Ты - мой спаситель

Попал! Точно прицелился и попал в самое яблочко. Но Бо ничем не выдал своего возбуждения. Выуживание информации требует осторожного подхода.

— Она пока рассказала мне только кое-какие эпизоды.

Судя по реакции Кэролайн Поуг, это общее утверждение было выбрано удачно. Казалось, из нее выпустили воздух, словно она примирилась с невозможным и пыталась перестроить знакомый мир по новой схеме. Поэтому Бо рискнул пойти дальше, к самому краю.

— Думаю, все дело в ее чувстве вины.

Она с отвращением закатила глаза.

— Вообразите только. Первый дом приемных родителей, в котором она задержалась, практически сгорел дотла, мистер Грейсон. И в нем — Сара Аластер, которую Мэгги обожала, считала старшей сестрой. Не имеет значения, что пожар произошел по несчастной случайности. Мэгги выбралась оттуда живой. А Сара погибла. Кто может ее обвинить, если ее иногда уносит чувствами в прошлое? Это не означает, что она устроила этот чертов пожар в больнице.

— Думаю, все гораздо сложнее.

— Мне кажется…

Она осеклась, так как раздался голос из интеркома.

Рассел объявился на пять минут раньше.

— К вам посетитель, Бо.

Бо выглянул в общую комнату. Рассел не прервал их раньше условленного времени, чтобы избавить от общества этой Поуг. Мэгги наконец-то появилась. Ее скрещенные руки были плотно прижаты к груди. Она была одета в брючки веселенького голубого цвета, как яйца скворца, но у нее не нашлось улыбки для Рассела. Или для Бо. От Мэгги распространялись волны гнева, которые не могло ослабить даже расстояние между ними.

— Она убьет меня, — прошептала Кэролайн Поуг, проследив за его взглядом.

— Нет. Полагаю, она пришла убить меня, но вы можете посмотреть. — Он нажал кнопку. — Пропустите ее ко мне, Рассел. Она знакома с мисс Поуг.

Бо встал, собираясь с духом, слегка расставил ноги и подбоченился. То, как Мэгги приближалась к его кабинету, напомнило ему пикирующий самолет-истребитель, неумолимо заходящий на цель. Войдя в кабинет, она не дала себе труда закрыть дверь. Бо подумал, что Мэгги, вероятно, еще не осознала присутствия подруги, потому что не отрывала взгляда от его лица, производя по нему заранее заготовленный выстрел. Прямо в живот.

— Ты подлый ублюдок. Из-за тебя меня уволили. Надеюсь, ты доволен.

— О, Боже! — воскликнула Кэролайн. — Они уволили тебя из-за этой статьи?

Когда голос проник в сознание Мэгги, она обернулась. У нее отвисла челюсть.

— Кэролайн?

— Не сердись. Я должна была прийти. — Кэролайн вела себя, словно любопытная мамаша, которую застали роющейся в бумагах дочери. — Кто-то же должен был им объяснить, что ты не могла этого сделать. Не могу поверить, что они тебя уволили из-за этой статьи. Просто не могу поверить. Мне так жаль, дорогая. Так жаль.

— Не стоит. Дело не в статье. — Мэгги перевела взгляд на Бо. — Они уволили меня из-за вчерашней ночи. Старый сарай рядом с моим домом имел неосторожность вчера сгореть.

— Что? — ахнула Кэролайн. — И ты мне не позвонила. Ничего не сказала. С тобой все в порядке?

— Кэролайн, я в порядке. — Мэгги снова заставила себя перевести взгляд на подругу. Ее следующие фразы вылетали короткими пулеметными очередями, словно она в состоянии была выговорить только несколько слов за один раз. — Я тебя люблю. Уходи. Расскажу тебе все потом, но сейчас нам с мистером Грейсоном надо поговорить. Наедине.

— С тобой действительно все в порядке? — снова спросила Кэролайн, и на этот раз Бо насторожил ее тон — в нем слышалось некое тайное взаимопонимание между этими двумя женщинами. Кэролайн явно знала о приступах паники, случающихся с Мэгги, и так же знала о том, что их вызывает.

— Со мной действительно все в порядке, — заверила ее Мэгги. — Иди и открывай салон. Я сама справлюсь.

Кэролайн подхватила свою огромную сумку, послала Бо едкий предостерегающий взгляд, такой едкий, что им можно было бы растворить всю краску на «шевроле», и быстро чмокнула Мэгги в щеку в знак поддержки. Не отвечая, Мэгги ждала, когда она покинет комнату, и захлопнула за ней дверь. Шнур на старых венецианских жалюзи на оконной раме не выдержал, и жалюзи с грохотом опустились, закрывая окно.

