Rain (СИ)

В очередной раз, выйдя из примерочной, я застала интересную картину: Юнги с кем-то переписывалась по телефону и даже украдкой дарила «некому» тёплые улыбки, по нескольку секунд долго смотря в экран мобильного. А я просто до жути любила, когда меня окружали пусть и не такие уж родные и близкие, зато счастливые люди. Люди, которым я искренне желала этого счастья, и потому сама урывала тлеющий огонёк чужого костра – радовалась чему-то, и была этим полностью насыщена. Оторвавшись от телефона, Юнги смотрела на меня сосредоточено, будто пыталась что-то запечатлеть в своей памяти - полагаю, этим она и занималась, суживая и без того узкие глаза, подведённые чёрным карандашом и трёхдневной синей сонностью.

-Хуан, ты красавица. Знаешь, подлецу всё к лицу? – таким серьёзным тоном преподносила она, казалось бы, лёгкую шутку, однако мне хотелось только благодарить её и ни разу смеяться. – Прости, милая. У меня через полчаса сеанс. Мне пора?

-Сеанс? – переспросила я, слегка расстроившись.

-Я недавно стала посещать психотерапевта. – В голове вдруг всплыл образ Пак Чимина и озорные мысли чередом посыпались… Но Чимин жил в Сеуле, а до него, как мы знаем, не десять минут автостопом.

-Ну и как он тебе?

-Эй. Что значит как?- фыркнула Мин, собирая сумку и поднимаясь с насиженного белого дивана.

-Красивый? – Юнги захохотала в голос, распугивая и без того раскудахтавшихся девушек-консультанток.

-Нервный!

-Что это ты там ему рассказываешь эдакого земноморского? – с подозрением спросила я. Юнги сложно предугадать, хоть я и ломаю голову.

-Как делать трепанацию.

Возвращаясь домой, стоя уже у двери и рыская по сумке в поисках прячущихся проказников ключей, у меня затренькал мобильный, я его даже выронила от испуга, и подивилась что нежная техника трещину не оставила – продолжала настойчиво требовать зелёной трубочки. Неизвестный номер удивил, но вообще не вызвал никаких последующих эмоций. Я просто прекратила с вознёй и вслушивалась в слова.

-Я уже нажаловался Чонгуку на тебя и твою холодность. – Наигранно обидчивым тоном вещал сладкий зайчик, слегка обнаглев с наседанием в переадресации. – Но я очень хороший и постряпал пирог. Он такой вкусный, такой одинокий... Стоит и ждёт тебя, морит нас голодом… - распинялся Тэхён, кое-как сдерживая смех.

Я напористо хранила тишину и не вторгалась в монолог двух идиотов, снова следующих стратегии. С одной стороны весело было слушать, а с другой не чешется..

-Чонгук, между прочим, готовит вкуснейшие булочки. Я серьёзно. – Хмыкнув, я вставила ключ в скважину.

-Тэхён, - первый раз и громогласно позвала я его по имени. – Чтоб ты знал, я не люблю мучное. Меня от него тошнит, живот крутит, понимаешь!?

С входа запахло стряпанным, причём мучным, не удивлюсь, если до боли знакомым, вещавшим из трубки. Намджун сидел на табуретке и за обе щёки поедал горячие булочки с клубничным джемом, не обращая на меня впрочем, никакого внимания, что было мне только на руку. Вместе с жилкой под глазом подёргивались руки, вместе с ужасом застрявшим в горле, застряли слова.

-А я так старался... – теперь голос был совершенно другим, без того низкого тембра и дружелюбного настроя в пробелах. – Крутился с самого утра... – Чонгук перехватил инициативу, издевался и даже не скрывал этого факта: то ли глумился, то ли пытался привести меня в праведный гнев.

-К чёрту иди, и товарища прихвати по пути.

-Я начинаю обижаться, дорогая Хуан. – Член иной партии «Наглость на пределе», кажется, возомнил о себе самомнение с Эверест, но мы и не таких видали. Ну, и по правде, я сама оттуда спустилась относительно недавно.

-Я уже рыдаю. – Я сказала это так, чтобы в голосе было как можно больше раздражения. Но китайские непрошибаемые стены не так-то просто прорвать...

