Спустя годы

Лина попробовала на миг представить, как это все будет, вспомнила разговор с одной знакомой докторшей, которая на своем горьком опыте убедилась, что все успеть невозможно. Не бывает так, чтобы и овцы целы, и волки сыты! Всегда приходится чем-то жертвовать…

— Кому-то из нас придется идти на компромисс, — заметила Лина. — Скорее всего мне.

— И какой же компромисс ты предлагаешь? — спокойно осведомился Энтони.

— Я же сказала: работать неполный день как врач широкого профиля.

— Если ты пойдешь на такой компромисс, Лина, ты никогда не получишь полного интеллектуального удовлетворения от работы, — уверенно заявил Энтони. — Таково мое мнение. Впервые мне пришло это в голову, когда ты сказала, что передумала заниматься хирургией.

— Может, ты и прав. Только разве в жизни нет ничего важнее интеллектуального удовлетворения? — возразила она.

— Для кого-нибудь, может, и есть, но не для тебя.

— Благодарю за доверие! — Она улыбнулась и бросила огрызок прямо в огонь. — Понимаешь, это так здорово проводить вместе время, а не урывать жалкие минуты… Мне ужасно не хочется возвращаться! Я… — Она сморщилась, побледнела и схватилась за живот.

Энтони нахмурился.

— Что с тобой?

— Ничего. Вдруг резануло. Уже прошло.

— Точно?

Лина кивнула.

— Не надо было набрасываться на кислые яблоки, — проворчал Энтони.

— Никакое оно не кислое, а спелое и сладкое!

— Ну прямо как ты! — шепнул он и привлек Лину к себе.

Они занимались любовью, а в камине пылал огонь…

Перед ужином Лине стало не по себе — ее бил озноб и острая боль в животе снова дала о себе знать, но Энтони она ничего не сказала. Зачем попусту беспокоить человека? Может, это всего лишь несварение…

Энтони приготовил спагетти. Заметив, как Лина вяло ковыряет вилкой в тарелке, нахмурился.

— Ну и куда же подевался твой волчий аппетит?

— Пропал. — Лина заметно побледнела.

— Вижу. — Он накрыл ее ладонь своей и с тревогой спросил: — Ты в порядке?

— Конечно.

Он выпил глоток вина и, склонив голову набок, прислушался.

— Как странно!

Новый приступ боли.

— Ты о чем?

— А ты прислушайся.

— К чему? — удивилась Лина. — Я ничего не слышу.

— Вот именно. И что это значит?

Она выдавила улыбку.

— Сдаюсь!

— А ты вспомни, что мы слышали в прошлые ночи.

Никакого гула машин — это точно. Тишина и покой, если не считать…

— Не слышно птиц? — догадалась Лина.

Энтони кивнул.

— Точно. Помнишь, мы с тобой обсуждали, как громко они щебечут, особенно по утрам. А сегодня их почему-то совсем не слышно.

— Не забывай, я — городской житель. — Лина улыбнулась. — Так что ничего вразумительного по этому поводу сказать не могу.

— Как-то подозрительно тихо! — заметил Энтони с легким беспокойством.

Когда разразилась буря, они уже спали, и Лина толком не поняла, от чего проснулась — от треска сломанного ветром дерева или от нестерпимой боли. Ей показалось, будто ее полоснули ножом по животу.

Открыв глаза, она увидела у окна Энтони, а за окном страшно завывал ветер и трещали ветви деревьев. Лина хотела встать и подойти к нему, но обессилела от боли.

— Энтони! — слабым голосом окликнула она. — Что там такое?

— Разыгралась буря. И нешуточная. В жизни такой не видел. Давай лучше пойдем спать вниз… — Он повернулся и, увидев ее побелевшее лицо, в два прыжка оказался у кровати. — Лина, что с тобой?!

Она вся дрожала, тело покрылось холодной испариной.

— Сама не знаю… Мне так больно… Энтони… я…

Он откинул в сторону одеяло.

— Успокойся, дорогая. Покажи, где болит.

Она показала рукой на правый бок живота и скорчилась от боли, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Энтони осторожно ощупал живот.

Приоткрыв веки, Лина взглянула ему в лицо и простонала:

— У меня аппендицит?

— Боюсь, ты права.

— Энтони! И что теперь делать? — Лина заплакала, прекрасно понимая, что ее нужно оперировать, и немедля — в противном случае ей грозит перитонит.

