Разбитая любовь (ЛП)

— Ты в порядке? — спросил он.

Я издала дрожащий вздох.

— А, да…

— Точно?

— Да, — вяло улыбнулась.

Я ждала, что он уйдет, но вместо этого он лег рядом на кровать и взял меня за руку.

Такой маленький жест…. Но для меня он означал целую вселенную.

Если бы ты только знал.

~*~*~*~

— Ты весь изрисован, — обратилась я к Рейнеру. Мы лежали бок о бок и смотрели в потолок.

— Да. Люблю татуировки.

— А я никогда не могла решиться сделать что-то подобное, — улыбнулась я.

— Возможно, это и к лучшему, — пробормотал он и подвинулся так, что наши ноги соприкоснулись. — Стоит только начать, потом очень сложно остановиться.

— Наверное, у татуировок есть свое значение? — взволнованно поинтересовалась я в надежде, что он упомянет тату с моим именем.

— Да, каждая из них что-то значит.

— Не хочешь поделиться? — предложила я, Рейнер повернулся на бок и, подперев голову рукой, глядел на меня сверху вниз.

— Те, что на спине – скрывают шрамы.

Я вытаращила глаза.

— Шрамы?

— Да. У меня их немало.

Если мне не изменяет память, у него никогда не было шрамов. Что же черт возьми с ним произошло? Откуда такое количество шрамов, которые ему пришлось даже закрашивать чернилами? Все эти мысли и его постоянная неопределенность давали весомый повод думать, что все дело в каком-то несчастном случае.

— Ты побывал в аварии или что-то вроде этого? — осторожно предположила я.

— Что-то вроде этого.

Тот же самый ответ. Всегда один и тот же ответ.

— Ладно, не хочешь рассказывать. Я поняла. И я это уважаю.

Нет. На самом деле нет.

— Спасибо, — пробормотал он.

— Но мне все еще любопытно услышать про татуировки. Остальные что обозначают? — я показала на нижнюю часть живота, где была изображена красивая гравированная цепь с замочком на конце.

— Эта татуировка олицетворяет заточение и свободу.

Я пробежалась пальцами по рисунку и Рейнер вздрогнул, однако не остановил меня, и я продолжала прикасаться.

— А эта? — спросила я, задержав взгляд на алой розе, свисающей на конце цепи, словно из последних сил.

— Это в честь Пиппы.

Надеюсь, что он не заметил, как я встрепенулась всем телом в ответ на услышанное.

— И что это означает? — я изо всех сил старалась разговаривать нормальным тоном.

— То же самое, только в более душевном варианте.

О, Господи.

— А эта? — я указала на свое имя, изображенное в области сердца.

— Имя или орнамент вокруг него?

— И то и другое, — ответила я.

— Имя принадлежит девушке, которую я знал когда-то.

— Когда-то? — непринужденно спросила я.

— Да. Она была моим лучшим другом детства. Я это точно знаю. Все остальные воспоминания очень расплывчаты.

— Ты не помнишь?

Рейнер пожал плечами.

— Иногда бывает так, что наши воспоминания находятся не там, где им положено быть. Но я точно помню, что она всегда любила меня. И для меня она была дороже всего на свете.

В груди все сжалось. Мне захотелось броситься ему на шею, сказать, что все будет хорошо. Хотелось, чтобы он знал, что не одинок. Что та девчонка все еще рядом с ним, хотя он даже не подозревает об этом.

— Должно быть она была особенной, раз занимала такое огромное место в твоем сердце.

Он улыбнулся и его пальцы коснулись татуировки, поглаживая ее.

— Да, — сказал Рейнер, взгляд стал несколько отстраненным. — Она наверняка была особенной.

— Как случилось, что ваша дружба прекратилась?

— Я попал в переделку, кое-что произошло и….

И... Снова «и». И. Боже, да ответь ты уже!

— И? — незамедлительно выпалила я.

— Я уже не был прежним. Прошлое нужно оставлять в прошлом.

Господи, мне хотелось взметнуться и закричать. Сказать, что эта девушка сделала бы для него все, чтобы он только вернулся, чтобы знать, что с ним все в порядке! Она бы помогла ему! Господи! Да я бы всю жизнь ему отдала!

