Маленькое дорожное приключение

– Не надо!

Эви удивленно воззрилась на Коула.

– Не время этим заниматься! – пояснил Коул, напряженно глядя вперед.

Эви посмотрела туда же. Гроза поглотила их. По машине хлестали порывы ветра и струи ливня. Коул искал подходящее место, где можно было бы свернуть с дороги и переждать ненастье. Но вокруг простирались плоские равнины Оклахомы, и укрыться было негде.

Эви только теперь увидела то, на что Коул старался не обращать ее внимания. С туч на землю спускался извивающийся, танцующий смерч. Она дернула Коула за рукав.

– Коул, смотри! – Он отмахнулся.

– Молись, чтобы он обошел нас стороной! – Эви вцепилась в его руку.

– Коул!

Он тихонько выругался и свернул на обочину.

– Надо выйти из машины! – крикнул он.

Эви кивнула. Град перестал так же внезапно, как и начался. В машине наступила странная, зловещая тишина. Единственным звуком, нарушавшим ее, было завывание ветра.

Черный смерч извивался гигантской коброй, кружился, как восточная танцовщица, исполняющая танец живота. Он рос, набухал, вздымая клубы пыли и грязи, волоча за собой рваные темно-фиолетовые облака.

– Надо где-то укрыться, – сказал Коул. Голос его был неестественно спокойным. – А то нам не поздоровится.

– А где?

Местность была плоская, как тарелка. Далеко-далеко, в стороне от пути смерча, виднелась одинокая силосная башня. И все.

– Если он поползет сюда, спрячемся в кювете, – распорядился Коул.

– Подождем?

Ждать пришлось недолго. Шум нарастал, превращался в рев, – рев мчащегося паровоза, рык огромного бешеного зверя.

Коул распахнул свою дверцу, выволок наружу Эви. Пригибаясь под порывами ветра, они двинулись к кювету, который казался недостижимой целью.

Коул что-то прокричал насчет того, что надо отойти подальше от машины. Эви обернулась – и зря. Смерч надвигался. Светлый «конквест» раскачивался, как корабль в бурю.

Эви зажмурилась – в глаза летела пыль, – споткнулась, вскрикнула. Земля ушла из-под ног. Коул стащил ее в глубокую канаву, на дне которой был цементный водосток.

Она сунулась было в трубу, идущую под шоссе, но Коул схватил ее за платье и вытащил обратно.

– Куда ты? Ее же затопит! – крикнул он. По водостоку уже сейчас бежал ручеек, достигавший щиколоток.

– А что же делать? – растерялась она.

Он прижал Эви к себе и прислонился к подветренной стороне канавы.

– Надеюсь, обойдется!

Эви уставилась на него с ужасом.

Коул посмотрел в ее расширенные от страха глаза. Дождь хлынул снова. Через несколько секунд они оба промокли насквозь. Но это было неважно. Важно, что в ее глазах светилась вера в него. И Коул понял, что рядом с ним ей ничего не страшно.

Сердце у него дрогнуло. Всю жизнь он убеждал себя, что не хочет, чтобы женщины относились к нему таким образом. Только позавчера он сбежал от этого – там, на берегу Миссисипи. Он избегал этого с шестнадцати лет. Но сейчас Коул был готов отдать все на свете за то, чтобы держать ее в своих объятиях. Нет, он не был героем. Но мог ли он признаться ей, что сейчас он так, же беспомощен, как она сама?

Не мог. И к тому же она все равно не услышала бы его за воем торнадо. Он притянул ее ближе к себе и крепко поцеловал. Ее груди прижались к его крепкой груди, ее ноги сплелись с его ногами. Коулу стало жарко. Больше ему ничего не нужно.

Буря терзала землю, а Коул, забыв обо всем, осыпал поцелуями шею Эви. Он упивался ею, как иссохшая земля первыми каплями долгожданного дождя. Глинистая стенка канавы, к которой прижималась Эви, стала блестящей и скользкой от влаги. Коул зарылся пальцами в глину и прижался к Эви, притискивая к стене ее тело. Сверху хлестала вода. Платье Эви облепило ее тело, рубашка Коула прилипла к груди.

Он почувствовал, как ее руки торопливо расстегивают на нем рубашку. Ее ладони были удивительно горячими по сравнению с холодными струями дождя. Коул же не мог возиться с какими-то пуговицами. Руки у него тряслись, кровь бешено пульсировала в жилах. От желания или от будущей грозы? Он сам этого не знал. Коул знал только, что должен овладеть ею – невзирая на грозу, невзирая на прошлое.

