Жёлтый бриллиант

Раньше, когда Марианна и Танька транжирили деньги на сапоги и шубы, деньги накапливались не так быстро. На себя Петр Данилович ничего не тратил, форменную одежду, обувь, даже нижнее белье и носки периодически выдавали «по положенности» на генеральском складе ХОЗУ МВД СССР (хозяйственное управление). Это радовало Петра. Ездил он на персональной машине. Своя, белая «Волга», стояла в кирпичном гараже, недалеко от дома. Ящики с продуктами, вернее, деликатесами, и ящики с коньяком доставляли прямо на квартиру. Но главное — это деньги! В конце каждого месяца доверенные лица со всех концов страны, обычно в конце рабочего дня приносили пухлый конверт. На сберкнижку такие суммы класть нельзя. Сначала Петр прятал деньги в обувную коробку, и запихивал ее глубоко на антресоли. Но Марианна, с ее дотошностью и аккуратностью, могла найти, да и денег становилось все больше. Петр придумал сделать сейф в квартире еще лет десять назад, работая начальником одного из центральных главков Министерства. Он в июле отправил Марианну и Таню в санаторий, в Сочи. Выписал себе командировку на один день в город Пермь, в колонию строгого режима «Белый лебедь». Там отбывал длительный срок рецидивист, вор-домушник. Придумал легенду о «повторном следствии», и в вагоне «СВ» вывез бандита в Москву. По дороге приодел, накормил. Привез домой. На кухне за большим двухкамерным финским холодильником «Розенлев» на маленьких колесиках, в полутораметровой кирпичной стене сталинского дома под видом ремонта выдолбили нишу, вставили в нее заранее приготовленный сейф, списанный в Министерстве еще год назад и надежно спрятанный в гараже, хорошо зацементировали. Домушник подобрал ключи и наладил замки. Крышку сейфа обклеили остатками обоев, которые Марианна хранила на антресолях, смазали колесики холодильника и поставили все на место. Бабке, Галине Михайловне, объяснили, что подтекала труба отопления.

Таким же путем «домушник» вернулся в колонию, но через неделю на производстве, где он работал, произошел несчастный случай, «домушник» погиб, а начальника колонии понизили в должности, перевели надзирателем на производство, где он через месяц неудачно поскользнулся и насмерть разбил голову о чугунную раму станка. Петр один раз в месяц, ночью, отодвигал холодильник и клал в сейф очередной конверт. Общая сумма невероятно быстро увеличивалась.

В один из дней, перед выпиской из роддома Васеньки, к Николаю в кабинет зашел Семен Семенович. Шли экзамены, необходимо было уточнить вопросы в некоторых билетах.

Конечно, на кафедре все обо всем знали и искренне переживали за Большакова. Он никогда никому не жаловался, и только Семен Семенович знал некоторые подробности его личной жизни. Они разговорились о Тане, о ее семье. Что-то Николай слышал от самой Тани, о чем-то догадывался. Марианна всегда уходила от семейной темы.

Семен — единственно близкий, мог сказать правду. Николай спросил:

— А что за человек, этот генерал Задрыга, мой тесть? Ведь я его видел всего один раз — у Вас на банкете.

Семен Семенович тяжело вздохнул.

— Петр — сложный человек, непростой судьбы. Коль, а ты что о мне-то знаешь?

Николай нахмурился и пожал плечами.

— Вы — уважаемый профессор, фронтовик!

— И все? Я ведь родом из Киева. Мы с Петром Даниловичем вовсе не братья. Так, война свела. У меня отец тоже был физик, практик, экспериментатор, по современным понятиям, баллистик, летающие ракеты придумывал.

— Это «катюши», что ли, — заинтересовался Николай.

— И это тоже. Он был профессором кафедры «практической физики», на оборонную промышленность работал, как сейчас бы сказали. Его уважали и «берегли», хотя он был из дворян, правда, сильно обедневших. Женился на богачке, дочери киевского банкира, еврейке. Только ты — об этом — никому! А то меня в два счета — метлой, за 101-й километр.

Николай утвердительно кивнул.

— Уже не те времена.

