Звуки музыки

Банк, в который были вложены наши деньги, принадлежал миссис Ламмер. Как раз примерно в это время Гитлер с нацистами по ту сторону границы начал создавать трудности для маленькой Австрии. Чтобы поставить ее на колени, всякая торговля с Австрией была запрещена, оборвав таким образом жизненно необходимый источник австрийских доходов. Это вызвало серьезный резонанс в финансовом мире, и миссис Лам-мер была не единственным банкиром, оказавшимся в затруднении. Муж знал и уважал ее как смелую и умную женщину. Когда он узнал о том, что ее банк испытывает серьезные трудности, он взял весь свой капитал, который был безопасно вложен в крупный английский банк, и пришел ей на помощь.

Теперь он осыпал себя упреками.

— Я не должен был никогда забирать деньги из Англии, — стонал он. — Никогда! О, бедные, бедные дети!

— Послушай, — сказала я наконец, — ведь ты сделал это не для себя. Ты хотел помочь тому, кто оказался в тяжелом положении. Что мы читаем в Евангелии? Неужели ты не помнишь, что за все, что мы сделаем из любви Господа нашего к ближнему, Бог наградит нас во сто крат в этой жизни и в придачу дарует нам вечную жизнь?

В конце концов, мы не были окончательно разорены. Но нужно было смотреть в лицо действительности. Большая часть денег была потеряна, но оставалось еще достаточно для того, чтобы оплачивать самые необходимые счета, если жить достаточно скромно. Кроме того, оставалось еще много всякой недвижимости, имеющей хорошую стоимость. Впрочем, ее нельзя было трогать; это было оставлено, чтобы обеспечить будущее детей. Нам пришлось ограничить свои потребности, отказаться от машины, уволить шесть из восьми слуг, оставив лишь дворецкого и кухарку, закрыть все большие комнаты на первом и втором этажах и уютно жить всем вместе на третьем этаже, где было легко обходиться без горничных. Мой бедный муж чувствовал себя нищим. Он был очень подавлен, и мне было его ужасно жалко, когда я видела, как он часами расхаживает из угла в угол комнаты, покусывая кончики усов и выглядя безнадежно грустным.

Когда его беспокойство достигало своего пика, я раздражала его. Так или иначе, я не могла разделить его крайнего отчаяния. С момента, когда мы узнали о потере денег, я находилась в состоянии странного ожидания. Я даже чувствовала какой-то подъем, пытаясь по возможности не смотреть на жизнь мрачно. Возможно, я слабо чувствовала — очень отдаленно, — что мы находились на пороге великого крещендо песни нашей жизни.

«Вознаграждение во сто крат» пришло почти незамедлительно в виде реакции детей: в их совершенном безразличии к тому, есть у нас машина или нет, готовности принять на себя новые обязанности и ответственность и не со страданием и покорностью, но с засученными рукавами.

Руперт, старший из них, был единственным, кого в это время не было дома. Он был в Инсбруке, в медицинской школе, и я отправилась навестить его и дополнить поток дурных новостей сообщением о том, что он не только лишается карманных денег, но и что теперь он сам должен будет прокладывать себе дорогу в университет. Домой я вернулась, полная энтузиазма.

— Как нам повезло, Георг, что мы лишились денег! Как бы мы могли иначе узнать, что у нас такие замечательные дети?

И я рассказала ему, что Руперт с улыбкой воспринял мое сообщение. Эта веселая мальчишеская улыбка получила продолжение — она озарила встревоженное лицо его отца. Когда я увидела реакцию Георга после стольких беспокойных дней и ночей, моя радость была полной. Но слишком большая радость не должна касаться лишь одного: это обижает другого. Поэтому я обнимала и сжимала в объятиях своего бедного мужа, пока он не вырвался, смеясь и задыхаясь.

— Что с тобой случилось? Ты ведешь себя так, словно получила миллион долларов.

— Намного больше, — ответила я. — Я всего лишь поняла, что мы вовсе не были богатыми на самом деле, нам всего лишь случилось обладать достаточным количеством денег. Вот почему мы никогда не станем бедными. Я счастлива, потому что знаю, что мы не принадлежим к тем, кому будет трудно попасть в царствие Божие.

Однако, несмотря на весь мой энтузиазм, надо было что-то делать. Нам надо было зарабатывать на жизнь. Но как?

В те дни мы пожинали первые плоды нашей давней привычки читать Евангелие вместе с детьми. На любом перепутье, из любой беды то или иное его слово, казалось, могло подсказать выход. «Что бы ни попросил ты, — сказал наш Господь, — ты получишь это».