-Я знаю. – Намджун развернулся ко мне лицом, и я увидела его замаранный в джеме подбородок. На меня смотрел один взрослый ребёнок, а в динамике говорил другой, такой разбалованный и испорченный. А я знаю, помню, что не люблю детей. – Поэтому расстарался на подвиги.

В этот момент я действительно поверила, что отродясь не любила мучное, век бы его не видела, не чуяла сладкий запах.

-Я просила три килограмма любви. Уже забыл?

Он и не помнил. Как жаль, что в моём славном королевстве так не хватает настоящих принцев...

========== 15.инверсия боли ==========

*Инверсия (логика), отрицание — переворачивание смысла, замена «белого» «чёрным».

— я хочу, чтобы ты фотографировал меня: на фоне заката, в кровати. я хочу, чтобы ты говорил мне, что я красивая, что я - произведение искусства, что ты - никогда обо мне не забудешь.

Утром Намджун будил свою девушку сочинёнными стихами, резко поднимая её на руки вместе с тёплым одеялом и со всем своим литературным красивым выражением, доносил любовные строчки, испещряя стены своим басовиты голосом, который долетал до моего пробуждённого слуха. Я не ругалась на эгоистическое соседство (в некоторой степени), не психовала из-за громких звуков, но грешки за собой всё равно оставила: мне кажется, я научилась завидовать сегодня, именно так, потому что, чуть не получила разрыв аорты, и если в тайне мне позволено хранить это сомнительное грязное чувство, я продолжу прикладывать голову к толстым обоям и забирать себе обрывки слов, доводящих до гусиной кожи на руках.

Я Вас люблю. — В камине воет ветер.

Облокотясь — уставясь в жар каминный —

Я Вас люблю!

Намджун прирождённый романтик, который дарит (дарил) цветы всем своим бывшим и нынешней женщине, и который никогда не устанет кричать о своем безумстве всем в округе. Если бы эталон мужественности вообще можно было заключить в одном человеке, то вероятно мужчина через стенку стал бы законным хранителем этого титула – один на всей земле.

Всем пророкочет голос мой крылатый –

О том, что жили на земле когда-то

Вы – столь забывчива, сколь незабвенна!

Я глушу голоса накрытым одеялом, глушу своё неуёмное сердце, глушу свои необоснованные слёзы, и отдираю руку с телефона, чтобы ненароком не передать калейдоскоп эмоций одному такому далёкому бросившему меня человеку, который не дает мне покоя своим существованием. И был бы он действительно проклят и забыт мной раз и навсегда, чтобы я не страдала от единоличного «я соскучилась», «давай поговорим», разбивая мобильный брата пропущенными от неизвестного номера. Кажется, неизвестный абонент – это даже ранимее.

Не столь важна идеология сознания, как эти вспоротые раны, кричащие о необходимости своей защиты. И просто исчезая в пыль столетий, остаётся не любовь… нет, так опрометчиво вообще надеяться на это. Мы оставляем от себя память.

Мол, я была. Я есть.

И в том, где воет ветер, и там, где гаснут угли, и здесь - повсюду.. ещё. Очень, честно говоря, больно страдать от единоличного «помни меня», «будь со мной», разбивая голову о невыполненные мечты. Я не хочу и не умею разбирать на составляющие сущность человеческой души, но что если памяти не станет…

Останется только..?

В детстве папа называл меня Принцессой, и я безошибочно влюблялась в это прозвище – быть коронованной с рождения не такая уж проблема. У меня не было в карманах регалий власти родового семейства, никаких замков в лесу на обрывистой скале, вокруг только деревенские дети, и ни одного намёка на прекрасное будущее. Но вообще-то, все это было неважно, пока отец пускал со мной кораблики, сделанные своими натруженными от работы руками, и наверно любил по-настоящему, не как по книжному шаблону для мам и пап. А то, что наша прыть строить корабли для военных походов со временем угасла - это не страшно, я не умела обижаться. Внушительная потеря внесла в мои воспоминания отголоски счастья – где-то я уже пускала в море отважных капитанов, моряки на борту гудели в боцманские дудки, а флот обещался вернуться – мы никогда не прощались, как залог скорой встречи.