Мое израненное сердце (СИ)

Кажется, что она сейчас слетит с петель, разлетится на осколки от свирепого

издевательства. Поднимаюсь, смотрю в зеркало. На меня смотрит моль! Такая же белая и

прозрачная. Мне становится тошно, подкатывают рвотные позывы. Подлетаю к унитазу, поднимаю крышку и нещадно извергаю содержимое желудка. Меня ужасно трясёт,

спазмы не прекращаются. Больше нет сил, сейчас свалюсь с ног. Но звук грохочущей

двери отвлекает. Нажимаю слив, подхожу к раковине, включаю холодную воду, поласкаю

рот. Не вижу своего отражения, в глазах все плывёт от застилающей пелены. Хлопаю себя

по щекам ледяной ладонью. Ещё и ещё. Умываюсь. Беру полотенце, подхожу к двери и

открываю.

- Господи, малышка, - сгребает меня в объятия, гладя по голове, - тебе плохо? Может

врача? Что ты сегодня ела?

В ответ сильнее обнимаю, сдерживая рыдания. У меня просто нет сил. Плед падает к

ногам. Стою обнаженная и уязвимая своим положением. Чувства оголены, эмоции

наружу, нервы на пределе.

- В кафе... на обед... не знаю. Мне плохо, - холодно, зубы стучат, кожа покрывается

мурашками. Не знаю как, но мне нужно взять себя в руки.

- Сейчас, - отстраняется от меня, поднимает плед и укутывает как в кокон. Подходит к

ванной, включает кран с горячей водой, от чего комната наполняется паром. - Сейчас, котёнок, мы тебя согреем.

Я ему верю. Рядом с ним хорошо, тепло и уютно. А ещё стыдно. Стыдно, что пришлось

все это увидеть. Когда ванна набралась, Марк наливает пену с запахом ванили и кокоса.

Подходит ко мне, снимает плед, нежно берет на руки, словно я невесомая, пушинка, маленькое воздушное облако. Опускает в ванную. Затем снимает с себя брюки, в которых

находился все это время, залезает ко мне и притягивает к себе. Утыкается в шею, оставляя

лёгкий поцелуй. Проходится руками вдоль моих. Его действия настолько нежны, что

чувствую себя антикварным фарфором. В них нет и намека на интим, только забота и

нежность.

Не знаю сколько проходит времени, но рядом с ним я успокаиваюсь, забываюсь.

Кто я? Где я? Что я?

Мысли улетучиваются, оставляя только нас наедине. Его теплота заполняет меня. Марк не

задаёт никаких вопросов, они не нужны. Он понимает, что я что-то не договариваю.

Продолжаю молчать. Жалость мне не нужна. Сама выбрала эту боль, утопала в слезах.

Собирала себя, когда наконец-то поняла, что потеряла веру. Растрачивала дни в пустоту, улыбалась родным и близким, а потом ночами рыдала беззвучно в подушку. Тушила

душевный огонь снова и снова, когда просыпалась на утро от крика боли и понимала, что

это - мой крик от кошмарного сна.

Больше не оставалось сил мучить свою душу и рвать и без того измученное сердце.

Время шло, и я забывала. Только едва заметные рубцы под рёбрами и на левой кисти руки

напоминали о случившемся.

Зарубцевалась и боль в душе, постепенно уходила, наполняя мою жизнь новыми

заботами. Не думала о будущем, жила в настоящем. Работала на износ, до онемения в

суставах, не позволяла и минуты на отдых. Стоило остановиться, как начинался

самоанализ.

- Котёнок, - поднимаю голову на звук голоса, который доносится сверху.

Марк стоит уже у ванны, с большим кремовым банным полотенцем в руках. Устало

поднимаюсь. И сразу тону в тёплых объятиях мужчины, который накидывает на меня

полотенце и берет на руки. Обвиваю шею руками. Несёт в комнату, укладывает на кровать

и уходит.

Лежу, смотрю на окно. Марк возвращается со своей пижамой. Отодвигает ящик комода, где лежит мое белье. Берет хлопковые трусики белого цвета и направляется ко мне.

Поднимает и усаживает как куклу, смотрит в глаза и, ничего не говоря, скидывает

полотенце. Одевает тёплую рубашку от пижамы, застёгивает аккуратно пуговицы, не

отрывая пристального взгляда. Закатывает длинноватые рукава. Затем берет трусики, опускается и начинает одевать, но как только доходит до колена, на секунду замирает.

