Rain (СИ)

Как-то сидя поздно вечером у телевизора, по которому шло музыкально шоу «M! Countdown», Намджун вскользь кинул мне, что я могу любезно называть его «папой». Он якобы уже привык по-отечески ругаться на меня, что я прихожу поздно ночью, нагулявшись на улице, в ванной комнате утром долго умываюсь и заставляю Наджуна опаздывать на работу, а ещё не ем джиновские супы и много вредничаю, и совсем неважно, что я младше всего на пять лет. Он мне прямо глаголет:

-Тебе и есть пять.

Я не спорю. Меня так давно не журили, поэтому я иногда теряюсь. Но Джина смеясь, толкает своего парня по плечу, говорит, что он совсем из ума выжил, и какие ему папины дочки и дочки-матери. А у Намджуна и правда, никаких дочек, всё потому, что Сокджина не может иметь детей, и всё что у них есть для опеки, это любимый пёс Суншими и новоявленная соседка в лице меня, которая могла бы иногда выгуливать его. А мне не сложно, и даже, наоборот, в радость наворачивать круги вокруг дома с Суншими, он хоть и молчаливый, зато слушатель отменный. С животными нужно разговаривать, чтобы они тебя понимали – здесь тонкая наука привязанности. Я её познаю и делаю успехи.

В особо жаркие дни (на выходных то бишь), когда Сокджина не кашеварит в ресторане, а Намджун не читает лекции в университете, первая начинает готовить с самого рассвета на целую роту солдат, а потом ещё ноет по поводу, что еда портится. А у меня вообще часто живот болит по понятным причинам, и меня не особо лелеет аппетит, оттого я частенько пропускаю завтраки-обеды, и в знак хорошего тона сажусь только ужинать.

-Опять ты голодаешь! – выходит из себя Джина, приготовившая фунчозу с кимпаб. – А ну живо съешь хотя бы ложечку.. Хуан.

-Ну, ма-ам.. – перевожу всё в шутку и надуваю губы. Это немного смягчает девушку, однако не тут-то было.

-Эй, Намджун! Топчи сюда! – я нахмуриваю брови и посылаю в сторону поварихи недовольные искры. И что удумала, спрашивается.

-Пожар, наводнение? – из-за угла появляется светлая макушка Джуна, и в руках он держит очередную книгу на английском языке, снова подлинник, без перевода читает целыми сутками, и пребывает на своём собственном континенте, пока его кто-нибудь вежливо не попросит спуститься на обетованную твердь.

-Хуан опять не ест. Повлияй на неё. – Строго собирая руки на груди, приказным тоном вещает девушка. Кажется, эти двое слишком правдоподобно вжились в роль моих предков, только слюнявчик мне не купили, но наверняка в ближайшем будущем намереваются воплотить эту затею.

-Не поешь – из-за стола не выйдешь. – Сначала серьёзно, а потом, улыбаясь под конец и добродушно издеваясь, прописывает правила.

-Да, Па.. – усмехаюсь я, поднимаясь на ноги. Сокджина возвышается надо мной Эйфелевой башней, и с места не сдвигается – стоит на пути. (Однажды я проболталась ей, что она для меня парижская башня, на что меня стали поправлять - Трюфелева, и никак иначе. Теперь я понимаю, ошибок быть не может. Всё верно.)

-Неделя без Суншими. – Намджун прибегнул к запрещённому методу, я почти слушаюсь.

-Эй, да вы издеваетесь? – перевожу взгляд то на одного, то на другого идиота, и обратно.

-Хе-хе. – Тихонечко говорит Сокджина, и уходит с кухни в спальню, потому что в девять у неё запланирован поход в маникюрный салон. А я.. Я падаю на стул, берут в руки палочки, и обещаю Намджуну расправу, образно очерчивая большим пальцем у шеи.

-Предатель.

-Батя доволен, и мамка счастлива. Жуй молча. - Книжку теперь возле меня читает, следит хренов дозор.

На днях, после двухнедельного ничегонеделания, Намджун предложил мне пойти в бар и играть там на моей «балалайке», раз получается неплохо и начало положено. «Незачем талант просерать» - трактует умудренный Намджун, поправляя расположение моих пальцев и показывая новые аккорды. С какого рожна он умеет играть на укулеле, мне было невдомёк. Все гении немного не в себе.

