Принцесса в центре внимания

Но разве они не понимают, что их отношения бесперспективны? И вдруг они на самом деле, ну, это?.. И, несмотря на рекламу противозачаточных средств, не захотят или не сумеют ими воспользоваться? Как моя мама и мистер Джанини? Тогда им придется пожениться, и Лилли всю оставшуюся жизнь проживет в Индиане в вагончике, где живут все несовершеннолетние мамы… Она будет ходить в уродливых платьях, стирать белье руками, готовить ужины на примусе, а Хэнк в это время найдет работу на фабрике с зарплатой 5,5 долларов в час.

И я единственный на свете человек, который все это способен предвидеть? Все остальные что, ослепли?

29 октября, среда, 19.00

Уффф. Они живы и здоровы.

Хэнк вернулся в отель около пяти, и Лилли заявилась домой, по словам Майкла, тоже примерно в это время. Может, чуть раньше.

Я непременно хотела знать, где они шатались, и оба ответили так:

– Просто гуляли, а что?

Лилли еще добавила:

– Не могла бы ты быть немного любезнее?

Не могла бы.

У меня куча других проблем, кроме этой нашей новоявленной влюбленной парочки, о которых мне действительно впору побеспокоиться. Когда я направилась к бабушке в номер за очередной порцией королевской премудрости, мне навстречу, явно очень нервничая, выдвинулся папа.

В этом мире только два человека способны всерьез действовать папе на нервы. Один из этих людей – моя мама. Второй – его мама.

Он заговорил трагическим басом:

– Послушай-ка, Миа, хочу сказать тебе насчет приготовлений к свадебной церемонии…

– Папочка, ты уже поговорил по этому поводу с бабушкой?

– Миа… Твоя бабушка уже разослала приглашения на свадьбу.

Это все. Это конец. Это катастрофа. КАТАСТРОФА!!!

Папа увидел, как изменилось мое лицо, и мгновенно понял, о чем я думаю в данный момент.

– Миа, Миа, только не волнуйся. Я что-нибудь сделаю. Поверь мне, я все устрою. Ладно?

Да как же мне не волноваться? Мой папа хороший человек. По крайней мере, он очень старается. Но все дело ведь в бабушке. Никто не способен выступить против нее, даже сам принц Дженовии.

И что бы он там ей ни сказал, естественно, никакого толку не будет.

Я вошла в бабушкины апартаменты.

– Мы уже получили подтверждения, – гордо отрапортовал мне сияющий Виго, – от мэра города, и от мистера Дональда Трампа, и от шведской королевской семьи, и от господина Оскара де ля Рента, и от Джона Тэша, и от мисс Марты Стюарт…

Я никак не отреагировала. Просто подумала, что сказала бы моя мама, повстречай она Джона Тэша или Марту Стюарт. Скорее всего, она бы просто с воплем выбежала вон из помещения.

– А вот и ваше платье, – обрадовал меня Виго.

Его брови то вопросительно поднимались, то опускались, и смотреть на это было довольно противно.

– Мое… чего?

Вышло неудачно. Бабушка услышала меня и как хлопнет в ладоши, да так внезапно и громко, что Роммель кубарем скатился с ее колен и со всех ног бросился под диван.

– Никогда, слышишь, никогда чтобы я не слышала от тебя этого слова – «чего»! – У меня появилось ощущение, что бабушка огнедышащая и пышет огнем прямо на меня. – Вместо «чего» будь любезна говорить «прошу прощения».

Я посмотрела на Виго. Было видно, что он еле сдерживает улыбку. Непостижимый человек! Ему смешно, когда бабушка гневается!

– Я прошу у вас прощения, мистер Виго, – сказала я ужасно вежливо.

– Что вы, что вы, – замахал он руками, – умоляю вас, называйте меня просто Виго, без этих ваших мистеров, Ваше Высочество. А теперь взгляните. Ну, что скажете?

И он, как фокусник, извлек платье из коробки. В тот миг, когда я его увидела, я пропала.

Потому что это платье было самым красивым из всех когда-либо виденных мной и выглядело как платье Глинды из «Волшебника из страны Оз», ну разве что так не блестело. Оно было такое же розовое, с таким же пышным верхом и потрясающей юбкой. Мне захотелось немедленно его примерить. Никогда раньше я не мечтала так о каком-то платье. Это же… у меня просто не было слов. Я влюбилась в это платье раз и навсегда.

Мне необходимо было надеть его. Здесь и сейчас.

