НЕ ГАДАЙТЕ НА РОМАШКАХ. Книга 3. СЕМЕЙНАЯ КРЕПОСТЬ.

- Своими глазами оцени обстановку. Помощь не нужна там?

Через десять минут вернувшийся Фёдор Егорович недовольно ворчал на жену.

- Это мне помощь нужна, сгонял туда сюда. Им от секса плохо не бывает, чем больше, тем лучше. Пей мать пиво и не морочь голову.

- Отнёс, что сынуля просил?

- Под дверью оставил, постучал ему, догадается. Пусть отрываются, завтра чёрный изматывающий день - похороны.

Хоронить действительно тяжёлое зрелище, но дело соседское, надо пройти и через это. Дашу брать не планировалось, но она, вцепившись в руку мужа, увязалась со всеми.

- Ох, Зиночка, соседушка, - упала Бугровой на грудь мать Кольки. - Вместе они росли с Ромочкой, вместе учились и баловали. Уж и не ведаю какими молитвами ты Богу молилась. Может, я таких и не знаю, только сейчас твой сыночек стоит рядом с тобой. Благополучный, женатый, а у нас горе такое.

У Даши побелели пальчики, как Роман сжал её ладонь.

- Детка, если б не ты тогда на дороге, возможно, и моя судьба брела сейчас рядом с Колькиной.

- Пол-улицы шалобродничают твоих дружков, - вытерла слёзы мать. - Кто сидит, кто спился. Время неспокойное, мутное, люди разгубились, в особенности, молодёжь.

- Девочку берегите, хорошая у вас девочка, - погладила руку Даши несчастная женщина.

- Стараемся. Права ты, соседушка. Не чаяли такому счастью. А Коленька? Судьба видно такая.

- Спасибо за помощь, Фёдор. - Склонил голову сосед.

- Пустяки, по-соседски. Ребята опять же дружили.

Пройдя не только похороны, но и поминки, Ромка с вечера завалился в постель. Даша без возражений прикорнула рядом. Их никто не беспокоил. Всё когда-нибудь кончается. Кончится и эта ночь.

Шаловливое утреннее солнышко нежило переплетённые руками и ногами утомлённые ночными ласками тела щекотало щёки и целовало губы. Но его старания не принесли успеха. От его вмешательства ребята ещё крепче прижимались, друг к другу, не желая просыпаться.

- Степанида, что там с молодёжью делается?

- Спят голубки, нагишом, не растащишь.

- Заглядывала?

- Стучала, не отвечали. Сунуть нос пришлось. Пусть спят, раз им так хорошо.

Его тёплое дыхание касалось её щеки, коснись она его губ, и розовый туман одурманит голову, наполнит желанием тело. Горячая нога его, вот она под рукой. Проведи пальчиком по ней вверх, и сладкий сон ночи повториться. Воспоминания были такими реальными, что из груди её вырвался стон.

- Я сделал тебе больно? - поднялся на локтях Ромка.

- Ты дразнишь меня.

Даша потёрлась щекой о его подбородок, как котёнок, который хочет, чтобы его приласкали. Поколебавшись и вдруг решившись, обвила руками его шею, скользнув губами по горлу.

- Жёнушка, ты сводишь меня с ума. - Его губы жадно и страстно прикасались к её шаловливо почмокивающим губам, не терпеливые руки заскользили по извивающейся спине. Притянув Дашку к себе и проводя медленно рукой по её бедру вверх к соблазнительному изгибу, затем в бок к полной округлости груди. - Какая же сладкая, жёнушка маленькая моя, - шептал Роман, поглаживая дрожащий животик, заводя и порождая пламя внутри её, чтоб потом тушить. А подкупленное его ласками тело с готовностью отдавало себя в его властные руки. - Даша, Дашенька, шептали его губы, не в силах остановить её трепещущиеся руки, мечущиеся по его спине и плечам, скользящие по ногам к заветному месту. Страсть плутала и властвовала, волны желания захлёстывали тонущие в пьяном тумане тела. И вновь розовые соски набухали под его пальцами, сладко ломила грудь.

- Не мучай меня, - умоляла разгорячённая Даша.

- Потерпи ещё чуть-чуть, милая. Его руки безжалостно скользнули к пояснице, они искали и находили самые сокровенные и чувственные места. Возбуждение достигло высшей точки, когда он стал ласкать низ живота и ноющее от жажды лоно. Безумие плавило их, как огонь свечи.

- Ромаша.

- Всё, моя девочка, всё, я иду...

Измученная разогреваниями и бестолковыми приготовлениями игнорируемые ребятами завтрака и обеда, Зинаида взбунтовалась.