— Не думаю, что настоящего друга можно таким оттолкнуть, — смело прокомментировала я.

— Нет, это бы ее не оттолкнуло, но знаешь, что бы ее действительно ранило? Это то, что я очень многого не помню. Все очень туманно. Я даже не могу вспомнить ее лицо. В голове просто образ человека, к которому я относился с огромной теплотой. У меня размытые воспоминания о том времени, что мы провели с ней вместе. А вся остальная часть моей жизни всего лишь смутный хаос.

— Мне очень жаль, — это все, что я смогла ответить.

Но теперь я знала точно: Рейнер не узнал меня, потому что все стерлось из его памяти.

А это давало мне какую-то надежду.

Пусть совсем маленькую.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ТОГДА – МАЛИ

Это неправильно.

Он наверняка не обрадуется.

Зачем же я это делаю?

Я стояла на газоне перед окнами Рейнера. Слава богу, во дворе не было машины отца, иначе он бы вышел и в приступе бешенства прибил меня, увидев, чем я занимаюсь. Но назад дороги нет. Рейнер считает, что теряет лучшего друга, и это совсем не радует. Он должен знать, что мы всегда будем вместе. А вчерашний образ…это все не мое, он был прав. Да, было интересно побыть в таком амплуа, но это не я.

Настоящая Эми сейчас стоит именно здесь.

Я нажала кнопку воспроизведения огромной магнитолы, которую держала на плече, словно героиня киноленты «Скажи что-нибудь». На поиски магнитолы такого формата ушел весь день, и как оказалось, в гараже отца Кенни завалялась нужная мне вещь, которую мне любезно одолжили. И вот, я стояла как ненормальная с колонкой на плече, поскольку не было другого способа держать ее. Я мысленно молилась Богу, чтобы Рейнер был у себя.

Не успела я нажать «пуск», как по всей округе разнеслась музыка. Я еще больше прибавила звук, ведь играла любимая песня Рейнера из кинофильма «Лучший стрелок» - Highway to the Danger Zone. Из динамиков раздавался мощный и волнующий бит, от которого даже у меня побежали мурашки по коже. Ладно, пусть это не самая романтическая мелодия, но мой друг ее любит, и это главное.

Казалось, что музыка грохочет уже целый час, даже заболело плечо. Может, Рейнера нет дома? Тогда это полный провал, поскольку для осуществления моего плана он нужен мне здесь. В ту самую минуту, когда я начала уже терять остатки терпения, отворилось окно и я увидела по пояс обнаженного друга. Какое-то время он пытался понять, кто я такая, а потом его глаза расширились от удивления.

— Эми, какого черта? — услышала я сверху.

— Я не прекращу, пока ты не простишь меня за то, что я была такой сволочью. Рей-Рей, извини меня, пожалуйста, я вела себя, как напыщенная курица. И ты оказался прав: это не настоящая я. Буду бесконечно это повторять, пока не получу твое прощение.

Он задумчиво посмотрел на меня, затем улыбнулся во все тридцать два зуба, и я поняла, что он сражен.

— Ладно, давай, поднимайся, малая.

С улыбкой до ушей я скинула магнитолу с плеча, со всей мочи рванула к входной двери, где бросила чудо-технику прямо себе под ноги. Через мгновенье Рейнер отворил дверь, и я бросилась к нему в объятья. Он так крепко обнял меня, что я оторвалась от земли. Я обхватила его шею и повисла, безумно счастливая от того, что он есть в моей жизни.

— Прости, я вела себя как истеричка, — пробормотала я.

Он поставил меня на землю и внимательно посмотрел с высоты своего роста.

— И ты меня тоже прости, я вел себя как дурак.

— Дурак с огромным сердцем.

Рейнер улыбнулся и наклонился, чтобы взять магнитофон.

— Малышка, ты где это взяла?

— Это мне дал отец Кенни. Чего у него только нет.

— Прикольно.

Он пинком закрыл входную дверь, и мы направились в комнату. Я открыла перед Рейнером дверь, пропуская его, а затем закрыла ее на ключ, когда мы вошли внутрь. Рейнер поставил магнитолу на пол, и мы завалились на кровать. Лежали и смотрели в потолок.