— Сейчас я отнесу тебя вниз на диван, и ты будешь лежать. Совершенно спокойно. Остальное предоставь мне. Понятно?

Лина чувствовала себя слабой и беспомощной.

— Да, Энтони, понятно, — смиренно поддакнула она, понимая, что если ей и может кто помочь, то только он один.

Пока он нес ее вниз, у нее закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Положив Лину на диван, Энтони подошел к телефону и снял трубку.

— Так я и думал, — спокойно заметил он, положив трубку на рычаг. — Не работает.

— Что же делать? — испуганно выдохнула Лина.

— Будем ждать, пока буря не утихнет. Полчаса погоды не сделают. Не стоит рисковать и выходить из дома в разгар бури. А то еще, не дай Бог, придавит деревом. Как только станет потише, отвезу тебя в ближайшую больницу. Будем надеяться, что дорога не завалена упавшими деревьями.

— А что, если буря не утихнет?

— Тогда придется рискнуть, — хмуро ответил Энтони.

Но буря утихла, ветер перестал завывать, и за окном больше ничего не бухало и не скрипело.

Энтони завернул Лину в одеяло и отнес в машину.

Лина не помнила, долго ли они ехали и сколько раз Энтони пришлось останавливаться. Ее единственным ощущением стала боль — она росла и росла, пока не заслонила собой все.

Сквозь пелену забытья Лина услышала, как Энтони чертыхнулся, буркнул себе что-то под нос и коснулся ее щеки. С трудом приоткрыв глаза, она увидела, словно в тумане, светящуюся вывеску больницы.

— Слава Богу, что у них хотя бы есть электричество! — обрадовался Энтони. — Дорогая, подожди меня, я мигом!

— Не волнуйся — не убегу! — попыталась пошутить Лина и невольно вскрикнула от нового приступа боли.

Энтони тотчас вернулся, осторожно извлек ее из машины, и Лина, заметив его напряжение, слабым шепотом спросила:

— Все в порядке?

— Да. Все будет хорошо.

У Лины все поплыло перед глазами, боль вытеснила иные ощущения. Дальнейшее она помнила смутно и обрывками. Появилась медсестра. Лина взглянула на нее, и холодные светлые глаза медсестры показались ей знакомыми. Но боль снова вернулась, и Лине все стало безразлично. Сестра переодела ее в больничную рубашку, с помощью другой медсестры переложила на каталку и повезла по коридору.

— А где же санитары? — едва слышно спросила Лина.

— У них сегодня выходной.

Лина удивилась: как это нет санитаров? А кто тогда доставляет больных в операционную и потом отвозит в палаты? Ее привезли в какую-то комнату, и пожилой врач улыбнулся ей.

— Не волнуйтесь, милочка. Скоро вам станет лучше. Сейчас дадим вам наркоз.

Она почувствовала укол и заметила краем глаза, что в палату вошел высокий мужчина в операционной зеленой пижаме. Наверное, хирург, решила Лина.

Он был высоким и широкоплечим, что-то в его фигуре показалось Лине знакомым. Наркоз начал действовать, мужчина обернулся и подошел к каталке.

— А теперь, милочка, считайте в обратном порядке от ста до одного, — велел ей анестезиолог.

— Девяносто девять, девяносто восемь, девяносто… — начала она и вдруг запнулась, заметив над маской серые глаза хирурга.

Она уже видела эти глаза…

Нет! Не может быть!

Ведь это глаза Энтони!

Тяжелее операции у него не было.

Простое удаление аппендикса… Да он мог сделать это с закрытыми глазами! С такой операции начинают все студенты-хирурги. За годы работы Энтони проделал столько операций — и куда более сложных — но теперь чувствовал себя как новичок, которому предложили взяться за сосудистую хирургию.

— Все в порядке, доктор Элдридж? — спросила медсестра в халате и в маске.

— Да, — буркнул он, натягивая перчатки.

Энтони протянул руку, и медсестра вложила в его ладонь скальпель. Энтони перевел взгляд на анестезиолога и спросил:

— Пациентка готова?

— Готова.

Ножом по живому…

Энтони поднял скальпель, и лезвие сверкнуло в ярком свете операционной лампы. Он почувствовал, как на лбу выступают холодные бисеринки пота, — медсестра тут же их промокнула салфеткой.