Ее губы страстно ласкали его грудь, зубы покусывали сосок… Коул содрогался от желания. Он тоже хотел ласкать ее. Он схватил край ее юбки и грубо задрал ее вверх. Эви взяла его руку и направила внутрь, к полоске влажного шелка, в сладостную влагу… Одно прикосновение его пальца – и она застонала…

Дальше Коул не помнил ничего, кроме жара, раскатов грома, скользкой глины и желания. Все произошло слишком быстро. Она звала его – без слов, но настойчиво, – умоляла его любить ее… И никакой смерч не мог ему помешать.

Эви наклонила голову. Из душа хлестали струи горячей воды. Она прижалась спиной к холодному скользкому кафелю. Соски набухли и болезненно ныли. Впервые за свою бродячую жизнь Эви не боялась заразиться грибком или еще какой-нибудь дрянью и не думала о том, как соблюдаются гигиенические нормы в этом небольшом мотеле. Она прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как хлещет по груди горячая вода.

Но даже прикосновение струй воды возбуждало ее. Стоя в ванной комнате, быстро наполнявшейся паром, Эви обняла себя за плечи и плотно сжала колени. Да, там, в кювете, посреди завывания бури, она отдалась Коулу Крику. Они любили друг друга в грязи, в потоках струящейся воды…

Ей должно было быть страшно. Но она не видела ничего, кроме Коула. Ветер свистел и завывал. Этот вой слышался отовсюду и ниоткуда. Порывы ветра хлестали и секли их струями дождя. Они стояли по колено в воде, которая быстро прибывала.

И Эви неслась по течению. Она дала себе волю – и бросилась в его объятия. Она делала такое, что ей раньше и не снилось. Она расстегнула его джинсы, сунула туда руку, почувствовала, как напряглась его плоть. Его скользкие от глины ладони прошлись по ее бедрам, обхватили ягодицы, приподняли ее… Дождь был холодным, а тела их – горячими. В реве бури Эви так и не услышала, когда порвались ее трусики, и не заметила, куда они исчезли. Она обнаружила, что их нет, только тогда, когда Коул на миг замер и она ощутила у себя между ног его напряженный, горячий член. Ничто не преграждало ему пути – никакого белья, никаких сомнений и колебаний…

Шум воды, льющейся из душа, прервал ее воспоминания. Эви посмотрела на свои руки. Под ногтями залегла черная полоска грязи. А о волосах даже подумать страшно! Эви скрипнула зубами, оторвалась от стенки и встала под душ, чтобы смыть глину с волос.

Она потрясла головой и выплюнула воду. И о чем она только тогда думала?

Обо всем – и ни о чем. Она позволила себе отдаться мгновению. Она цеплялась за Коула, как утопающий за спасательный круг. Она отдала ему все. Все!

Эви застонала. Ну вот, опять тоже самое!

Мыло щипало глаза, словно в наказание. Нет, не то же самое. Она никогда не давала мужчине так много. Что бы она ни говорила себе за последние два года, как бы усердно она ни посещала всяческие курсы психологии общения, она так ничему и не научилась. Она не хотела быть сдержанной в любви. Она жаждала страсти – неудержимой и самозабвенной. Она отдалась бы Коулу даже под страхом смерти!

Но чего хочет он? Эви чувствовала, что он отвечал ей не менее страстно. Она попыталась стереть пятно с бедра и обнаружила, что это не пятно, а синяк. Когда она вспомнила, как Коул вошел в нее, у нее затряслись колени. Тело ее содрогнулось, вновь охваченное желанием.

Потом они долго ехали, молча, пока не добрались до этого мотеля. Но возбуждение так и не улеглось. Буря прошла, а безумие, охватившее Эви, осталось.

Она зажмурилась, повернулась другим боком. Вода заструилась по спине.

Истощив свою страсть, они долго стояли, прислонившись к стенке канавы. Эви не знала, сколько времени прошло с тех пор, как кончилась буря и Коул заговорил.

– Пора ехать, – сказал он.

Эви понятия не имела, какие чувства он испытывает. Она, конечно, могла бы истолковать его молчание как угодно, но совесть запрещала ей делать это. Горький опыт предыдущих связей научил ее не задавать вопросов. Но ей все, же ужасно хотелось узнать…