У меня есть твой номер

Смотрю на Энтони, ожидая, что он ответит, но он ждет ответа от меня. И Ванда тоже.

Подумать только, три профессора — и все хотят, чтобы я рассказала им о греческой философии.

— Ну! — Делаю многозначительную паузу, словно решаю, с чего начать. — Ну… Это… очень интересно. Даже уникально. Во многих отношениях. Для философии. И для Греции. И для истории. И для всего человечества в целом. Можно сказать, это был самый важный момент в греческом… мире.

Все озадаченно молчат.

— Но что же все-таки произошло? — оживает Ванда.

— О. Сенаторов, конечно же, убили, — пожав плечами, говорит Энтони. — Но я хотел спросить тебя, Поппи…

— Какое чудесное произведение! — в отчаянии вскрикиваю я, показывая на колонну. — Взгляните!

— А, это интересно. — Энтони послушно задирает голову.

К счастью, он так любопытен ко всему, что его легко отвлечь.

— Мне нужно кое-что посмотреть в моем ежедневнике… — поспешно говорю я. — Простите…

Устремляюсь к ближайшей скамье, ноги у меня подгибаются. Это катастрофа. Мне теперь всю жизнь притворяться знатоком греческой философии? Ведь семья будет собираться на каждое Рождество. Нужно подзаняться этим предметом. Не говоря уж о том, что надо набраться знаний о лекарственных растениях.

Не стоило никого обманывать. Это моя карма. Мое возмездие.

Но поздно. Пути назад нет.

Достаю телефон и набираю в памятку.

ЧТО СДЕЛАТЬ ПЕРЕД СВАДЬБОЙ

1. Изучить греческую философию.

2. Изучить ботанику.

3. Выучить длинные слова для «Скраббла».

4. Запомнить: я ИПОХОНДРИК.

5. Бефстроганов. Полюбить. (Пройти сеанс гипноза?) ®

Смотрю на список. Все хорошо. Это мне по силам.

— Ну, вам же известны мои воззрения на искусство в церквях… — доносится до меня голос Энтони. — Это возмутительно…

Исчезаю из их поля зрения, прежде чем меня успели втянуть в разговор. Действительно, все знают, как Энтони относится к церковному искусству, поскольку он организовал национальную кампанию по превращению церквей в галереи и призвал избавиться от викариев. Несколько лет тому назад он выступал по телевизору и сказал: «Подобные сокровища не должны оставаться в руках филистеров». Эту фразу повторяли на каждом углу, разгорелся большой скандал.

Хоть бы уж говорил потише. Что, если его услышит викарий?

Теперь Энтони изучает порядок богослужения. Не очень-то тактично с его стороны.

— «Возлюбленные мои», — издает он саркастический смешок. — Возлюбленные кем? Звездами и космосом? Кто-то ожидает от нас, что мы поверим в то, что некий благодетель на небесах любитнас? «Перед лицом Господа». Я обращаюсь к тебе, Ванда! Совершенная бессмыслица.

Неожиданно вижу идущего к нам по проходу викария. Судя по его негодующему лицу, он хорошо расслышал слова Энтони.

— Добрый вечер, Поппи!

Быстро встаю со скамьи.

— Добрый вечер, преподобный Фокс. Как поживаете? Мы тут говорим о том, как хорошо в церкви.

— Действительно, — замогильным голосом отвечает он.

— Вы… Вы знакомы с моим будущим свекром? Профессор Энтони Тэвиш.

К счастью, Энтони обменивается вполне любезным рукопожатием с его преподобием, но атмосфера по-прежнему нервная.

— Значит, вы зачитываете Библию, профессор Тэвиш?

— С трудом, — довольно сухо отвечает Энтони.

Преподобный Фокс агрессивно улыбается ему:

— Это явно не ваша стихия.

Их враждебность просто разлита в воздухе. Может, стоит пошутить и разрядить обстановку?

— Поппи, тебя поведут к алтарю братья? — Преподобный Фокс просматривает свои заметки.

— Да. Тоби и Том.

— Братья? — любопытствует Пол. — Замечательная идея. Но почему не отец?

— Потому что мой папа… Мои мама и папа умерли.

День словно сменяется ночью. Неловкое молчание. Смотрю в каменный пол, отсчитываю секунды и жду, когда все придет в норму.

