Настоящая любовь и прочее вранье

– Собираешься попробовать? – спросила я в надежде, что она скажет «нет». В конце концов, Джейн – моя подруга, и я не могла претендовать на место, которого добивается она, хотя ирония ситуации до меня доходила как нельзя лучше. Я легко подхватила экс-бойфренда лучшей подруги, и все же моральные принципы не позволяли мне соперничать с бывшей коллегой. Очевидно, я не совсем пропащая, как ни странно.

– Господи, нет, конечно, – отмахнулась Джейн. – Здесь у них нет офиса, а я ни за что не перееду на Средний Запад.

– Средний Запад? Джейн, редакция «Ритрит» в Чикаго! Не думаю, что тебе придется приобрести комбинезон и вилы, дабы трудиться там на ниве туризма.

– Самое главное, что это не Манхэттен, а значит, на цивилизацию нет и намека, – категорично заявила Джейн.

Я втайне очень обрадовалась. Если она не собирается участвовать в гонке, значит, я с чистой совестью могу выслать свое резюме. И кто знает, может, другим авторам тоже не слишком захочется покидать Нью-Йорк, так что конкуренция будет не такой свирепой? Что же до меня, я с радостью поселилась бы на кукурузной ферме… нет, в свинарнике на кукурузной ферме, – если это означало бы свободу от Роберта и «Сэси синьорз».

Остаток дня я тайком работала над резюме, искренне надеясь, что Роберт или Пегги не возникнут за спиной, поймав меня на месте преступления. Я пыталась понять, могут ли произвести впечатление мои статьи в «Домоводстве», «Кэт крейзи» и «Грейт аутдорз» (журнал, в котором я работала как раз до «Сэси синьорз», – тогда Мадди безжалостно издевалась надо мной, расписывая, как абсурдно считать, будто пикник в Центральном парке полон трудностей и достоин описания в журнале, посвященном походам и отдыху на лоне природы) или достаточно одного упоминания о «Сэси синьорз», и они рассмотрят мое резюме, перед тем как окончательно отвергнуть.

Меня так и подмывало присочинить кое-что вроде практики в «Элль» вместо «Домоводства». Но я так и не решилась. Журнальный мир тесен, и всегда имеется шанс, что если я совру о работе в «Элль», собеседование будет проводить тот, кто действительно там трудился.

К концу дня я вспомнила разговор с Джейн о Дне благодарения и решила все-таки позвонить родителям и узнать их планы на следующую неделю. Каждый, разумеется, будет расстроен, узнав, что я не собираюсь приехать, поэтому лучше действовать дипломатически, пообещав навестить их в ближайшем будущем и все такое. Не стоит портить отношения. Сначала я набрала номер мамочки. Та подняла трубку после первого же звонка:

– Алло?

– Привет, ма.

– Кто это? – Нетерпеливый вздох.

Подумать только, у этой женщины всего двое детей… неужели так трудно узнавать каждую дочь по голосу? И почему даже после стольких лет она все еще сохранила способность называть во мне чувство неполноценности? Да и что такое звонок дочери по сравнению с еженедельным сеансом маникюра?!

– Это твоя дочь Клер.

– О, привет, крошка. Как раз хотела тебе позвонить. Слышала, что Памми и Гектор Томпсон разводятся?

В голосе ее, наконец, появилось нечто вроде энтузиазма. С самого своего развода мать жадно впитывает каждую новость о супружеских разногласиях других пар. Довольно неприятная привычка, напоминающая мне о тех старичках, которые почти не выходят из дома, целыми днями слушая новости на полицейской волне об автокатастрофах и облавах на наркопритоны. Не слишком лестный образ, особенно если знать матушку, которая вот уже много лет является одной из самых, на мой взгляд, элегантных женщин. В отличие от Элис, сестры, я не унаследовала ни материнского изящества, ни манер, ни стройной фигуры, а вместо этого пошла в высокого, громоздкого отца. Подозреваю, матушка никогда не простит мне такое отступничество.

– Нет, я не поддерживаю связи с прежними соседями. Только с отцом. Кстати, я звоню насчет Дня благодарения.

– А в чем дело, дорогая?

– Ну… не знаю твоих планов… – пробормотала я, готовясь к взрыву материнских нападок после объявления о том, чтобы меня не ждали.

