Сломанные линии (СИ)

Выключив лэптоп, я поставила его на прежнее место и по очереди стала выдвигать ящики комода, просматривала содержимое и, не нарушая порядок, переходила к следующему. Я уже решила, что и здесь ничего не добьюсь, когда в дальнем углу самого нижнего ящика под стопками тренировочных штанов и маек обнаружила небольшую коробку из-под обуви.

Помня прошлый раз, там мог оказаться очередной костюм, но я так не думала. Мои руки начали дрожать, когда я достала коробку и подняла крышку. Очевидно, здесь хранились документы Фостера. Или, точнее, Кейдена Нолана.

Первое, что я вытащила из коробки — это водительские права на имя Кейдена Патрика Нолана, выданные в Канаде. Фотография и дата выдачи — 18 сентября 2001 года, значит, здесь ему шестнадцать лет.

Ничего не понимая, я уставилась на стену.

Кейден Нолан? Канада?

Это казалось полным бредом. Все источники указывали, что Кейд Фостер родился 8 августа 1985 года в Форт-Лодердейл в семье прораба и школьной учительницы. Никогда не упоминалось, что Кейд сменил фамилию или что он из Канады.

«Это такая же загадка, как и эта София».

Я почти хотела, чтобы в этот самый момент сюда ворвался Фостер и застал меня с этой коробкой в руках. Тогда я могла бы потребовать у него ответы.

Отложив права, я вынула следующий предмет — конверт, подписанный одним словом: «Софие».

Я перестала дышать и  вытаращилась на конверт — казалось, в моих руках был настоящий ящик Пандоры.

Мне не стоило открывать его. Я не имела на это никакого права — слишком личным это было. Территория, на которую я не должна была ступать.

Вполне возможно, что исчезновение Кейда как-то связано с этой девушкой. Сейчас он мог быть с ней.

Моё сердце болезненно кольнуло при этой мысли. Неловкими пальцами я раскрыла конверт — он оказался незапечатанным. Внутри лежало письмо. Я сомневалась, что адресат когда-либо держал его в руках.

Я ругала себя за любопытство, но сопротивляться не могла. Развернула лист и жадно впилась в строчки, написанные наклонным, размашистым почерком.

«Привет, Лучик!

Детка, мы это сделали — сегодня вечером с ребятами мы взяли наш первый Грэмми. Это только начало, малыш, я уверен в этом. Мы наконец-то поймали нашу волну.

Соф, это нереальные эмоции. Лучше, чем мы когда-либо представляли. Стоять на той сцене, держать в руках награду, для которой столько трудились…

Лучик, эта ночь стала бы идеальной, будь ты рядом со мной.

София, я так сожалею, что тебя нет здесь. Даже спустя все эти годы пустота, созданная твоим уходом, не исчезает.  Это отстойно, детка. Очень.

Ты заслужила иметь весь этот успех не меньше нас. Ты же знаешь, что ничего этого не было бы без тебя, правда?

Я думаю о тебе, всегда, каждый день. Разве может быть по-другому? Ты всегда внутри меня, София. Никакое время этого не изменит.

Я люблю тебя, малыш. Ты всегда останешься моим Лучиком.

02.13.2011».

Я не дышала, пока читала письмо — пропитанное грустью, болью и любовью. А ещё преданностью. И все эти слова написал Фостер? Мне трудно было в это поверить.

Блядский Фостер, который не может удержать член в штанах, был так сильно влюблён?

Хотя, почему был? Я не сомневалась, что он до сих пор любит эту Софию.

В коробке было ещё много конвертов для Софии, но я боялась открывать их. Боялась читать то, что он написал для неё. Это лишало меня надежды.

Я могла обладать его телом, но его сердце давно отдано другой.

И наконец-то, на самом дне коробки я увидела фотографии. Три фотографии, и на всех была одна и та же девушка — миниатюрная, невысокого роста, с каштановыми кудряшками вокруг лица в форме сердца. Её нельзя было назвать яркой, роковой красавицей — скорее милой, но не это привлекло моё внимание. То, как смотрел на неё юный Кейд, было поразительным. Его глаза лучились безмерной любовью и обожанием. Я никогда не видела у него такого взгляда. Он предназначался только этой девушке.

