В самое сердце(СИ)

- Это ты мне будешь морали читать? - выгнув бровь, насмешливо спросила девушка. Зеленые глаза захватили в плен мои. - Разве ты не внес значимый вклад в мой образ жизни?

- Я? У тебя плохая память, дорогая. По-моему, именно ты проявляла некоторую настойчивость и изобретательность. Я лишь шел у тебя на поводу.

- Вранье. - рявкнула она, зло сощурив свои красивые глаза. Я удивленно уставился на нее. Но Лили быстро взяла себя в руки и расслабилась, запустив пальцы в свои темные локоны. - Не будем ссориться.

- Разумное решение. - согласился я. - Барбара сказала, что вы неплохо поговорили. - решил сменить тему, чем вызвал у Лили-Лейлы-Анастасии скучающий зевок.

- Та еще зануда. Но иногда полезно поговорить с женщиной, знающей толк в некоторых вещах. - Лейла сменила позу. Отвернувшись от меня, она откинулась на спинку дивана и, вытянув ноги, положила их на журнальный столик. - А я так давно не разговаривала с женщинами.... - прозвучало грустно, даже потеряно. Я растерялся, почувствовав, как мое сердце болезненно сжимается. Протянув руку, я мягко тронул ее плечо. Это вышло инстинктивно. Я сопереживал ее грусти. И Лейла не вздрогнула, не отстранилась, но и не посмотрела на меня.

- Расскажи, как ты появилась в том торте. - попросил я мягко. Она пожала плечами, разглядывая идеальный педикюр на своих ногах. А я смотрел на ее профиль. Считал ли я ее красивой? Да, теперь, несомненно, да. Она казалась мне нереальной космической девушкой с искрой внутри и тайной. Лили излучала волны запредельного эротизма, а я пропадал, глядя на нее.

- Я не буду спрашивать, зачем ты просишь меня об этом. Мне плевать, если честно. Я хочу одного - свалить отсюда. Понимаешь? - она повернула голову, взглянув на меня с презрением. - Никакие наши беседы и твои очаровательные улыбки не изменят того, что мы по разные стороны. Никакого мира не будет.

- Ладно уже, воительница. - я убрал руку с ее плеча. - Я знаю только то, что тебя переправил через границу директор интерната, в котором ты восппитывалась, для участия в конкурсе по пению.

Лейла злобно усмехнулась, скривив губы и скрипнув зубами.

- Педагог. Как же. Сутенер он, вот кто. Нас с сестрой перевели в интернат из дома малютки. Никто не удочерил, хотя мы ждали, как многие дети, некоторым повезло... Дело в том, что Даша болела часто, а сестер разделять нельзя. Вот мы и жили в этом аду.

- Значит, у тебя есть сестра. Старшая?

- Младшая. - тряхнула головой Лейла. - Мы были красивыми девочками, а ты понимаешь, как часто зрелые мужчины заглядываются на молодых девочек, да и мальчики в приютах тоже быстро созревают. Дашу не трогали, потому что она болезненная была, бледная, из больниц не вылезала. А вот меня взялся опекать сам директор интерната. Именно он потом меня продал Алану Гетти.

- Что значит продал? Ты же сама контракт подписывала.

- Ты, правда, думаешь, что этот контракт мог иметь какую-либо юридическую силу?

Она с отвращением посмотрела на меня. Еще бы. Я принадлежал тому миру, который стал для нее адом на земле.

- Так вот Аркадию Юрьевич, сорока пяти лет мужчина. Весь в наградах и грамотах. Весь такой уважаемый. Он питал необычайную любовь к своим подопечным. Особенно к девочкам лет одинадцати - пятнадцати. И ладно бы обычным способом. Знаешь, в местах, откуда я, мало чем удивишь, но наш благодетель был с определенной придурью. И своих любимцев готовил с самого детства. Всячески унижал, подвергал моральным пыткам. Таким, как темная комната, всеобщий бойкот, голодовка и прочее. Потом он жалел, конечно. Даже конфетку мог дать. Впервые Аркадий Юрьевич избил меня в десять лет. Жестко. Я потом лежала два дня, а он заботился обо мне. Сладкое приносил и фрукты. Или платье новое. И так повторялось часто. Вырабатывал инстинкт. Кнут - удовольствие. Кнут-удовольствие. И я привыкла. Представляешь?

Сказать, что ее рассказ поверг меня в ужас, все равно, что ничего не сказать. Неужели где-то в мире происходит подобный беспредел? С детьми... детьми. Я инстинктивно провел ладонями по лицу, словно стирая с него выражение потрясения и гнева.

- А как же другие педагоги? Воспитатели? Неужели никто не видел? - спросил я, заранее зная ответ.