«Что бы ни попросил». Мы стали вдвоем просить наставить нас на верный путь, ответ ждал нас совсем рядом — в Ноннберге. Я отправилась туда, чтобы попросить помочь нам в нашей молитве в этой трудной ситуации.

— Почему бы вам не испросить разрешения у архиепископа на то, чтобы иметь собственную церковь, как делают во многих имениях? — спросила фрау Рафаэла. — Уверена, он отправил бы к вам священника, и вы могли бы сдавать комнаты в доме студентам Католического университета.

Как просто! Добрый старый архиепископ Игнатиус охотно дал разрешение. Одна из больших комнат на нижнем этаже, казалось, была специально сделана под домашнюю церковь, с глубоким оконным выступом в углу, как раз для алтаря. К тому же, скамейки там были расставлены также как в причудливой старинной монастырской церкви. Пастырь приходской церкви очень любезно помог нам с наиболее необходимыми церковными облачениями и другими принадлежностями. Мы присмотрели одного из профессоров богословского факультета для этого тихого места, где он вполне мог писать ученую книгу, над которой работал. Он стал нашим первым жильцом, по утрам проводил мессу и давал благословение по вечерам. Когда бы муж ни встречал меня на протяжении этих дней, он всегда торопливо говорил:

— Да, нам повезло, и я не желаю другого пути.

В самом деле — разве это не удача? Никогда прежде в семье мы не были так близки друг к другу, как теперь, никогда раньше с такой благодарностью Богу не замечали некоторых черт в характерах детей — ни ропота, ни упреков. И никогда прежде у нас в доме не было ни священника, ни церкви, ни святого причастия. Это была не просто удача, это было блаженство!

Не знаю, каким словом назвать это сейчас: было это забавно, смешно или трогательно — наблюдать реакцию наших богатых соседей? Одна из самых наихудших вещей, которая может случиться с состоятельным человеком, — подозрения, что ты можешь занять у него какую-то сумму. Предчувствуя эту серьезную опасность, он пытается предотвратить ее всеми средствами. Поэтому, когда муж встречал наших старых друзей, они начинали говорить о трудных временах и о том, что они не знают как свести концы с концами. Однажды Георг вернулся домой очень рассерженный.

— Знаешь, что случилось?

«Мы погибли!» — подумала я, глядя, как он расхаживает большими шагами взад и вперед, нервно покусывая кончики усов.

— Сначала я встретил Макса (один из самых богатых людей в округе). Совершенно неожиданно он стал объяснять мне, что даже если бы его родной брат попросил бы у него взаймы, он был бы вынужден отказать ему. «В такие времена, ты сам знаешь», — передразнил он мрачный голос Макса. — Спустя несколько минут, — продолжал Георг, — я повстречал баронессу К., и она сказала мне почти разочарованно: «На днях я встречала ваших детей и была удивлена тем, как весело и жизнерадостно они смотрят и как еще изящно одеты». «Еще» — мне это нравится! Скажи, — он резко остановился передо мной, — эти люди сошли с ума? И не говори больше, что я везучий!

— Скажу, — и я поцеловала его в самую середину сердитых губ. — Потому что тебе действительно очень повезло. Ни за какие деньги на свете ты не мог бы узнать, кто твои настоящие друзья, а теперь знаешь.

Он был вынужден засмеяться в ответ, а раз засмеявшись, ты уже не можешь больше сердиться.

Через год наш дом был полон людей, молодых преподавателей и студентов богословского факультета. Никогда раньше у нас не было так весело и так интересно по вечерам.

Раньше здесь редко было столько смеха, оживленных дискуссий и интересных людей. Профессор Д., наш первый жилец, быстро стал нашим дорогим, добрым другом. Когда его книга была почти завершена, к нам пришел его издатель и потом остался на чашечку чая в библиотеке, где в камине горел огонь. Заканчивался мрачный, холодный ноябрьский день. И это был лишь первый визит из многих, многих, последовавших потом. Отто Мюллер, молодой издатель, считался в числе наших ближайших друзей, и вскоре все писатели, ученые и профессора, приходившие навестить его, поселились у нас. Какое богатство это внесло в нашу жизнь, особенно для подраставших детей! В такие вечера я не могла удержаться от пристального взгляда на мужа, который, боясь услышать страшное слово «везучий», успокаивающе клал мне руку на плечо и говорил: