В омуте страстей (СИ)

- Герр офицер спрашивает, хозяйка против, чтобы он жил у неё.

- Скажи ему, что нет. Рада баба, - за меня ответил староста.

Переводчик перевёл, а офицер улыбнулся и опять на своём что-то сказал. Но уже более весёлым тоном.

- Герр офицер сказал, что не будет вам обузой. И если вам понадобиться помощь, по хозяйству он поможет, - быстро перевёл Богдан Леонидыч.

- Ага, уже надо. Пусть корову подоит, - махнув рукой в сторону дверей, предложила я.

Староста закрутил у виска пальцем.

- Ты дура! Офицер и корову доить! Аглая, о племяннике подумай, прежде чем нарываться на грубость! – сказал мне он, а переводчику посоветовал не переводить мои слова.

- Как не переводить? – растерянно говорил старик. – Он требует.

Староста вздохнул и, помахав кулаком мне, буркнул:

- Дура.

Офицер засмеялся. Мои слова его не обидели. Он снял китель. Засучил рукава и сказал:

- Давай подаю, - через переводчика.

Корову герр офицер подоил в тот день. Оказывается, немец вырос на ферме. Он умел не только коров доить, но и гвоздь в стенку заколачивать, пилить брёвна, колоть дрова, ремонтировать забор. Мастер на все руки и чужой солдат.

Я сама не заметила, как из фашиста он стал для меня человеком. Я называла его Арн. Он, улыбаясь мне самой доброй улыбкой, говорил два слова на русском языке «люблю Аглая». И этим словам я научила его. Наша любовь стёрла границы. Всевозможные препятствия для самых чистых и светлых чувств на земле. Как же сильно я его любила. И он любил меня не меньше. Я была для Арна больше, чем просто местная девушка, греющая ему постель. Я стала ему родной душою. Он рассказывал мне об отце, матери, сестре. Рассказывал о доме в маленькой немецкой деревушке. Я, не знавшая немецкий, понимала, о чём он говорит.

Лёжа рядом с ним, я не переставала думать, что древняя легенда о Вавилонской башне правдива. Нас разделили, чтобы мы не понимали друг друга. Непонимание порождает ненависть. А ненависть делает нас глухими и слепыми. И только искренняя любовь способна снять пелену с наших глаз и даровать нам давно утраченный слух.

Когда немцы уходили, Арн звал меня собой. Я не пошла за ним. Не смогла. Во мне была уже жизнь. Та маленькая частичка нас обоих, связавшая наши души и сердца навеки вечные.

Да, я предательница! Для вас предательница. И сейчас этот капитан занёс руку, ударить меня за любовь к врагу. Мне не спрятаться от него. Не избежать удара. Я даже не могу позвать на помощь. Никто не заступиться за меня.

Моя надежда на будущее…

Мое маленькое счастье под сердце….

Моя радость…

Мой невинный сын.

Для моего народа это маленькая ещё не родившаяся кроха самый страшный позор.

- Отставить! – незнакомый голос, приказывает где-то за моей спиной.

Капитан отлетает от меня. Выпрямившись, отдает честь.

- Товарищ полковник, это … - пытается оправдаться он.

- Молчать, майор! Ты, что сволочь, на беременную бабу руку поднимаешь?! – отчитывает мой нежданный спаситель. – Да я тебя, в окопах сгною! Война ещё не окончена! Вот там, будешь с мужиками кулаками махать, а не здесь в тылу с бабами!

- Товарищ полковник, она же немецкая подстилка! Она с врагом крутилась, пока мы кровь проливали! Она …. – испуганно тараторил капитан.

- Молчи! Ты кровь не проливал! Ты в тылу сидел! А солдатики не для того проливали, чтобы такие скоты, как ты, баб избивали. Ты не лучше фашистов, раз на беременную руку поднимаешь! С немцем жила?! И что?! Их таких много. Всех в лагеря запрём, кто будет портки нам стирать? – разошёлся полковник.

- А дитё, то немца, - ехидно напомнил подчинённый.

- А вот капитан Гадаев, утверждает, что его, - полковник перевёл глаза с него на меня. – Аглая Николаевна Вершинская?

- Да, - подтвердила я, оторопев от неожиданных новостей.

- Вам имя Ринат Гадаев знакомо? – спрашивает спаситель.

- Да, - ели слышно отвечаю я.

- Ребёнок, стало быть, его? – наводящий вопрос от полковника, а в его глазах нетерпеливое ожидание нужного ответа.

- Да.