- Никому нет дела до сирот. - проговорила Лейла сдавленным голосом.- В некоторых семьях с детьми случаются вещи и похуже, и всем плевать. Говорить начинают, когда уже нет ребенка... - Она посмотрела перед собой остекленевшим взглядом. - В тринадцать лет Аркадий начал насиловать меня. Не обычным способом. У него были на меня планы, поэтому девственность он не трогал, и не раз говорил, что есть заказчик на девочку с моими наклонностями. И Аркадий не печалился, что не может оторваться по полной, ему хватало доступных способов, которые не повредили товар. Если я пыталась сопротивляться, он напоминал мне о том, что у меня есть очень симпатичная сестра....

Лили посмотрела мне в глаза, в которых стояли злые слезы. Я застыл, чувствуя невероятную пустоту внутри и нарастающий ужас.

- Ну как, история, Майкл? Ты уже втянулся? Это хотел услышать? Такую правду?

- Прости... - выдавил я, просто не зная, что еще сказать. Лили отмахнулась от меня, как от никчемной мошки.

- Сначала было больно, противно и страшно. Потом нет. Я привыкла. Просто у меня не было другого выбора. Или жить так, как я живу, или идти на улицу и ложиться под любого, кто сильнее. За хлеб, за работу, или просто так, чтобы не быть одной. Аркадий любил повторять, что мне повезло, что я особенная, способная. Если бы не музыка, которой мне не запрещали заниматься, а наоборот, поощряли, я бы сошла с ума. А в пятнадцать я впервые увидела Алана Гетти. Он приехал к нам в интернат с конфетами и красивыми нарядами. Такой щедрый, улыбчивый, красивый. Высокий, модный, от него вкусно пахло, и он просто был крутой. Да, он показался мне красивым и добрым. Ласково мне улыбался. Но забрал не меня. Парня из выпускного класса. Аркадий сказал, что теперь этот парень будет жить в Америке и учится в престижном университете. Мы с Дашкой даже завидовали. Дуры малолетние. А потом случилось ужасное. Дашка заболела. И не какое-то уже привычное воспаление легких, а лейкоз! При ее-то здоровье. Это был приговор. Для нас. Помню, как мы обе плакали после первой процедуры химии. Ее тогда тошнило, но она еще не поняла.... А потом выпали волосы, кожа покрылась язвами, стали крошится зубы. Она почти не вставала, а я ничем не могла помочь.

- Анастасия... - позвал я ее, пытаясь вырвать из страшных воспоминаний. Назвать чужим именем язык не повернулся. Тело девушки мелко сотрясалось, и я всерьез боялся нервного срыва. Она говорила правду, но горящая ярость в ее глазах была направлена на меня. Создавалось впечатление, что девушка зла на саму себя. Жертвы насилия часто винят себя в том, что произошло.

- Все в порядке. Все уже пройдено. Просто вспоминать тяжело. Каждый раз тяжело. И легче не станет. - она покачала головой. - Нам повезло. В первый раз в жизни. После третьей химии у Даши началась ремиссия. Стало легче. Волосы начали отрастать, кожа восстановилась, она начала нормально питаться. Мы радовались и строили планы. Выпускной класс, все-таки. К тому времени Аркадий ко мне охладел, но все равно охранял меня от особо настойчивых ребят. Я воспринимала подобное заступничество, как своего рода благодарность за оказанные услуги. А потом последовал еще один удар судьбы. Мы с Дашей гуляли, когда у нее внезапно потекла кровь из носа. Она упала в обморок, и ее увезли на скорой. А потом были недели в реанимации , прогноз неутешительный. Лейкоз вернулся. И теперь, чтобы выжить, Даше нужна была операция по пересадке костного мозга. Такие делали ... и делают в Германии, и в Израиле. За огромные деньги, которых, конечно, у девочек-сирот не было. И я просто молилась. И надеялась на чудо.

Но чудес не бывает. Аркадий нашел меня в больнице, когда я сама была на грани. И сказал, что может мне помочь, но я должна уехать ненадолго. На пару месяцев. В Америку. И напомнил, про того мужчину иностранца, который приезжал и так всем понравился. Сказал, что Алан Гетти заплатит за операцию и все, что понадобится Даше для полного выздоровления. Я лишь должна выполнит все его пожелания. Знаешь, Майкл, тогда я совсем не думала, что может сделать со мной Алан. Будет ли это только он или еще сто человек. Мне было наплевать. Абсолютно. Я просто хотела сохранить жизнь своей сестре. Любыми средствами. А что до моего тела, боли и насилия? Чего я не видела? Чего стоил мой добрый учитель Аркадий. Я согласилась и через месяц вылетела в сопровождении Аркадия. Формально я должна была участвовать в конкурсе пианистов. А оказалась в торте. В качестве подарка для тебя. - Лили повернулась и посмотрела мне в глаза. Но не с ненавистью, хотя я ожидал именно ее. А задумчиво, изучающее. А мне впервые в жизни хотелось плакать. Хотелось обнять ее и просто держать, ничего не говорить, разве могут какие-то слова исправить или выразить все, что я чувствовал в этот момент. Мое сердце разрывалось, а я сам не мог дышать. Я был так виноват перед ней. Я предал ее.