- Степанида, иди, буди. Ничего слышать не хочу. Сколько можно валяться.

Но идти никому никуда не пришлось, в проёме появились Роман с Дашей.

- Мамуля, не шуми, мы идём. Давай, корми, коль кормить собралась, - поцеловал мать заявившийся Роман. - Съем всё.

- Оно и понятно.

- Какая ты понятливая, жуть. Мам, мы завтра уедем.

- Куда тебя несёт, до конца отпуска ещё далеко.

- Не могу. Лизавете со дня на день рожать. Миша просил подстраховать.

- Дашу оставь.

- Это ещё зачем?

- Отдохнёт, понежится.

По тому, каким непониманием сверкнули его глаза, Зинаида поняла, что совершенно зря затеяла этот разговор и совершенно не стоило сейчас об этом с ним говорить.

- Знаешь, давай мать, без глупостей. Даша едет со мной. Вот интриганы. Я вас люблю, старушка, но там тоже моя жизнь. Не дави на меня, очень тебя прошу.

День проскакал на скакалочке. Зинаида разгоняла по уголкам глаз слёзы, но крепилась. Мало побыли совсем: не успела насладиться радостью приезда детей домой, как надо отправлять назад. Муж выразительно взглянул на часы, она заволновалась:

- Федя что, уже пора?

- Машина у порога. Грузитесь. А где Дарья?

- Собак облизывает, ворюг. Опять у неё чего-то на память спёрли. Щенка ей, что ли подарить? - ворчал Роман.

- Олух царя небесного, ребёнка ей подари, а-то придумал он, щенка. - Замахала руками от возмущения Зинаида.

- Так, всё! Давайте прощаться, вон мать на фантастику потянуло.

- Примерно я так и думала, ничего умного от тебя не дождёшься. Фёдор, а Громовы куда подевались?

- На вокзал подскочат. Пора. Дарья хватит прощаться с животинами. Они сторожить должны, а не морды под ласки подставлять. Испортишь собак. Садись в машину. Едем.- Воспитывал Бугор всех кто под руку подвернулся.

Ночной звонок, как правило, не предвещая ничего хорошего, тревогой раскалывает сонную тишину. Все знают о последующих после такого звонка трудностях, но всё равно, не видя на ощупь, хватают дребезжащую трубку. Так уж мы устроены.

- Алло, я слушаю, - зевнул Роман, посмотрев на часы. Два ночи. - Миша, не части, сейчас проснусь. Понял, понял, уже лечу. Дашуня спит, будить не буду, пусть сон досмотрит. Справимся сами. Ложи трубку, одна нога тут, другая там, уже собираюсь и еду. Всё, всё успею.

Доехал быстро, почти летел. Естественно, боялся опоздать. Спортивная машина по ночным улицам шла на хорошей скорости. Его уже ждал взволнованный папашка у открытой двери.

- Как вы тут, Лизавета держится?

- Бабье дело такое, ты уж постарайся Роман, доставь дочку, - крутился под ногами родитель.

- Привет, красавчик, я готова. Умру, ребёнка не бросайте, умоляю, - стонала Лиза.

Бугров волновался, но вида не показывал. Держался молодцом.

- Как у вас тут всё запущено. Давай я тебя понесу.

Лиза отговорилась.

- Дойду я. Отец, не мельтеши под ногами, Роман всё сделает сам, а ты дома жди.

- Зря отказалась от рук, но хозяину воля. Двинули помаленьку. Миша, может, ты папеньке компанию составишь?

Какое там, Михаил вскипел:

- Не проси, я с женой. Николай Потапович один похозяйничает.

Бугрову ничего не оставалось, как поторопить:

- Тогда не тяни, машина внизу, спускайся потихоньку, вещи я заберу.

Мишу Бугров посадил на переднее сидение, чтоб Лизе было попросторнее устроиться сзади одной. Лизавета старалась крепиться, но боль вырывалась наружу. Стоны участились, Бугров добавил скорость. - Больно, держись, девочка, скоро домчу, - уговаривал он её. - Ночь, дорога свободна. Потерпи, рыбонька.

- Спасибо, красавчик. Надеюсь, воды не отойдут в твоём автомобиле. Испорчу салон твоей спортивной, навороченной конфетки.

- Гори он огнём, думай о себе и ребёнке.

Ночная улица была почти пуста, и Роман выжимал из мотора все заложенные в него конструктором силы, на поворотах визжали покрышки. Бугров любил ночную дорогу, любил за то, что ночью отдыхала её проезжая часть. Домчались быстро.