На первой полосе

Иногда Джоанна завидовала своей подруге. Может, пойти по проторенной ею дороге? Работа в газете более престижна, более оперативна и более высоко оплачиваема, чем в журнале. Но тогда они с Лиз станут соперницами, кроме того, ее конкурентами станут все редакторы-мужчины. Ее передернуло. Нет. Это не подходит. Кроме того, Джордж будет за нее очень волноваться. Лучше оставить все как есть.

На улице фургон с телеаппаратурой, который называли «сканер», давно припарковался у заднего входа гостиницы «Гросвенор», и уже отдавались последние распоряжения.

Съемочная бригада, работающая в банкетном зале, получала их через наушники. Операторы с камерами на плечах сновали между столами, занимая свои места и наклоняясь, чтобы показать лица попавших в номинации премии. Прямой телемарафон начался. В сканере решили сосредоточить внимание на шести главных претендентах на премии БАФТА.

— Камера один — Джулия Робертс; камера два — дайте Кенета Бранага; камера три — Энтони Хопкинс; камера четыре — Дэвид Фрост; камера пять — Жюли Гудиар; камера шесть — Катя Крофт. Хорошо, держите их в кадре.

Ник Аркрайт, руководивший съемкой, раздраженно спросил:

— Зачем эта Катя, как-там-ее-фамилия, повернулась к нам затылком? Этого еще нам не хватало. Они что там, на «TB-Утро», не знают, для чего предназначена камера? Камера номер шесть, Энди, когда я подам тебе сигнал, добейся от этой суки, чтобы она нам улыбнулась, дашь крупный план, понял меня? — Он повернулся к своей помощнице. — Я сказал, мы должны заняться Селиной Скотт.

Энди на шестой камере чувствовал себя удобнее в джинсах и куртке-аляске, чем во взятом напрокат смокинге. Наблюдая за Катей и ожидая сигнала, он благодарил Бога, что камера «Сони Бетакам», которую он держал на плече, такая легкая. Обычная работа. Прошлый месяц он работал в Боснии. «Ненамного отличается от того, что здесь, — подумал он. — Все так же, ничего нового и такая же проклятая жара».

Внутри сканера постановщик крикнул:

— Дайте поближе главный стол, Дики там собирается толкнуть речь!

— Черт! — проревел Ник. — Он знает, что мы можем держать его в кадре не больше двух минут?

Дик Аттенборо, с удивительной для своих семидесяти лет ловкостью, взобрался на сцену.

— Ваше Королевское Высочество, господа, леди и джентльмены…

На улице, в фургоне, помощница Ника, Мелисса, выкрикнула: — Одна минута эфира!

Со сцены продолжал доноситься медовый голос Дика:

— Произошла дорожная авария, и я боюсь, что министр телерадиовещания не сможет присутствовать с нами на этом вечере.

— Пятьдесят три секунды эфира.

У Кати перехватило дыхание. Она чувствовала себя так, словно ей проткнули легкие. Столкновение? Насколько серьезна эта авария? Ей нужно позвонить.

— Подробности пока не известны. Я боюсь, что…

— Сорок секунд.

— …Я уверен, мы обо всем поговорим сегодня вечером…

— Старый пердун, давай заканчивай, все уже устали тебя слушать, — простонал Ник.

Мелисса была спокойна.

— Двадцать секунд.

— …Я знаю, что все вы, здесь собравшиеся, окажите теплую поддержку тем, кто сегодня будет удостоен премии.

Оператор камеры номер шесть, согласно полученной инструкции, все время держал Катю в кадре, и Ник видел на мониторах внутри сканера пять улыбающихся лиц и одно, объятое ужасом.

— Что случилось с этой траханой Катей?

Мелисса бросила взгляд на секундомер. — Три секунды.

Ричард Аттенборо, режиссер, получивший «Оскара», знал, что нужно уложиться во время и объявил:

— А теперь, гость нашего вечера, Майкл Эспел.

— Ну, Катя! — прошипел Энди, теряя терпение. — Улыбнись, ради Бога.

— Переключаем на шестую камеру.