Бабушка придирчиво наблюдала за процессом одевания. С бокалом любимого коктейля в одной руке, с длинной сигаретой в другой, она выглядела даже шикарнее, чем обычно. Время от времени она тыкала в мою сторону сигаретой и покрикивала:

– Не так, о горе мое, поправь тут. И прекрати, в конце концов, горбиться, Амелия!

Сразу стало понятно, что в груди платье велико. Кто бы сомневался? Его необходимо подогнать по фигуре. Процесс подгонки займет все дни до пятницы, но Виго рассыпался в уверениях, что все будет сделано вовремя.

И тут я вспомнила, в честь какого события они подарили мне это платье. Боже, я ужасная, неблагодарная, чудовищная дочь! Я просто монстр. Я не хочу этой свадьбы! Я ей препятствую всеми силами! Мама тоже не хочет свадьбы! И чем, скажите на милость, я тут сейчас занимаюсь, как последняя идиотка?

Примеряю платье, чтобы надеть его на мероприятие, которого никто не хочет, кроме бабушки? Которое вообще не состоится, если мой папа преуспеет в уговорах?

И все же, если мне не удастся надеть это платье, если мне придется спрятать его в шкаф до лучших времен, то мое сердце будет разбито. Это самое, самое красивое платье из всех, какие я видела когда-либо в жизни, даже на фотографиях в журналах. Ах, если бы (это я размечталась) Майкл смог увидеть меня в этом платье!

Ну, на худой конец, хотя бы Джос Ирокс… Может, тогда он преодолеет свою застенчивость и скажет мне в лицо все то, что сейчас он осмеливается сообщать только в письменном виде. И если это не тот парень, что скандалит в столовой из-за соуса чили, может, мы даже будем с ним встречаться.

Однако существует одно-единственное место, куда можно прийти в подобном платье. Это свадьба. И независимо от того, как бы сильно мне ни хотелось покрасоваться в этом платье, о свадьбе и речи быть не может. Свадьба, на которую приглашен Джон Тэш, – кто знает, вдруг он еще и петь вздумает? Маму тогда точно стошнит. И еще как.

Но все же, все же никогда раньше я не ощущала себя настолько принцессой, как в этом прекрасном платье.

Ах, как жаль, что мне не суждено его надеть!

Все еще 29 октября, 22.00

Какой кошмар!

Сижу в своей комнате, переключаю телеканалы. Показывают какую-то ерунду, смотреть не на что. Канал за каналом, дошла до 67-го, одного из общественных каналов, а там – серия из шоу Лилли, которую я раньше не видела. Вообще-то странно, потому что ее шоу обычно идет по пятницам, а тут что-то не по расписанию. Но потом я догадалась, что раз в пятницу Хэллоуин, то, видимо, они будут демонстрировать какой-нибудь карнавал, поэтому шоу Лилли и передвинули.

Это именно та серия, которую мы снимали в субботу у Лилли, когда девочки делали признания о своих «настоящих» поцелуях, а потом я выбрасывала из окна баклажан. Лилли, к счастью, сдержала обещание и вырезала те кадры, на которых было видно мое лицо, так что никто не догадается, кто это такой хулиган. Разве что кому-нибудь хорошо известно, что у девочки по имени Миа Термополис есть пижама с узором – клубникой, а так больше ничего не видно.

Да-а-а-а. Наверное, мамы с пуританским воспитанием обалдеют от признаний насчет поцелуев, но таких мам, вероятно, не так уж много в тех пяти штатах, где транслируется 67-й канал. Затем камера забавно так подскочила и на экране появилось мое лицо. МОЕ ЛИЦО. Я лежу на полу, под головой подушка и сонным голосом расслабленно болтаю что ни попадя.

И тут я вспомнила: все тогда заснули, а мы с Лилли еще долго не спали и болтали бог знает о чем. Значит, ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ ОНА СНИМАЛА МЕНЯ!

Я валялась на полу и несла следующее:

– Больше всего на свете я хочу организовать приют для искалеченных и брошенных животных. Вот я как-то была в Риме, а там, наверное, восемь миллионов бездомных кошек. Они везде, везде, даже на памятниках сидят. Они бы точно все умерли с голоду и живы только потому, что монахи их подкармливают. Первое, что я сделаю в Дженовии, когда приеду туда, это открою приют для брошенных и бездомных животных. Знаешь, я никого не позволю усыплять. Ну, разве что неизлечимо больных. Там у меня будут жить и кошки, и собаки, а может, оцелоты и дельфины…