Солнечный листопад - 2(ч.7, ч.8)

   - Помнишь, Соня, ты отвела меня однажды на один чердак и рассказала то, во что я так не хотела верить? Теперь я верю. Но все бы отдала, чтобы никогда не знать того, что знаю.

   Как я забуду...

   - Ты про... Олесю Павловну? - не составило труда догадаться. Я быстро сопоставила вид Мари и тот случай, у меня возникли оч-чень нехорошие подозрения. Раз Мари такая, значит... я права?

   - Про нее, - кивнула девушка и на несколько минут замолчала. Позабытая сигарета в ее руках медленно тлела, пока не обожгла пальцы. Мари вздрогнула, дернула рукой и выронила окурок. Нагнулась, подняла его, положила рядом с собой. Похоже, это немного привело девушку в чувство, и она продолжила. - Результаты анализа пришли через пять день после вашего отъезда. Они положительные. Эта женщина наша мать, ошибки быть не может. - Губы Мари дрогнули, словно она вот-вот расплачется. И она спрятала лицо дрожащих ладонях. Но говорила, говорила... сдавленно, быстро, с болью и отчаянием. - Я ведь даже когда увидела результаты, поверить не могла. Приехала к клинику, устроила там им скандал... А они мне все распечатками в нос тыкали и пытались успокоить... пока не выгнали совсем. Я потребовала еще один анализ, но результат был тем же. - Ее пальцы вцепились в волосы. - Я три недели, Соня, целых три недели как страус прятала голову в песок и не решалась ни рассказать что узнала, ни поговорить с этой женщиной! - Мари принялась раскачиваться и исступленно шептать: - Я пришла к ней. Выложила бумаги и потребовала объяснений. Она побледнела, долго смотрела на меня и никак не говорила. А я ждала. Ждала, когда она уже ответить на вопрос, мучающий меня всю жизнь - за что она нас бросила, в чем таком мы провинились? Она молчала... молчала... И тогда я сказала, чтобы она ехала к брату и рассказала ему, раз мне не может. Кричала на нее, что пусть молчит передо мной и дальше, мне совсем не важны ее глупые объяснения... А мне ведь было важно... Она тогда с мольбой в глазах мотала головой. Отказывалась... Как она смеет еще что-то меня просить! Я сказала, что тогда сама все расскажу Алексу, раз она не может взять ответственности за свои проступки. Только это помогло... Ненавижу... Как же я ненавижу ее! Ненавижу себя. Смотрю в зеркало - вижу ее лицо. Почему мы так похожи?!

   Крик, полный такой боли, что внутри все скукожилось. По ее руками текли слезы, а я в каком-то оцепенении смотрела, как они текут. Как же я хотела ей помочь! Сделать хоть что-то! И я сделала то, что всегда делала мама, когда я плакала. Присела поближе, положила руку на ее плечи и притянула к себе. Непривычно было в роли утешителя - ими должны быть сильные люди. Не такие как я. Но на пару минут я должна побыть сильной.

   - Ты - не она. Вы разные люди. - Сказала спокойно и убежденно. - И все будет хорошо.

   Успокаивающе погладила ее по дрожащим плечам. Это невыносимо, когда рядом плачет человек, слезы которого ты видела всего один раз. И что в этот, что прошлый раз я виновата. Если бы тогда не возомнила себя невесть кем и не стала сеять справедливость направо и налево, ничего бы этого не было... И что самое поганое, я не считала что я сделала что-то не то. В глубине души. И пыталась себя убедить, но все равно знала, что я сделала все правильно. Даже смотря, как рыдает Мари, думала так же.

   Отвратное ощущение.

   - Прости... так больно было... держать все... в себе... - Я едва различала прерываемый всхлипами шепот.

   Это я должна просить у тебя прощения.

   Я сама уже не могла сдержать слез. Вот чего реву? Разве имею право?

   - Ничего. Поплачь. Станет легче. - Это все, что я могла сказать.

