Запретный плод сладок (СИ)

  Бросив окурок сигареты в притоптанную дорожку снега, Шахновский, сжав ладони в кулаки, направился в сторону подъезда, а следом за ним, шли ещё несколько мужчин.

  Глава шестая

   - Ты её уже видел? - достав с верхней полки кухонного шкафчика бутылку FUNDADOR, подаренную после выгодной сделки испанскими партнёрами, и разлив янтарную жидкость в два бокала, один из которых мужчина поставил перед собой, другой протянул Дмитрию, хрипловатым голосом спросил Владимир.

  - Нет! - залпом осушив всё содержимое стакана, и тут же поморщившись, резковато ответил Шахновский. - Только разговаривал...сегодня утром.

  Вновь пополнив бокал друга коньяком, Владимир достал из кармана брюк пачку сигарет и прикурил одну. Мужчина, применяя всю свою природную смекалку и находчивость, сейчас пытался понять, что чувствует его, пока ещё друг. На ум приходило только одно слово, чтобы описать его состояние. Паршивость.

  - И как? - выдохнув сероватый клубок дыма в приоткрытую форточку, слегка подрагивающим голосом, спросил Руев. Если бы Дмитрий не был бы сейчас настолько пьян, то наверняка бы заметил, не понять откуда взятое беспокойство в поведении друга, и по совместительству своего личного помощника. Вместо этого, мужчина, осушив второй бокал коньяка (а до него было не считанное количество рюмок водки), оперся руками о кухонный стол, и, спрятав в ладони лицо, сухо ответил:

  - А как это могло быть? Меня словно током прошибло. Всё тело вспотело, стало ужасно душно, на долю секунды даже в глазах потемнело. Чёрт, я взрослый, состоявшийся мужчина, преуспевающий бизнесмен, в народе, как говорится получивший кличку 'Железный человек', волновался как девчонка перед первым свиданием, разговаривая по телефону со своей женой...бывшей, - последнее слово, мужчина произнёс с неподдельной горечью в голосе, и чересчур тихо, так словно он хотел его вообще вычеркнуть, раз и навсегда.

  - О чём вы говорили? - устремив взгляд в заснеженный утренний город, флегматично спросил Руев. Он, хоть и понимал, что его босс пьян, и сейчас вряд ли будет придираться к его состоянию, всё же пытался не выдать своего более чем явного любопытства.

  - Хм, о чём говорили...о дочери, других тем для разговора у нас не осталось, - резко подскочив с табурета и опустившись на корточки, прислонившись спиной к стене, без каких-либо эмоций, ответил Шахновский. - Знаешь, а у неё всё тот же до невозможности красивый голос. Звонкий как колокольчик, и до ужаса манящий. Ей ведь недавно уже сорок два исполнилось, - губы мужчины растянулись в улыбке, стоило ему только представить перед собой образ Маши. В его памяти, она осталась всё той же жизнерадостной и немного взбалмошной девчонкой, низкого ростика, с большими карими глазками, и вьющимися локонами белокурыми волосами.

  - Я её видел на днях, только издалека. Она сильно изменилась. Годы сделали своё дело. Осунулась, появились морщины, странно, но выступили даже седые пряди в волосах, - докурив сигарету и выбросив окурок в окно, дрожащим от волнения голосом ответил Владимир. На какое-то время, мужчина даже начал сомневаться в правильности всего того дела, что он затеял. В его памяти всплыли самые радужные картинки всей жизни. Такие как свадьба, сначала своя, а потом и Димы, общие поездки за город, семейные вечера, рождения первенца...Встряхнув головой Руев быстро отогнал все ненужные мысли в сторону. Он уже слишком далеко зашёл, чтобы отступать. Да собственно отходить от дела, теперь не зачем. Семнадцать лет назад Шахновский сам развалил свою семью, и вместе с этим, в какой-то степени перечеркнул домашний уют, который был в доме у Владимира. Больше не было поездок на дачу в тесном кругу друзей, семейных и так полюбившихся им вечеров, походов в гости друг к другу...Шахновский с головой увяз в работе, потащив за собой и его.

  - Семнадцать лет пытался забыть её всеми возможными способами. С утра до самого вчера не вылазил из офиса, заваливая себя работой, а ночью...большая, холодная постель, согревали которую осточертевшие до невозможности девки. Им всем было нужно от меня либо деньги, либо замужество.