Каждое фото было подписано на обороте.

«Кейден и София». Также были проставлены даты — самое позднее фото, датированное июнем 2003 года, когда ему ещё не было и восемнадцати.

Неожиданно на меня накатило странное чувство — захотелось спрятать все эти фото и письмо назад в коробку и сделать вид, что я ничего не видела. Ничего нет. Этого прошлого Кейда никогда не существовало.

 ***

Прежде чем покинуть комнату, я убедилась, что оставила всё, как и было, чтобы Кейд не заподозрил даже, что я копалась в его вещах.

На улице уже вечерело. Без особой надежды ещё раз попыталась дозвониться до Фостера, но телефон по-прежнему был отключён. Я уже оставила ему с десяток голосовых сообщений, что делало меня похожей на сталкера, но мне было плевать. Я просто хотела, чтобы он вернулся живой и невредимый.

В какой-то момент я решила, что мне следует остаться. Буду здесь дожидаться Кейда. Даже если, вернувшись и застав меня в своём доме, он будет недоволен. Я же всё равно не смогу сейчас уснуть. Какая разница, где именно лезть на стенку.

Когда за окном полностью стемнело, я сходила в душ и достала из чемодана пижаму, собираясь лечь в гостевой комнате, в которой уже однажды спала.

Забравшись под одеяло, я начала думать, что, может, мне и не стоило оставаться. Кейд неизвестно когда вернётся, а я тут хозяйничаю.

Почему-то после тех фотографий и письма в меня будто неуверенность вселилась. Как я могла соперничать с кем-то подобным? Мне казалось, что такая любовь, как была у Кейда к Софии, приходит только раз в жизни. Не важно, что тогда они были такими юными, почти детьми.

Разве любовь спрашивает о возрасте? Разве он важен, если чувства есть?

Мне было любопытно, что же случилось. Из-за чего они расстались? Почему Кейд писал все те письма? Что было в остальных конвертах?

Я боролась с желанием пойти и прочитать их все. На каком-то интуитивном уровне чувствовала, что делать этого не надо.

В окно сверкнула молния, и я вздрогнула от неожиданности. Никогда не любила грозу, особенно если оставалась дома одна.

Я поднялась и подошла к окну — на улице усиливался ветер, пригибая ветки деревьев. Вскоре разыгралась самая настоящая буря, с ливнем, шквальным ветром, громом и молниями. Редкое явление для ЛА. Первая гроза за то время, что я жила здесь.

Прошло два часа, а стихия и не думала утихать. Поэтому когда к полуночи хлопнула входная дверь, я подскочила на постели с колотящимся сердцем. Мои нервы и так были натянуты как струны из-за шторма.

В доме была подключена сигнализация, и, если бы это оказались взломщики, она бы сработала. Это должен был быть Кейд. Я очень хотела, чтобы это был он.

Я вышла из комнаты в тот момент, когда он поднимался по лестнице. Увидев меня, парень замер, но ничего не сказав, почти сразу двинулся дальше.

Я жадно смотрела на него, выискивая следы повреждений, но выглядел он нормально, правда промокший насквозь. Фостер казался мрачным и отстранённым, проходя мимо меня в свою комнату.

Я двинулась следом за ним — он должен объяснить, что произошло  и почему он отсутствовал эти дни. Казалось, он игнорирует моё присутствие и, сбитая с толку, я неловко замерла на пороге. Фостер расстегнул тёмно-красную толстовку и, не глядя, бросил её на пол. Даже его серая майка была мокрой. Кейд захватил её у себя на спине и, стянув, отправил следом за толстовкой.

Чёрт возьми, он был сердитым, мокрым и теперь уже в одних джинсах — дрожь волной прокатилась по телу, вызывая знакомое желание.

 — Мы волновались за тебя, — нарушила гнетущее молчание я.

Фостер бросил на меня короткий взгляд, развернулся и открыл верхний ящик комода, достав сухую майку. Тугие мышцы чётко проступали на его татуированной спине — я с усилием сглотнула подступивший к горлу комок.