Странно, подумал Бо, он точно знает, что чувствовал этот шнур. Всякий раз, оставаясь наедине с Мэгги, он ощущал себя туго натянутым, готовым лопнуть. Скоро так и произойдет, он предчувствовал это.

— Почему бы вам не опустить и остальные, раз уж вы этим занялись, Мэгги?

Ее грудь высоко поднималась и опускалась, когда она заговорила, голос ее дрожал:

— Ты самодовольный сукин сын.

Бо не дрогнул. Его обзывали и похуже.

— Пока что, Мэгги, мы установили, что я не знаю, кто мой папа, и что моя мама была той еще штучкой. — Он ослабил узел галстука и снова упер руки в бока. — Оба этих утверждения вполне соответствуют истине, между прочим. А теперь хотите перейти к делу или просто хотите продолжать злословить по поводу моего семейного древа? В таком случае у меня еще есть чудаковатый дядюшка, по поводу которого вы и впрямь могли бы развернуться. Этот дядюшка носил свои штаны задом наперед еще до того, как это вошло в моду.

Жаркий гнев в ее взгляде сменила боль от того, что она чувствовала себя преданной. Это было хорошим знаком. Человек не может бороться доводами разума с гневом; гнев хочет только наносить удары. А боль, напротив, хочет знать, почему. Боль станет слушать.

— Что вы выбираете, Мэгги Мей? Будем действовать жестко?

— А разве мы не всегда так действуем? — Она бросила сумочку на один из стульев и подняла вертикальные шторы. Потом обернулась и задала вопрос, ради которого пришла. — Зачем вы позвонили Беннету? Я спрашивала у вас, что будет дальше, и вы сказали: «Ничего». Там, у меня на кухне. Я вам поверила. Почему вы солгали, Бо?

9

Мэгги понимала, что ее гнев вызван потерей работы, однако будет другая работа, другие больницы. То, что сделал Бо, ранило ее гораздо больнее. Он солгал. А это ранило ее гордость, потому что она ему поверила. Все в Бо свидетельствовало о том, что он — человек слова. Целостность натуры была его второй кожей. Когда он пообещал, что после пожара в сарае ничего не случится, она ему поверила.

Какая дура! Ее снова обманула реклама. Не может быть ничего лучше рекламы. Сколько раз еще ее надо учить?

Дура, дура, дура! Потому что и сейчас продолжает надеяться, что у Бо есть объяснение случившемуся. Он молчал так долго, что Мэгги подумала, не прикидывает ли он, как лучше вышвырнуть ее из своего кабинета. Самый легкий способ избежать вопросов, на которые не хочешь отвечать, — избавиться от человека, который их задает. Именно этот подход до сих пор эффективно срабатывал у Беннета. Может быть, Бо перенял у доктора его опыт.

Молчание было неловким и нарочитым. Он разглядывал ее так, как те, кто раз в год наведывается в музеи, разглядывает абстрактные картины — не вполне понимая, но завороженный их сложностью. Мэгги уже собиралась было прервать невыносимую тишину, но он вдруг ответил:

— Я вам не лгал, Мэгги, и не звонил Беннету. Он сам мне позвонил.

— О, конечно! Он просто позвонил вам ни с того ни с сего и сказал: «Привет, как дела, не сожгла ли Мэгги что-нибудь еще на этой неделе?» И вы сочли себя обязанным поделиться сведениями.

— Нет, — прорычал Бо. — Этот разговор затянется надолго, если вы будете цепляться к каждому моему слову. Я не хочу быть жестким, но, очевидно, к тому идет.

Он обогнул стол, ногой оттолкнул стул в сторону и стал пристально смотреть на нее, ожидая, пока до нее не дошли его слова. Когда Мэгги села, жесткие черты его лица чуть-чуть смягчились, и он прислонился спиной к столу, заняв позицию напротив нее.

— Слушайте внимательно, Мэгги, повторять я не собираюсь. Беннет позвонил мне сам раньше восьми утра. Я просто оказался здесь случайно, потому что к тому времени, как добрался бы домой, времени на сон уже не осталось…

Он сделал паузу, ожидая извинений, наводя ее на мысль, что она должна почувствовать себя виноватой. Мэгги действительно почувствовала себя виноватой, но решила ни в коем случае не просить прощения за то, что вынудила его выполнить свою работу. Поэтому она заставила себя ответить ему столь же выжидательным взглядом и промолчала.