  - Не всем. Семнадцать лет назад, ты, вытеснил из своей жизни ту, которой было нужно от тебя лишь одно - ты САМ, - грубо исправил Руев. Несмотря на всю ту гниль, чтобы была в нём, он всегда был сторонником крепких семейных отношений. Слово 'измена' не вызывало в нём ничего, кроме жуткого отвращения. Поэтому, когда его ещё до недавнего времени лучший друг предал (а это, в его понимании, было ни чем иным как предательством) свою жену, что-то переменилось и в самом мужчине, по отношению к Шахновскому. - Ты сам всё развалил.

  - Знаю...Но я не хотел её потерять, никогда этого не хотел.

  - Да? - резко обернувшись, ехидно спросил Руев, в мнимом удивлении. - То есть ты рассчитывал, что после тр*ха с другой бабой, Маша будет по-прежнему относиться к тебе как любящая жена?

  - Знаешь что, - подскочив с места, резко перебил Шахновский, в уме понимающий, что друг во всём прав, но всё же, злившийся, на то, что тот режет по больному, - да вот настолько я у*бок, что действительно думал именно так! Для меня это был всего лишь секс. Обычный, тупой секс, и ничего больше. Любил, люблю, и всегда буду любить я одну Машу, и она это прекрасно знала! Я никак не думал, что она вообще узнает об измене, и при этом был абсолютно уверен, что даже если и узнает, поймёт и сможет меня простить. Чёрт, Вов, она ушла от меня БЕРЕМЕННОЙ только из-за ничего незначащей для меня интрижки? Дура, Машка просто дура! Я ведь мать твою говорил ей, что если она так психически относиться к таким вещам, в принципе, абсолютно обычным для многих мужиков, то их больше не будет. Она знала, что если я говорю, что я буду ей верен всю жизнь, то так действительно и будет. Знала, но всё равно ушла! Из-за тупой гордости и упрямства! Она носила в себе моего ребёнка, чёрт да она просто... - договорить Дмитрий не успел. Секунда, и он уже валялся на полу с разбитым носом.

  - Я всегда знал, что ты мразь, но не думал, что настолько. Дура она говоришь? А в чём? В том, что не позволила обращаться с собой как с тряпкой? В том, что не смогла жить вместе с тобой как раньше, зная, что в то время как херачила тебе борщи, ты с другой бабой в койке кувыркался? В том, что не простила предательство? Или в том, что ей пришлось уехать из столицы, чтобы воспитывать и кормить твою дочь? - голос Руева звенел от злости. В эту минуту ему было наплевать, что он врезал боссу, и напрямую ему нахамил. Сейчас он ещё раз убедился, в том, что делает всё правильно. Последние дружеские чувства, которые ещё были в нём, сейчас угасли, уступив своё место злости и гневу. - А может, ты хочешь сказать, что поступи Маша с тобой так же, ты бы простил её?

  - Нет, - поднявшись с пола, и стерев с лица кровь, моментально ответил Шахновский. - Ты прав. Ты во всём прав. Ты всегда был верен своей жене, все двадцать пять лет вашей семейной жизни. И теперь благодаря этому имеешь дружную и крепкую семью. А я вот как последний идиот, захотел стать ещё одним примером теории о том, что все мужчины полигамы. Вот теперь и не знаю, как спустя столько лет посмотреть в глаза своей Маше....и своей дочке.

  - Знаешь, я понимаю, конечно, в каком ты сейчас состоянии, но всё равно....- приведя себя в чувства, Руев, решил оставить свою личную неприязнь на потом, и наконец, начать воплощать дело в жизнь. - Ты слишком резко сорвался. Бросил все дела. А времена сейчас, мягко скажем, заострившиеся.

  - Какие могут быть дела? Я семнадцать лет не видел своей дочери, чёрт я даже не знал, что она у меня есть! А ты говоришь дела.

  - Я, между прочим, для твоей дочери и стараюсь, - заметив настороженный взгляд Шахновского, Владимир, еле сдержался, чтобы не прикрыть глаза от облегчения. Верит. По крайне мере начинает. - Полгода назад, мне сообщили, что кто-то начал серьёзно под тебя копать. Ты ведь хочешь перестраивать бизнес, а это, как известно большой риск. Риск для тебя. И отличная возможность отхряпать если не все, то уж точно большую часть активов кампании, для конкурентов. Ты догоняешь?