Моим устройством занялась Сокджина, под ручку ведя меня в какой-то бар, где работал её знакомый бармен. Проблем с принятием на типа работу никаких не оказалось. Хозяин данного заведения встретил меня с распростёртыми руками, и заверил, что лишним это не будет, и возможно посетителей вечером будет больше, а значит и прибыли. По словам знакомого Джины, гитарист, который иногда здесь выступает, часто уходит в запой, и потом долго не появляется, а для посетителей это осточертело – им подавай развлечение. Я вслух не озвучила, но мысленно добавила да поиронизировала: я тоже могу в запой, и лучше уж с гитаристом на пару. Будем нести в массы музыкальную опьянённость, сносящую крышу. И никакой скукоты.

К сожалению никаких ирландцев здесь не было отродясь, а за барной стойкой стоял среднестатический корейский бой, который подрабатывал ночами, чтобы заработать на учёбу или что-нибудь другое, по обстоятельствам. Не было и тягомотины кельской, и мазурки веселящей, только новомодные хиты корейских поп-групп, что в принципе тоже было неплохим вариантом на атмосферность. Корейцы пропагандируют своё творчество, а я и не жалуюсь – я гражданка послушная, просто французскую мелодию люблю чуть трепетней. Я вся такая романтичная, душа утонченная, знаете ли, с личными предпочтениями.

Сладких зайчиков не было так же, как и солёных под ноль (шутки-шутеечки в студию). Не то, чтобы я расстроилась! Просто воспоминания подкидывали события минувшие, а там столько намешано, что лучше не соваться без формулировки точной и записанной.

Принимать публика меня стала хороша ещё с первого выступления, и никто, кажется, не жаловался на секундные запинки, мою забывчивость слов и иногда недобор нот повыше, ну или пониже, здесь как карта ляжет. В сегодняшнем вечере я была уверена, и на миниатюрную сцену поднималась с умеренным сердцебиением, махала рукой ближайшим столикам, потому как с некоторыми постоянными гостьями я успела познакомиться и неплохо сдружиться, вдох-выдох делала согласно законам лёгких – периодично, закономерно последовательно. Сегодня я первый раз решила спеть свою песню, невзирая на некогда брошенные слова бывшей одногруппницы.

Привычно провожу рукой по струнам, начинаю складывать простые аккорды и беру посложнее, которые приходят только с опытом, от этого я немного горда.

Я умру от разрыва аорты.

Будет вечер особого сорта -

в меру чувственный, теплый и ясный

и, если честно, просто ужасный.

Новый прибывший мужчина, а это был именно мужчина, уселся неподалёку от сцены, смотрел недоверчиво и выглядел крайне вызывающе. Но я не заостряла внимание, лишь мельком оценила и продолжила нести свои проповеди. Рассказывала тайну своей предписанной кончины, и почти смеялась в голос (истерила). Людям нравилось! Слава богу!

Или рухнет с заоблачной выси,

как витраж мне на голову небо.

Гром мне уши забьет динамитом.

Я умру тяжело и нелепо.

Никого из родителей сегодня не появилось (так я нежно стала называть свою ненормальную семейку Ким), и думаю, так даже лучше. Под ногами как не было опоры, так и нет, сплошная почва, грязь, размытость ландшафта. Меланхолия приоткрывает мне свои водовороты уныния, но там коктейли бесплатные. Не артачусь.

Я умру, очевидно, убитым.

И - профессиональным убийцей.

Если это со мною случится,

то умру я, не зная, что умер, -

лишь услышу стрекочущий зуммер

метко в сердце направленной пули.

А вообще строки подходят под жизненное описание всех смертных. То есть ты как бы умираешь, но когда сердце останавливается, ты этого уже не чувствуешь. Ну а если душа всё-таки воспаряет к небесам, плыть я буду медленно и неотрывно на себя любимую глядеть (плакать разумеется, буду тоже, если призраки души вообще такое умеют).

Я умру, слез в подушку не пряча.

Я умру, когда будут судачить

вкруг меня,

лицемерить и лгать