постель, приподняв колени, протянув руки к нему навстречу. В его глазах горел огонь – и она сама сгорала от желания, видя этот огонь. Она могла дотянуться рукой до его великолепного тела, но он все еще стоял неподвижно. О чем он думал?

Он наклонился и положил ладонь на ее живот, нежно перебирая пальцами, пока ей не стало казаться, что они проникают в самую глубину тела. Ниже, еще ниже – пальцы погрузились в волосы между ногами.

Она перестала дышать.

– Цыганка моя.

Пальцы скользнули еще ниже, нашли самое сокровенное. Теперь он знал, что она готова принять его.

Кровать прогнулась, она протянула руки и почувствовала на себе тяжесть его тела, и все ее тело содрогнулось от нетерпения.

– Грейндж. Ну же! Прошу тебя.

Кожа Грейнджа была соленой от пота – его ли, ее ли – она не знала и не хотела знать. Когда она провела языком по его плечу, он повернул к ней голову, и его губы тронула ленивая улыбка. По свету, льющемуся через застекленную крышу, она поняла, что было раннее утро.

Должно быть, они спали совсем немного, но она не чувствовала усталости. Это было удивительно – ведь они так долго любили друг друга. И только когда Грейндж притянул ее ближе, предложив свое плечо вместо подушки, она ощутила, что все тело ноет, как будто она всю ночь занималась гимнастикой.

Совсем особой, прекрасной гимнастикой.

– Кажется, я не смогу встать, – прошептал он ей на ухо. От его дыхания она вдруг почувствовала, что ее тело снова готово принять его.

Нет, вставать совсем не хотелось. Но придется, иначе он поймет, чего ей стоила эта ночь.

– Тебе действительно надо идти на работу?

– Действительно надо. А ты…

Она могла бы сказать, что собирается проваляться в постели до вечера. Но, возможно, Грейнджу это будет неприятно, ведь ему-то придется весь день работать, встречаться с людьми. Она не хотела, чтобы он работал. Человек, который был способен заниматься любовью так, что заставил ее забыть обо всем на свете, заслуживал лучшей участи, чем скучные деловые встречи.

Она спасет его – купит швейцарское шале и станет там жить вместе с ним.

При мысли о деньгах она окончательно проснулась.

– Я хочу позвонить матери, – сообщила она, удерживая собиравшегося встать Грейнджа.

– Хорошо. А я приглашаю тебя на ленч.

Вот уже два дела, которые надо сделать.

– Может, лучше встретимся здесь, в постели?

– Сирена! – Грейндж соскользнул с кровати и встал, освещенный солнцем, пробивающимся сквозь туман, оживив в ее памяти ночные ощущения. – Так, как сегодня, было со мной впервые в жизни.

Сирена была счастлива это слышать.

– И со мной тоже.

Грейндж ушел в начале восьмого. Она, завернувшись в простыню, пыталась преградить ему путь из спальни. Грейндж сорвал с нее простыню, бросил ее за спинку дивана и сказал, что хочет, чтобы она была одета так, как сейчас, когда зайдет за ним в банк. Она пристроила на голову диванную подушечку и сообщила, что в таком городе, как Сан-Франциско, нельзя появляться на улице без головного убора. Потом она подобрала его галстук и пыталась соорудить себе из него подобие ожерелья.

Зазвонил телефон – что-то связанное с работой. К тому времени, как Грейндж закончил разговор, она уже приготовила оладьи с сыром и торжественно подала их, все еще пребывая в том наряде, который ему так нравился.

Это было больше часа назад. Теперь, приняв душ и одевшись, Сирена села за стол в кабинете Грейнджа и набрала номер матери.

– Привет, это я. – Ее голос прозвучал не совсем естественно, и она подумала, заметит ли это мать.

– Привет. Где ты? – спросила Линда.

– В Сан-Франциско, – ответила Сирена. Потом, спотыкаясь и путаясь, она стала объяснять, что привело ее сюда. Она остановилась у человека по имени Грейндж Ланкастер. Какое он имеет к ней отношение, Сирена не спросила, а Линда не сказала. У Грейнджа, рассказывала Сирена, есть тетя, которая держит антикварный магазин, а еще он знаком с человеком, который считается ведущим экспертом по антиквариату.

– Мам, я оценила папины вещи.

Линда вздохнула.

Сирена набрала побольше воздуха в легкие.

– Ты имеешь хоть какое-нибудь представление, сколько это все может стоить?

– Ты же мне не сказала. – В голосе матери слышалось беспокойство. – Дорогая, слишком много новостей разом. Ты не в Сакраменто, а в Сан-Франциско, и с человеком, который, судя по всему, тебе не безразличен. Расскажи подробнее.

Она рассказала, назвала суммы и подчеркнула, с каким благоговением Брюс разглядывал каждую вещь.

– Боже мой! Дорогая, ты веришь этому Брюсу?

– Нет причин не верить. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что… – Теперь уже у Линды изменился голос. – Я… О, если бы твой отец был жив! Он объяснил бы…

Взгляд Сирены был неподвижен. Отец обеспечивал семью не самым лучшим образом. Мама всегда возмущалась этим и не могла понять, на что он тратит деньги. Но такого никто из них не ожидал.

– Ты правда не знала, сколько это стоит? – спросила она.

– Никогда. Он… Послушай, я, говорю бессвязно, но все это не укладывается в голове.

Сирена могла ее понять. У нее все это тоже до сих пор не укладывалось в голове. – Он никогда не говорил тебе, сколько платил за вещи?

– Нет. Покупал он их обычно без меня. Фигурки лошадей… Я случайно нашла чек. Он заплатил за них триста долларов. Я была в ярости. У нас машина разваливалась, а он покупал ненужные вещи. Теперь… – Линда нервно засмеялась. – Теперь я даже не знаю, что и думать.

– Триста долларов? Это просто даром.

– Дорогая, он знал, что делал. Как выясняется, гораздо лучше, чем я думала. То, что ты мне сообщила, многое меняет… Слава Богу, ты их не разбила.

Сирена согласилась. Но если бы она их разбила, возможно, сейчас ее жизнь была бы не так сложна.

– Что ты теперь собираешься делать? – спросила Линда.

– Делать? – Ее голос дрожал. – Куплю замок… Я не знаю… Мама! Половина этих денег твоя!

– Нет. – Голос Линды внезапно обрел твердость. – Нет, дорогая. Это подарок отца тебе. Теперь я это понимаю.

– Но… – Сирена яростно замотала головой. – Чтобы сыграть роль щедрого благодетеля, он во многом тебе отказывал.

– Себе он отказывал во всем. Сирена, девочка моя, я любила твоего отца. Никогда не сомневайся в этом. Да, он был слишком поглощен своей карьерой, был непрактичен и рассеян. Но я любила его. И все еще люблю. – Ее голос затих. – Я просто не могла жить с ним и одновременно иметь какое-то подобие собственной жизни.

– Теперь у тебя есть собственная жизнь. – Сирена механически водила пальцем по царапине на столешнице. – Все эти деньги…

– Дорогая, послушай меня. Я ничего не возьму. Моя безумная работа дает мне немало денег – больше, чем я ожидала.

– Но тебе не придется работать. Если ты…