Сколько неловких пауз спровоцировала я за последние десять лет? Всегда одно и то же. Никто не знает, куда смотреть. Никто не знает, что сказать. По крайней мере, на этот раз никто не пытается меня обнять.

— Моя дорогая девочка, — бормочет Пол. — Мне так жаль…

— Все хорошо! — бодро перебиваю его я. — Произошел несчастный случай. Десять лет тому назад. Я не люблю разговоров об этом. И стараюсь не думать об этом. Никогда.

Никому не хочется выслушивать печальные истории. Это правда. Помню, учитель в колледже спросил меня, в порядке ли я и не хочу ли поговорить о родителях. А как только я начала, он сказал: «Ты не должна терять уверенность в себе, Поппи!» И это означало: «Не хочу ничего слышать. Замолчи».

Там была группа, занимавшаяся с психотерапевтом. Но я увиливала от этих занятий. Они проходили в то же время, что и хоккейные тренировки. И вообще, о чем тут говорить? Мои родители умерли. Нас взяли к себе тетя с дядей. Мои кузены и кузины уже выросли, и в доме были свободные спальни.

Это произошло. И добавить тут нечего.

— Прекрасное кольцо, Поппи! — произносит преподобный Фокс, и все ухватываются за возможность сменить тему разговора.

— Правда, чудесное? Старинное.

— Это семейная ценность, — гордо вставляет Ванда.

— Очень необычное, — одобряет Пол. — Единственное в своем роде.

Задняя дверь распахивается с металлическим лязгом.

— Простите, я опоздала, — слышится знакомый пронзительный голос. — Какой паршивый день!

По проходу с сумками мчится Люсинда. На ней бежевое прямое платье, солнечные очки в массивной оправе сдвинуты на голову, она тяжело дышит.

— Преподобный Фокс! Вы получили мое письмо?

— Да, Люсинда, — устало отвечает он. — Боюсь, церковные колонны нельзя выкрасить серебряной краской. Ни при каких обстоятельствах.

Люсинда останавливается как вкопанная, и рулон серого шелка разматывается по всему проходу.

— Нельзя? И что мне прикажете делать? Я обещала флористу серебряные колонны! — Она плюхается на скамью. — Чертова свадьба! Не одно, так другое…

— Не волнуйся, Люсинда, дорогая! — суетится вокруг нее Ванда. — Уверена, ты превосходно поработала. Как твоя мама?

— О, хорошо! Я, правда, ее не видела, у меня куча дел… А где эта растяпа Клеменси?

— Я заказала машины, — быстро говорю я. — И конфетти. А шаферам нужны петлицы?

— Закажи, если можешь, — с легким раздражением отвечает она. И вдруг словно впервые замечает меня. — О, Поппи! Хорошая новость! Твое кольцо у меня! Оно зацепилось за подкладку моей сумочки!

Она достает кольцо с изумрудом и протягивает мне. Я в таком изумлении, что могу только стоять и моргать.

Настоящее кольцо. Мое настоящее, винтажное, бесценное кольцо с изумрудом. Вот оно, у меня перед глазами.

Как она…

Какого черта…

Не могу поднять глаза и посмотреть вокруг. Но все равно уверена, что взгляды у присутствующих ошарашенные, они перекрещиваются, как лазерные лучи. Все смотрят то на поддельное кольцо, то на настоящее, а потом наоборот.

— Мне не совсем понятно… — наконец начинает Пол.

— Что тут у вас произошло? — По проходу шагает Магнус, с удивлением глядя на немую сцену. — Кто-то увидел привидение? Или Святого Духа? — Он смеется, но никто не присоединяется к нему.

— Если это наше кольцо… — обретает голос Ванда, — то чье тогда это? — Она показывает на подделку на моем пальце, которая теперь кажется дешевой бижутерией.

Я едва могу дышать. Нужно спасти положение. Костьми лечь, но спасти. Они не должны узнать, что я теряла кольцо.

— Да! Я… думала, вы удивитесь. — Как-то нахожу слова, как-то вымучиваю улыбку. Такое ощущение, будто иду по мосту, который тут же воздвигаю перед собой из игральных карт. — Я… сделала копию! — Стараюсь говорить беззаботнее некуда. — Потому что отдала оригинал Люсинде.

В отчаянии сверлю Люсинду глазами, ожидая, что она поддержит меня. К счастью, Люсинда понимает, что натворила.