– О, разве я не сказала? Мы с Говардом отправляемся в круиз! Правда, здорово? Отплываем в среду из Форт-Лодердейла, затем направляемся в Ки-Уэст и еще куда-то в Мексику… забыла название… Говард! – Мать даже не позаботилась отвести подальше трубку и так завопила в микрофон, что я не на шутку испугалась, уверенная, что моей барабанной перепонке нанесен нешуточный ущерб: – Говард! Как называется то место в Мексике, где мы должны остановиться? Джорджтаун? Нет, не так. Название должно быть мексиканским.

– Не важно, ма. Мне совершенно ни к чему название, – взмолилась я, с трудом вынося жуткий шум.

– Да, разумеется, но, не правда ли, как все это волнительно? Танцы каждый вечер, большой праздничный стол, и Андерсоны тоже едут… ты знаешь Андерсонов?

– Нет.

– Ну, как же! Они живут напротив нас! – жизнерадостно пояснила мать.

Я подняла глаза к небу. Никакие Андерсоны мне не известны, и я поверить не могла, что она строит планы на День благодарения, не посоветовавшись со мной. Господи, и это моя мать! Неужели ей все равно, что я останусь одна все праздники?!

– А я? Как насчет меня? Бросаешь?

– Солнышко, ты взрослая, – рассмеялась мать. – И я полагала, ты собираешься навестить отца и ту женщину.

Мама никогда не называет мою мачеху по имени. Думаю, ее трудно винить, тем более что папаша стал встречаться с Митци, когда еще был женат на матери.

– Нет, понятия не имею, что они делают.

– Видишь ли, я пригласила бы тебя, но точно знаю, что все билеты на круиз распроданы. Габмены… ты ведь знаешь Габменов, так?

– Нет, – буркнула я.

Но матушка продолжала трещать, словно не слыша. Впрочем, вероятно, так оно и было.

– На прошлой неделе Габмены пытались заказать билеты на этот же круиз, но ничего подходящего уже не было. Они записались в резерв, но не похоже, что им повезет. Кошмар, правда? Потому что у них вряд ли есть другой вариант на эти праздники. Впрочем, они всегда могут пойти в гости к Доналдсонам, – заливалась она.

Потрясающе! Матушка не только плевать на меня хотела, но и куда больше озабочена неудачей Габменов, чем счастьем собственного ребенка!

Я все-таки отделалась от нее, но прежде пришлось выслушать, что дочь Доналдсонов (которую я в жизни не видела) только что закончила юридический колледж, и не фантастика ли это, и как матушка мечтала о том, чтобы я получила докторскую степень в любой области. Я, наконец, сумела попрощаться. Набрала номер отцовского офиса:

– Привет, па.

– Привет, тыквочка! Разве ты не на работе?

– На работе. Просто звоню, чтобы узнать, какие планы у тебя и… э… Митци (я всегда запинаюсь на дурацком имени мачехи, более подходящем какому-нибудь шнауцеру) на День благодарения.

– Разве мы не говорили? Летим в Сан-Франциско повидаться с твоей сестрой, а потом отправляемся в поездку по винодельням, – сообщил отец.

Полагаю, я заслужила это за почти полное равнодушие к Элис. Мы так редко перезваниваемся, что мне не от кого узнать о родительских замыслах.

– Вот как? Я ничего не знала, – пробормотала я.

– Мы вылетаем во вторник, проведем несколько дней с Элис, а потом возьмем напрокат машину – и вперед, на север, через долину Сонома. А ты что будешь делать? Какие-то планы?

– Никаких, – подчеркнула я.

– Я бы пригласил тебя в компанию, но вряд ли ты сможешь раздобыть билет в такое время, – продолжал отец.

Теперь я знаю, что должен был испытывать герой фильма «Один дома», когда родные забыли его на праздники. Может, именно этим мне стоит заняться в День благодарения. Возьму в видеопрокате кассеты с «Один дома – 1,2 и 3» (кстати, а существует ли «Один дома 33»?) и просмотрю все за телевизионным ужином с индейкой самого отвратительного сорта, из тех, что замораживают в алюминиевой фольге: картонная на вкус индейка, водянистое картофельное пюре и яблочный компот, который по какой-то причине перегревается в микроволновке так, что может ошпарить рот, если хлебнуть его сразу.