Смотрит в мои безжизненные глаза и поднимается, берет под руки, ставит на пушистый

ковёр, в котором утопают ступни, и одевает уже вместе с штанами. Поднимает край

одеяла и откидывает, подхватывает меня и аккуратно укладывает. Накрывает пушистым

одеялом, обходит кровать и ложится рядом со мной. Притягивает ближе, согревая.

Напряжение постепенно уходит.

Обдумываю предстоящую встречу, которую не избежать. Решаю, что нужно быть

сильной, однажды справилась с ситуацией, а что сейчас? Опять страх, боязнь? Нет!

Хватит. Я ни в чем не виновата!

Кажется, я только закрыла глаза, как слышу оглушающую трель телефона. Поднимаюсь, опираясь одной рукой на подушку, другую протягиваю за источником звука.

- Да, Саш, - хриплым еле слышным голосом отвечаю.

- Милая, как ты? Я очень переживаю.

- Не знаю... пока не пойму. Ты меня разбудила, - опускаю ноги с кровати, иду к окну

раскрыть шторы.

- Давай я приеду к тебе на работу? Когда ты будешь?

- К десяти часам.

- Хорошо, жди, - заканчивает разговор.

Открываю дверь, направляюсь в кухню.

- Ой, а вот и Ярослава проснулась, - смотрю на слегка полноватую женщину лет

шестидесяти и столбенею, - доброе утро, - радостно тараторит она.

- Доброе утро, - тяну полы пижамной рубашки вниз.

- Как спалось, котёнок, - Марк подходит, наклоняется и целует в щеку.

Рукой подталкивает за спину.

- Хорошо, спасибо.

- Тебе уже лучше? - нежность так и скользит в его голосе, что мне становится

некомфортно перед женщиной.

- Да, все хорошо.

- Ярослава, это - Валентина Петровна, все вопросы по дому к ней.

- Очень приятно, - улыбаюсь женщине, которая не сводит с меня глаз, рассматривает.

- И мне, деточка. Маркуша как сказал, что теперь живет не один, я светилась от счастья.

Говорю, не поверю! Пока сама не увижу, - добро так улыбается, что я расплываюсь в

ответной улыбке. Маркуша - значит, очень близки. Странно слышать, когда мужчину

называют так ласково, - и вот, ты! Ой! Так, садитесь дети, я приготовила вам завтрак.

Марк отодвигает мне стул и присаживается напротив меня. Изучает, всматривается в мое

лицо.

- Лев приедет, отвезёт тебя. За руль сегодня не сядешь. Я бы мог тебя отвезти сам, но у

меня назначена встреча с инвесторами на одиннадцать.

- Марк, не стоит. Я хорошо себя чувствую, это лишнее.

Берет телефон и начинает кому-то звонить.

- Герман Владимирович, извините, но сегодняшняя встреча переносится... - на той стороне

тишина.

Начинаю жестами показывать, чтобы он остановился. Я не могу допустить, чтобы из-за

меня менялись планы. Когда он не реагирует, я выдаю последний аргумент:

- Я согласна.

- Да... хорошо. Тогда, как и договаривались. До встречи.

- Зачем ты так поступаешь? - во мне говорит обида, я злюсь на него, что он так делает.

- Ты не оставила мне выбора, а отпустить одну не могу.

- Я не маленькая девочка...

- Но именно так себя ведёшь!

Позавтракав, благодарю Валентину Петровну, иду собираться на работу.

Марк уезжает раньше, чем я.

Спускаюсь к ожидающему меня водителю, приветствую нахала, который учтиво

открывает дверь и желает прекрасного дня. Я не верю услышанному, кошусь в его

сторону, но он увлечён дорогой.

Подъехав к редакции, спешу в кабинет. Нужно зайти к Алле Ивановне, узнать на какой

день назначить фотосъемку для февральского номера. Времени остаётся мало. Разворот

освободили, а указаний нет.

- Доброе утро всем, - захожу в офис, снимая с себя пальто, - Маш, главный у себя?

- Да, только пришла и уже не в духе. Так что сегодня в Королевстве грозовые тучи.

Оставляю вещи в кабинете и иду к начальнице.

- Алла Ивановна, доброе утро, - открываю дверь и прохожу к столу.

- Доброе, не доброе, какая к черту разница, какое сегодня утро! Что у тебя? - не поднимая