***

   Насвистывая, Макс направился к кабинету своего отца. Пусть погодка не блистала, зато он прокатился в лифте с миленькой дамочкой, которая даже узнала такого блистательного, но до ужаса скромного человека, как восходящая звезда по имени Макс Стафл. То есть - его. Все в ней хорошо, только помада плоховато стирается. Вглядываясь в свое смутное отражение в окне, он задумчиво тер щеку. А так - ничего дамочка, симпатичная. Но недостаточно для того, чтобы он не сделал вот так... Макс вытащил из заднего кармана джинсов маленькую салфетку, на которой этой же красной помадой был написан номер и имя, скомкал ее и выбросил ее на пол. Ничего, потом все равно уберут.

   Что-то в последнее время все для него недостаточно милы.

   "Нет, это его рок, наверное: все, кого он любит - ненавидят его!", - Макс сам не ожидал, что подумает это с такой горечью. Ведь он ничего плохо и не делает... А объяснять свои поступки он не собирается. Какая разница, если важнее результат? Он не виноват, если его неправильно понимают.

   В кабинете отца орали. Причем, орали знакомо. Надо же, видно роль няньки для такой ласковой и всепонимающей, как мать Тереза, сестренки не прошла бесследно. Она орала, причем таким тоном, что заинтригованный Макс заслушался, застыв перед дверьми.

   Мари обвиняла отца. У парня чуть глаза на лоб от удивления не полезли. Вот это дает сестричка! Потребовалось пару минут, чтобы вникнуть в разговор и понять, кого же они на повышенных тонах - даже отец вон вышел из своего знаменитого равновесия - обсуждают. У парня екнуло сердце, когда он услышал, что его... их мать приезжает. Вернее, должна приехать, и в данный момент... а скорее, последние несколько десятков минут, Мари требует у отца, чтобы он помог ей приехать в страну.

   Макс распрямился.

   Значит, она все знает. А Алекс, как он понял из разговора, нет. Вот и отлично.

   Парень развернулся и пошел обратно к лифту.

   В принципе, Макс так и знал, что все рано или поздно выплывет наружу, как бы отец не скрывал. А вообще, его в этом вопросе никогда не понимал. Ну наставили тебе рога, и наставили. Зачем переносить свою злость на всех вокруг? Максу, когда родители чуть ли не с кровопролитием расстались, было достаточно, чтобы хорошо помнить их отношения. Любил же ее, дубень. И сам Макс радовался, что он, не помнит, что ли? Особенно, когда любящие и любимые родители принесли домой сестренку. А потом... крики, ругань - и за что ему достались такие взрывные родители, а? Приходилось сворачивать Маришку и уходить в самую дальнюю из комнат, чтобы и она не начинала орать. Отец, после того, как хрен знает кто сказал ему хрен знает чего, еще и Алекса за своего признавать не хотел, пока не увидел его. А мать... она пришла через пару месяцев после рождения брата. До сих пор Макс помнит свое непонимание, когда ему заявили, что мать теперь не мать, а няня, и звать ты ее должен по имени. Макса хватило на несколько лет, он хотел рассказать все словно ослепшим сестре и брату, кто перед ним, но дернуло же его придти и с претензиями к отцу! Ну он его и послал... куда подальше. Через десяток лет Макс понял, подобное - отсылать подальше, когда что-то не нравится - у отца в привычку вошло.

   Лифт уже уехал, а парень все стоял и стоял. Его совесть грызла. Причем, так настырно, что Макс помянул ее непечатным словом и пошел обратно. Он не может уехать. По одной большой такой и искренне ненавидящей его причине. Алекс. Он итак изменился до неузнаваемости. Вернее, остался таким же, каким уезжал, разве что чуть более спокойным стал. И Максу пришлось признавать, что он до ужаса боится за своего младшего брата. Что с ним станет, когда он узнает, что мать полжизни была рядом? Память услужливо представила нужное воспоминание. Нет, все будет еще хуже. И Макс должен быть рядом. Будет держать младшего, чтобы он не наделал глупостей как в прошлый раз. И по возможности, постарается избежать роли груши для битья. Забьет ведь, и не заметит. Нет, Макс хлюпиком не был, чем гордился. Обучались с братом они вместе, да и сейчас Макс тренажерный зал посещает. Но руку на Алекса... такого Алекса он никогда не поднимал и поднять не сможет. Вот когда придет в себя, тогда Макс и оторвется... И он почти себя не обманывал!

   - Сестренка, привет!

   Мари замерла на полуслове, оборачиваясь к стоящему в дверях и искренне улыбавшемуся Максу.