Моя голова уже кружится. Я ничего не понимаю. Причём здесь Гадаев? Я спасла ему жизнь, но это было ещё в 41 году. Больше мы не виделись. И дураку попятно, что по срокам не подходит. Но, похоже, капитан дурак. Или с полковником госбезопасности не хотел связываться.

Поник мой обидчик. Опустив плечи, тяжело вздохнул. Зашуршав бумажками на столе, выбрал папку с моим именем и отдал полковнику.

- Раз всё разрешилось, она свободна, - недовольно сказал капитан.

- Она свободна, а ты пересмотри свои дела. В следующий раз приеду и проверю, сколько таких вот девок, ты этапом отправил в места далёкие. Найду хотя бы одну, следом на Колыму поедешь. И не с погонами. Заключённым они ни к чему.

- Так я же… Так они же… Я только исполнял… - заикаясь шептал, тараща глаза от ужаса на страшного полковника.

- Они бабы. Какой с них спрос, - уже в дверях, выводя меня за руку, сказал он.

Идя по длинному коридору со своим спасителем, я спросила у него:

- Куда вы меня ведёте?

Я всё ещё не верила своему освобождению.

- К отцу ребёнка, Гадаеву, - ответил полковник.

- Он не …, -но, не успела договорить, офицер перебил меня.

- Для всех будет лучше, если он будет отцом. Вам ясно?

- Да, - прошептала я.

Ринат не забыл меня. Ещё, будучи раненым, в бреду говорил мне: «Жив останусь, найду и женюсь, Аглая. На тебе женюсь. Пойдёшь за меня». Я, обтирая его спиртом, чтобы снять жар, отвечала: «Пойду, милый. Обязательно пойду». Мне было его жалко. Тогда ещё лейтенант Гадаев, стоял на самом краю жизни. Один шаг отделял племянника полковника госбезопасности от смерти, и я не позволила сделать ему этот шаг. Я не знала кто он. Да и разве спрашивают у нуждающегося в помощи человека: «Кто ты?».

В сорок первом я спасла его, а сорок четвёртом он протянул мне руку, не дав провалиться в бездну позора. Ринат разыскал меня и исполнил своё обещание, данное мне в бреду горячки.

Р.S Бабушке повезло выйти замуж и спрятать своё прошлое за геройской фамилией мужа. Она прожила счастливую жизнь с мужчиной, любившим её, но которого она так и не смогла полюбить. Не любила, но уважала. Она часто говорила, печально улыбаясь мне: «У меня было только одно сердце и его забрал Арн, уходя на запад, а мне взамен оставил твоего отца…»

Сердцу вопреки 

ГЛАВА 1

Кастелян Туровца стоял на городских стенах Полоцка. Солнечные лучи отблёскивали от снега, слепя глаза. Щурясь, пан Азинский всё же смог рассмотреть приближающуюся орду Москивии. Их было так много, что казалось, вся страна пришла завоевать Литву. Зачем он приехал в Полоцк именно в этом месяце. Надо было, как планировал приехать в конце весны. Нет, бросился на делёж дядькиного наследства в январе. Да ещё и дочку с её пасынками притащил. Знал же, на границах не спокойно. Речь Посполитая ввязалась в ливонскую войну. Поддержали магистра Ливонии, а теперь вот результат. Сам царь Московии в гости пожаловал. Жили, не тужили, на своей земле спокон веку. А теперь выходит, Иван Васильевич заявил, что это его вотчина. Права на неё потомки Рюрика имеют.

Поёжившись от ледяного ветра, что со стороны Двины дул, пан Азинский вздохнул. Ох, тяжело придётся. Город, может, и отобьют, но с потерями.

- Здравствуй, пан Гарислав! – поздоровался поднимающийся по каменной лестнице воевода Полоцка. – Не спится?

- А, это ты Станислав? – оборачиваясь, спросил пан Азинский. – Как спать, когда недруг пушки наставляет на стены?

Пан Давойна тоже бросил взгляд на войско московского царя. Только страха в этом взгляде не было. Воевода был слишком самоуверен. Ну, пришли и пришли. Городские стены крепкие выдержат. Пока по ним лупить будут, не заметят, как с тыла ударит гетман Радзивилл. Брату своей жены, Станислав ещё три дня назад весточку с гонцом отправил. Родственник на подмогу, уже гусар собирает. Скоро московитам бороды-то по - отрывают. С гусарами на открытом поле стрельцам не сладить. И татары, что пришли с царём, тоже побегут. Стрелам азиатов не пробить железную броню всадников.