На камере загорелась красная лампочка. Катя инстинктивно хотела оттолкнуть камеру от себя, но сработала привычка. Она глубоко вздохнула и обнажила зубы. Это было чисто автоматическое движение, которое едва ли можно было назвать улыбкой; она даже не пыталась управлять своей мимикой. Лиз и Джоанна увидели лицо Кати, появившееся на гигантских мониторах, установленных в зале. Что за чертовщина с ней происходит? Лиз сделала бровью знак Джоанне, которая в недоумении пожала плечами.

Ник, наблюдавший за выражением Катиного лица, повернулся к Мелиссе: «Проклятая примадонна».

Одетый по форме полицейский констебль исследовал тормоза разбитого «рейнджровера», который погрузили на платформу грузовика аварийной службы. Сержант в штатском из особого отдела стряхнул осколки стекла с перепачканной кровью синей брезентовой спортивной сумки.

Он взял сумку. Очевидно, так торопились доставить водителя в больницу, что про нее забыли. Он расстегнул молнию и заглянул внутрь. Там были личные вещи и среди них завернутая в пижаму видеокассета без надписи.

После того, как закончилась экспертиза, сержант доставил сумку в больницу.

Триумф Кати был совершенно испорчен. Известие о несчастном случае так ее ошеломило, что когда ее объявили победительницей в номинации премии «Телеведущий года», ощущения победы не было. Зрителями же ее отрешенный вид был истолкован совсем по другому. Не проявив радостных эмоций, она выглядела как законная победительница, женщина, получившая премию по праву.

— Она выглядит ошеломленной, и ей так и нужно себя вести, — усмехнулась одна дикторша из конкурирующего телеканала, недовольная тем, что ее снова обошли вниманием.

Через несколько секунд после окончания трансляции Катю Крофт и победителей в других номинациях провели из банкетного зала в комнату наверху, чтобы взять у них интервью.

Катя коротко отдала дань вежливости своей телестудии. Ее речь будет звучать в выпусках новостей, которые будут выходить в эфир, пока в 8.15 она не появится на экране сама. В виде исключения, она будет не ведущей, а гостьей программы.

В помещении правили бал журналисты. О ней и других победителях будут статьи на первых страницах газет, сообщения на радио и по телевидению.

Следуя заведенному порядку, журналисты собирались по нескольку человек вокруг каждого из опрашиваемых, чтобы побыстрее выполнить свою работу. Для них все шло своим чередом.

Катя потеряла надежду на то, что удастся отлучиться на минутку и узнать, что же произошло с тем человеком, которого она надеялась увидеть, но единственным способом побыстрее уйти было сотрудничать с репортерами. Только потом, увидев себя по телевидению и в газетах, она поняла, что напрасно надеясь побыстрее уйти, она слишком много говорила, слишком широко улыбалась, так что были видны десны, тогда как обычно, ее сдержанная улыбка лишь приоткрывала зубы.

Интервью все продолжалось и продолжалось, и каждый журналист просил ее ответить на три главных вопроса: «Что вы ощущаете после победы? Какие у вас планы на будущее? За кого вы собираетесь выйти замуж?» — отчего Кате хотелось крикнуть им всем: «Оставьте меня в покое! Дайте мне отсюда уйти!» Но Катя сдерживалась.

Она постоянно помнила, как лорд Сесил Паркинсон сказал ей унылым голосом после конференции, на которой он объявил о ее регистрации в качестве претендента на получение премии: «Когда в полночь вы делаете заявление для газет, у вас нет вариантов». И Сесил был прав. Сейчас была полночь. А ее фотографии выйдут на первых страницах газет.

Наконец все закончилось. Лиз давно увезла Джоанну домой, фотографы убрали камеры в чехлы, а журналисты неторопливо двинулись в бар.

Как и большинство выступавших, Катю переполнял адреналин. Хотя она была напугана, голова работала с бешеной скоростью. На автопилоте она направилась к выходу из гостиницы.

Первое, что нужно сделать, это спросить насчет аварии. В ушах звенели слова: «…он в тяжелом состоянии …с ней, мы думаем, все в порядке. У нас нет сведений, была ли она в машине». Как же ей уточнить, что же действительно произошло? Может быть, позвонить в свой отдел новостей? Но звонок в полночь от Кати Крофт привлечет слишком много внимания, и в дальнейшем ей это может повредить. А если представиться под другим именем, они пошлют ее подальше. Их работа — предоставлять информацию для телевидения, а не давать справки по телефону. А если она не родственница пострадавшего, то и звонок в больницу приведет к таким же результатам.