Конец лета

Он открыл калитку, и я пошла за ним по гравийной дорожке к дому. Он открыл дверь и посторонился, пропуская меня вперед. Я увидела узкий коридор, лестницу наверх, двери справа и слева и открытую дверь в задней части дома, за которой, судя по всему, находилась кухня. Все было довольно обычно, однако Дэвид — или кто-то другой — придал обстановке уют и очарование во многом благодаря ковровому покрытию и обоям с узором из зеленых листьев, а также удачно расположенным репродукциям на стенах.

Дэвид забрал у меня из рук сверток со свитером и плащ и положил все это вместе со своим портфелем на стул в коридоре, а затем провел меня в длинную гостиную с окнами в каждом конце. И только тогда я оценила уникальное расположение этого незатейливого с виду маленького домика: окно, расположенное в большой нише и выходившее на юг, смотрело на длинный узкий садик, отлого спускавшийся к реке.

Обстановка комнаты превзошла все мои ожидания. Шкафы с книгами, стопка музыкальных пластинок, журналы на низком столике перед камином. В ней были также мягкие кресла и маленький диванчик, старомодная горка с мейсенским фарфором, а над каминной полкой… Я подошла посмотреть.

— Бен Николсон?

Дэвид кивнул.

— Это же не оригинал? — спросила я.

— Оригинал. Мама подарила мне его на двадцать первый день рождения.

— Все здесь напоминает мне о лондонской квартире вашей мамы… Атмосфера такая же…

— Вероятно, так и есть, потому что мебель мы брали из одного дома. И, разумеется, мама помогала мне выбрать занавески, обои, ну и так далее.

Втайне обрадовавшись, что это была его мать, а не кто-то другой, я подошла к окну.

— Кто бы мог подумать, что у вас такой чудесный сад!

Я увидела маленькую террасу с деревянным столом и стульями, а за ней лужайку, усыпанную опавшими листьями, клумбы с поздними розами и фиолетовыми новобельгийскими астрами. Также я заметила купальню для птиц и старую склонившуюся к земле яблоню.

— Вы сами ухаживаете за садом?

— Сложно назвать это садом… Как видите, он не очень большой.

— Но тут даже есть река…

— Это — то и сыграло свою роль при выборе дома. Я рассказываю всем своим друзьям, что ловлю рыбу в Кейпле, и они приходят в восторг. Но я не говорю им, что это местечко в каких-нибудь десять ярдов…

На верхней полке книжного шкафа стояли фотографии и моментальные снимки, куда меня тянуло как магнитом.

— Это ваша мама? И отец? И вы сами?.. — Мой взгляд упал на мальчика лет двенадцати с очаровательной улыбкой. — Это вы?

— Да, я.

— Тогда вы не носили очков.

— Я не носил их до шестнадцати лет.

— А почему начали?

— Несчастный случай. Мы играли в «зайца и собак» в школе, парень, бежавший впереди меня, задел ветку и она отскочила мне прямо в глаз. Это была не его вина, такое могло случиться с каждым. Но я частично ослеп на этот глаз, и с тех пор всегда ношу очки.

— О боже, какой кошмар!

— Да я бы не сказал… Это не мешает мне заниматься тем, что мне нравится… Вот только в теннис я не могу играть.

— А почему не можете?

— Я не совсем понимаю, почему, но если я и вижу мяч, то не могу по нему попасть, а если попадаю, то не вижу. Так что игрой это не назовешь.

Мы прошли в кухню, которая была маленькой, как камбуз на яхте, и такой чистой, что я почувствовала стыд, вспомнив о собственном доме. Дэвид заглянул в духовку, где оставил запеченную картошку, а затем нашел сковородку и достал из холодильника заляпанный кровью сверток, в котором оказались два толстых куска абердин-ангусской говядины.

— Вы приготовите или я? — спросил он.

— Лучше вы… А я накрою на стол или еще что-нибудь. — Я открыла дверь, которая вела на террасу, где было не по сезону жарко. — Мы можем поесть снаружи? Тут как на побережье Средиземного моря.

— Конечно, если хотите.

— Тут просто рай… Мы сядем за этим столом?

То и дело попадаясь Дэвиду под руку и спрашивая, где все лежит, я наконец накрыла на стол. Пока я делала это, он нарезал салат, развернул хрустящий французский батон и достал из холодильника маленькие блюдца с заиндевелым маслом. Когда все приготовления были закончены и бифштексы тихо шипели на сковородке, он налил два бокала хереса, и мы вышли на солнце.

