Полюбить ковбоя

С каждой милей Денни придвигался все ближе – во всяком случае, Эрин так казалось, – его джинсы касались ее белоснежных леггинсов, рукав его белой тенниски цеплялся о ее голый локоть и грудь, скрытую под тонкой зеленой хлопчатобумажной майкой-топ, и в конце концов ее бросило в жар, а пульс учащенно застучал где-то в области желудка. Пока они добирались до территории ярмарки на другом конце Суитуотера, Эрин старалась держаться подальше от Денни, как держалась на расстоянии в течение восьми лет. Тиму он, возможно, нужен, говорила она себе, а ей нет. Чем скорее она наймет кого-нибудь в магазин, тем скорее Денни уедет, и на этот раз она призовет все свое мужество и разведется с ним.

Словно все время помня об этом решении, Эрин не отходила от Кена, и, взяв Тимми за руки, они обходили павильоны, наполненные кустарными поделками и домашней выпечкой, смотрели, как мастер выжигал людям их монограммы на деревянных значках.

Как только они доехали до ярмарки, Мег оставила их и заспешила со своими фартуками к выделенной ей кабинке в одном из павильонов. Значит, они не смогут попасть в Диллон на фейерверк в честь Четвертого июля, и Эрин хотелось, чтобы Денни не напоминал про него, хотя смотреть на этот фейерверк было семейной традицией.

– Ну что, начнем. – Вернувшись от прилавка с закусками, стоявшего в аллее, Денни протянул Тимми ярко-красный леденец, а зеленый положил в ладонь Эрин. – Прямо как твои глаза, – заметил он, снимая обертку с такого же, как у нее, леденца.

Эрин отвернулась, но развернула свою конфету и демонстративно сунула ее в рот. Брату достался желтый леденец, который Денни заткнул ему в карман рубашки, и Кен, отказавшись от денег Денни, пошел за билетами на аттракционы, но Денни тоже купил билеты.

Посасывая свой леденец, он шел позади Кена, Тимми и Эрин, надвинув свою кепку почти на глаза и засунув свободную руку в задний карман. Теплый день переходил в вечер, и когда солнце опустилось за горизонт, Эрин позволила Кену положить руку ей на плечи, словно искала у него защиты, а другая его рука покоилась на головке Тимми.

На всех аттракционах Эрин держалась преувеличенно серьезно и не сводила глаз с Кена и своего ребенка. В то же время она чувствовала, как Денни постепенно, нерешительно приближается к ней. У автодрома с электромобилями она стояла спиной к Денни, делая вид, что не замечает его, и была готова аплодировать своему сыну и его дяде. Испугавшись, когда Денни оказался слишком близко, Эрин бросила быстрый взгляд на его плотно сжатые губы и потупилась.

– Эрин, это именно то, чего тебе хочется?

Она не отрываясь смотрела, как Тимми и Кен, сидевшие в одной машинке, ездили по площадке и, смеясь, сталкивались с другими водителями.

– Чтобы Тимми повеселился? Конечно.

Денни придвинулся ближе, так, что она ощутила тепло его тела, и произнес, понизив голос:

– Кен не хочет, чтобы я шел рядом, он водит Тима на все аттракционы без меня, взгляни на него. – Он большим пальцем указал в сторону Кена и Тимми, на искорки, прыгающие под потолком площадки, и машинки, плавно скользящие и сталкивающиеся друг с другом. – На днях в библиотеке, сегодня вечером… он ведет себя так, словно он отец Тимми, а не я.

– Он ему больше отец, чем ты.

Денни буркнул под нос какое-то ругательство и отошел. Эрин не смотрела на него, но чувствовала, что он все еще стоит у ограды, чувствовала его гнев. Это его собственная вина, подумала она, но горло у нее сжалось, как будто она целиком проглотила леденец.

Кен и Тимми провели на автодроме еще один сеанс и перешли на карусель, только тогда Эрин отважилась повернуться к Денни и произнесла тихим голосом, так что игравшая рядом каллиопа почти заглушила слова:

– Ты не можешь просто взять и вернуться, надеясь вычеркнуть из его жизни все годы, что он провел без тебя.

– Или ты говоришь о себе? – уточнил он. – А как же «все делить до самой смерти»? «В радости и в горести»? «В болезни и в здравии»?