— Когда Киевский университет стали эвакуировать, фашисты уже бомбили пригороды, Петр нас вывез на развалюхе-полуторке. Сам он, Петька… — и Семен Семенович рассказал жуткую историю детства и юности Петра. — Мы ехали из города без дороги, по ухабам, кругом воронки от бомб, нас ни одна пуля не коснулась, бомбы летели мимо. Петр смеялся: «Я заговоренный, меня ни одна пуля не достанет, надо только батянино богатство вернуть!» Под бомбами, на волосок от смерти, а он думал о «батянином» богатстве! Наш университет эвакуировали в Новосибирск, я там женился, сыночек родился. Я закончил два последних курса, получил диплом и пошел на фронт — в разведроту. Я хорошо знал немецкий, ночью ползал на линию фронта, подключал наушники, слушал фашистов, переводил и докладывал ротному командиру. Один раз провод порвался, так я его зубами зажал, видишь, губы кривые. Но ток в телефоне — слабый, я вернулся, все доложил на бумаге лейтенанту и — в госпиталь. Потом вернулся на фронт, сам уже лейтенант, Орден Красной Звезды получил.

А Петька колесил по фронтам, боеприпасы на передовую возил, лез напролом. И, правда, ни одного ранения, ни царапины. Заговоренный! Мы перписывались, договорились встретиться в Киеве на Владимирской Горке. В 44-м я получил от жены из Новосибирска «треугольник». Она писала, что умер мой отец от сердечного приступа. В последний год он сильно мерз, в доме холодно, дров не хватало. А кругом — тайга. Вслед за ним, от воспаления легких — наш сынок, потом — моя мама обморозила ноги и через полгода — тоже.

На глазах Семена Семеновича блестели слезы.

— Жена уехала в Москву, к своей тетке. Тетя Клава жила в переулке, около Андроникова монастыря вместе с маленькой пятилетней дочкой, в одной небольшой комнате. Мужа у нее не было. Тетя Клава сильно болела. Моя жена ухаживала за ней и за ее дочкой Верочкой. Все трое были изможденные, худые и голодные. Продовольственные карточки им не полагались.

А мы встретились с Петькой! Как договаривались, в Киеве, у Владимирской Горки, и сразу махнули в Москву. Ему некуда было возвращаться, от всего хутора одна печная труба осталась.

Семен Семенович долго молчал, попил воды.

— Коль, ты извини, я все о себе, как-то занесло. Петр, он был хороший мужик, самостоятельный. Сразу устроился водителем на автобазу ГУВД Москвы. Это ему наш сосед подсказал, он там работал, опергруппу возил. Петька — фронтовик, с наградами, сразу стал возить начальника МУРа, общежитие дали.

— А, Вы, Семен Семенович?

— А я сюда, к вам, младшим преподавателем. Потом, в 50-е, поступил в аспирантуру и так далее. Тетя Клава умерла, а Верочку мы удочерили.

А про Петьку, этот начальник МУРа и надоумил Петьку пойти в Высшую школу милиции, здорово ему помог. Очень Петька умел услужить там, где надо. Петька получил высшее образование, работал в следственной группе, — я не очень в этом разбираюсь. Он всегда был на хорошем счету. Он умеет нравиться начальству — простой, надежный, лишнего слова не скажет. Петр, позже, Академию МВД с отличием закончил, где начальствующий состав готовят. Его дальше, в адъюнктуру звали, он отказался: «Не нужна мне ваша "кандидатка"!» Он сам мне говорил: «Я в центральный аппарат пойду, в Министерство. Мне надо батянины деньги у коммунистов забрать». Ненавидит их всю жизнь, а сам в КПСС, тогда еще ВКП(б) называлась, на фронте вступил. Мне объяснял: «На фронте легче, раз воюешь против фашиста — обязательно в партию возьмут».

Семен Семенович замолчал.

— Ладно, Коля, мне пора, уже поздно.

— Подождите, очень прошу! А как они с Марианной Гавриловной поженились? Она, по-моему, совсем другая?

Семен Семенович вздохнул, еще попил воды.

— Маруська сидела в Москве, к экзамену готовилась, на втором курсе, а родители на даче. Святые люди были! А ты сам знаешь, в каком доме они живут, не квартиры, а дворцы, музеи. Так ее соседку ограбили, пока та с собачкой гуляла. Картины бесценные из рам вырезали и вынесли средь бела дня. Эти картины полковник, хозяин квартиры, сразу после войны из Германии вывез. Петька приехал на следствие, Марианна — единственный свидетель. Грабителей через три дня поймали на Тишинском рынке, а Петька все ходил проводить следственный эксперимент… квартире все удивлялся, к тому же, отец Марианны — генерал, Герой Советского Союза. Петька говорил, она сама к нему полезла, но я не верю. Эта девочка не так была воспитана, не той души. А Петька — буйвол, захотел — взял. Он считает до сих пор, что ему все можно, раз его батяню раскулачили. Я думаю, это на уровне психики, детская травма. Марианна забеременела, Петька испугался, думал, его на Соловки сошлют, а его — под венец! Любят — не любят они друг друга, кто их знает?