Дэвид сбросил пиджак и откинулся на спинку стула, вытянув перед собой длинные ноги и подставив лицо солнечным лучам.

— Расскажите мне про вчера, — вдруг попросил он.

— Про вчера?

— Ну да. Вы же собирались в Лейриг-Гру, — он искоса взглянул на меня, — или нет?

— О! Да-да, мы там были.

— И как все прошло?

Я задумалась, что ответить на этот вопрос, и поняла, что толком ничего не помню, за исключением странного разговора с Синклером.

— Было… Неплохо. Замечательно, правда.

— Звучит не слишком убедительно.

— Ну, это правда было замечательно. — Я не могла придумать никакого другого слова.

— Но утомительно, наверно?

— Да, я очень устала.

— И долго вы там пробыли?

И вновь я почти ничего не могла вспомнить.

— Ну, мы вернулись еще до темноты. Гибсон встретил нас у Лох-Морлих…

— Хм, — протянул Дэвид, казалось, задумавшись над моими словами. — А чем сегодня занимается Синклер?

Я наклонилась и, подняв с земли камешек, стала подбрасывать его и ловить тыльной стороной ладони.

— Он уехал в Лондон.

— В Лондон? Я думал, он взял отпуск.

— Да, взял. — Я уронила камешек и нагнулась за другим. — Но ему кто-то позвонил вчера ночью… Не знаю, в чем там дело… Бабушка нашла записку, когда утром спустилась завтракать.

— Он уехал на машине?

Я вспомнила тигриный рев «лотуса», разрывающий ночную тишину.

— Да, на машине. — Я уронила и второй камешек. — Он вернется через день или два. Возможно, в понедельник вечером, как он написал. — Мне не хотелось говорить о Синклере. Я боялась вопросов Дэвида. Поэтому предприняла неуклюжую попытку сменить тему. — Так вы правда ловите здесь рыбу? Я бы и не подумала, что там достаточно места, чтобы забросить удочку… Леска может запутаться в ветвях яблони…

Так разговор переключился на рыбалку. Я рассказала Дэвиду о реке Клируотер в Айдахо, куда мы с отцом однажды поехали в выходные.

— …Там полно лосося… Его можно ловить практически голыми руками…

— Вам нравится в Америке, да?

— Да. Да, нравится.

Дэвид замолчал, нежась на солнце, и, воодушевленная его молчанием, я стала говорить о дилемме, в которой неизбежно оказывалась.

— Это довольно странно — принадлежать к двум разным странам. Кажется, что ни в одну толком не вписываешься. Когда я была в Калифорнии, я вечно хотела вернуться в «Элви». Но сейчас, когда я в «Элви»…

— Вы скучаете по Калифорнии.

— Не совсем. Но есть вещи, которых мне не хватает.

— Например?

— Ну, из личных, важных для меня вещей… Отца, конечно же. И Расти. И шума Тихого океана поздно вечером, когда волны набегают на берег.

— А из мелочей?

— Это более сложный вопрос. — Я попыталась понять, чего мне действительно не хватает. — Воды со льдом. Телефонной компании «Белл». Сан-Франциско. И центрального отопления. И садовых магазинов, где можно купить растения и все такое и где пахнет флёрдоранжем. — Я повернулась к Дэвиду. Он не сводил с меня глаз. Наши взгляды встретились, и он улыбнулся. Я добавила: — Но здесь тоже много хорошего.

— Что же именно?

— Почта, например. Можно купить все в местном почтовом отделении, даже марки. И то, что погода никогда не бывает одинаковой два дня подряд. Так ведь намного интереснее. И чай во второй половине дня, с лепешками, бисквитами и мягкими имбирными пряниками…

— Вы тонко намекаете на то, что пора приняться за бифштексы?

— Это случайно получилось, — улыбнулась я.

— Ну, если мы протянем еще немного, они станут несъедобными.

Обед был чудесным, обстоятельства — идеальными. Дэвид даже открыл бутылку вина, красного и очень терпкого, которое идеально дополняло мясо, как и хрустящий белый хлеб. Трапезу довершали сыр, бисквиты и ваза со свежими фруктами, увенчанными гроздью белого винограда. Я обнаружила, что ужасно проголодалась и, съев невероятно много, вытерла тарелку толстой белой корочкой, а затем очистила апельсин. Он оказался таким сочным, что сок капал с пальцев. Закончив есть, Дэвид пошел в дом приготовить кофе.