– Я не собираюсь смотреть, как ты убиваешь себя! Не можешь понять этого своей башкой? – Эрин снова отвернулась.

– Полагаю, нет.

Они никогда не придут к согласию, даже в отношении развода, окончательно решил он.

– Пойдем, мама. – Возбужденный катанием на карусели, Тимми потянул ее за руку, его плаксивый тон и проказливое личико вызвали у нее улыбку вопреки ее желанию. – Ты, я и папа, – пояснил он.

– Нет, Тимми, – Эрин не решалась, – только не на чертово колесо.

– Почему? Неужели у тебя кружится голова?

– Да, – ответила она, глядя на силуэт огромного колеса, вырисовывавшийся на темном небе, на блеск зажигавшихся наверху огней.

– Она боится застрять наверху, – поддел ее Денни.

– Мы будем крепко держать тебя. – Тимми снова потянул ее, а Денни с вызывающей улыбкой схватил за другую руку, а когда Кен собрался стать между ними, Тимми поднял руку, как полицейский, регулирующий уличное движение. – Без тебя, дядя Кен, там мало места.

– Тимми, – начала Эрин.

– Он может поехать в соседней кабинке, – добавил Тим и посмотрел на Денни, державшего в руке голубые билеты.

Эрин уже сто лет не была на чертовом колесе, но никак не могла решиться и все смотрела на билеты – пятьдесят центов, неплохо для одного круга, прежде они были дешевле.

– Я подожду внизу, – согласился Кен и пошел в сторону.

Прежде чем Эрин осознала, что происходит, она уже сидела в красно-желтой кабинке чертова колеса со страховочной перекладиной на коленях, но продолжала смотреть вслед удалявшейся фигуре с опущенными плечами, а механизм колеса плавно поворачивался, поднимая их.

– Я этого не хотела, – оправдывалась она, когда Тимми уселся между ней и Денни.

Пойдем, Эрин! Я не дам тебе упасть. Пойдем, пока Кен не нашел нас и не сказал, что тебе нельзя.

Это было первое лето, когда Денни начал выступать как профессионал. Ей в тот вечер было пятнадцать, она была совсем юная и невинная и не чувствовала никакого подвоха, когда кабина поднималась в звездное небо, унося ее все выше и все дальше от Кена и простой дружбы, которую она всегда делила между ним и Денни.

Ее волосы, тогда более длинные, чем теперь, развевались по ветру, она сидела, прислонившись к спинке сиденья, и, запрокинув голову, смотрела вверх в ночное сияние, разглядывая созвездия, и слушала доносившиеся снизу взрывы смеха и визг девушек на других аттракционах. Но потом кабинка зависла в верхней точке, и Эрин оказалась в ловушке, в висячей ловушке.

Денни, я хочу вниз, мне страшно так высоко.

Со мной ничего не бойся.

Однако Денни повел себя с ней, как вели себя все юноши со своими девушками; пока кабинка оставалась наверху, он то поддразнивал Эрин, то успокаивал ее, а затем начал потихоньку раскачивать кабинку в ночной прохладе. У Эрин закружилась голова, и она обеими руками обхватила его за шею. Их тела прижались друг к другу, ее еще девичье с маленькой мягкой грудью и его стройное, сильное, потом она почувствовала его руку у себя на затылке, почувствовала, как его пальцы поглаживают кожу под ее волосами.

Она глянула на него и в первый раз прочла у него на лице желание, желание мужчины. Тогда он сам, как и Эрин, был одновременно и возбужден, и напуган этим.

О Боже, Эрин.

– Смотри, мама! – Голос Тимми вернул ее к настоящему, когда кабинка остановилась высоко в воздухе. – Смотри! Мы почти на Луне!

Луна висела в небе словно золотой рождественский шар, как висела и в тот далекий вечер. Эрин встретилась взглядом с Денни и поняла, что он вспоминал то же самое катание на чертовом колесе, тот же самый вечер, те же самые чувства.

Пожалуй, мне следует научить тебя целоваться.

Она никогда не забудет этих слов, после которых он придвинулся еще ближе, обнял ее и нагнул голову.

Сейчас их разделял Тимми, он откинул назад голову, прикрыл глаза и, постукивая каблуками сапог по сиденью, наслаждался легким покачиванием. Эрин поняла, что это Денни раскачивает кабинку, а он улыбнулся ей через голову Тимми.