Таинственный Восток

Стеклянная перегородка опустилась, и телохранитель крикнул:

— Пора!

И сломя голову они кинулись к спасительному холлу по проходу, образованному в толпе двумя рядами полицейских.

— Ну его к черту, этот прием, — сказал Эрик, тяжело дыша, — пойду сниму нам номер. Если я не займусь с тобой любовью в ближайшие пять минут, то не отвечаю за последствия.

— Я знаю, я точно знаю, что ты имеешь в виду. Иди. — Но она не могла отпустить его. — Еще один поцелуй.

— Никогда ничего подобного не чувствовал раньше. Жди меня здесь.

— Я тоже не испытывала ничего подобного. Поспеши! — подтолкнула она его, ущипнув там, где, как она надеялась, никто не сможет увидеть синяк.

Эрик помчался по степенному холлу, словно голенастый кролик.

— Мисс Сингх! — вдруг раздался чей-то дружелюбный голос прямо рядом с ней. — Что вы здесь делаете? — Это был Харви, служащий из агентства, ведущий дело «Блю Бутс». — Мы ждем вас внутри.

И он так крепко стиснул пальцами ее руку, что она решила, что ей угрожает нарушение циркуляции крови на месяц.

— Но я не могу, — воскликнула она, — я имею в виду, не сейчас. Харви сиял:

— О, о мистере Сондерсене можете не беспокоиться. Мистер Блю сам представляет сейчас его гостям. Идемте сюда…

И она увидела, как Эрика по холлу волочит к месту приема целый взвод менеджеров компании «Блю». Он повернулся в дверях, и она поймала его взгляд. Эрик выглядел так, будто кто-то только что убил его собаку.

Разочарованная, она последовала за Харви, который ввел ее в толпу, где только один человек не носил сапоги «Блю Бутс» — женщина, у которой одна нога была в гипсе. В ее руке откуда-то появилась выпивка. Это была ее выпивка. В прошлом месяце все пили из высоких стаканов розоватую, с фруктовым запахом бурду, названную «Индира Слинг» [22] — одна унция тернового джина на высокий стакан содовой, сок из половины лайма и несколько капель вермута. Карен потеряла Эрика из виду, пыталась, но не могла его разыскать. Она хотела обойти весь зал, чтобы найти его, но Харви представлял ей все больше и больше людей. К ней подошел с приветствием и сам мистер Блю. Безостановочно вспыхивали блицы. Она вынуждена была оставить автограф «Индира» на страничках записных книжек, визитных карточках, на обороте долларовых банкнот, на шести манжетах рубашек и на одной гипсовой повязке.

Потом она увидела Эрика, его взлохмаченные золотые волосы возвышались над всеми лысыми или тщательно причесанными головами. О, как ей хотелось запустить руки в гущу этих волос! О, как она хотела… И тут она заметила, что он отчаянно семафорит у боковой двери с надписью «Только для персонала». Заметив, что она уловила его сигнал, он открыл дверь и исчез за ней. Несколько секунд хватило, чтобы ускользнуть от Харви и пробиться сквозь толпу к этой двери. Она присоединилась к Эрику на лестнице.

— Дорогая, — прошептал он, прижимая ее к себе, — как ты себя чувствуешь?

— Чудесно и непонятно! Поцелуй меня, дорогой! — Они целовались с такой страстью, словно в последний раз. — Ты достал номер? — задыхаясь, спросила она. — У тебя есть ключ?

— У них нет ни одного свободного номера! — простонал он. — Можешь себе представить? Из-за какой-то там конференции.

— Тогда ко мне, быстро! — хихикнула она. — А то, похоже, меня просто захлестнут волны. — И ее переполнило столь сильное желание, что она прильнула к нему, чтобы хотя бы коснуться его. Бывают отливы и…

— Приливы! — закончил он, жадно целуя ее рот. — Помчались!

Они прогромыхали каблуками сапог по лестнице, миновали зеленые служебные коридоры, пока наконец не нашли выхода на улицу. Через несколько мгновений они уже были в такси и ехали на ее квартиру. Они обнимались так страстно, как только позволяли законы поведения в общественном транспорте.

Он оторвал свои губы от ее рта:

— Сколько минут еще ехать? Она выглянула в окно:

— Может быть, четыре минуты или пять. Поцелуй меня! Он застонал:

— Я уверен, что мы уже едем десять минут. Водитель, нельзя ли побыстрее?

— Сожалею, приятель. Почему бы вам не начать отсчитывать всех президентов?

— Но я не знаю всех ваших президентов! — Эрик закрыл глаза и, держа ее за руку, хриплым шепотом начал: водород, гелий, литий, бериллий…

— Что ты бормочешь?

— Те! Я пытаюсь вспомнить периодическую таблицу: углерод, азот, кислород…

Когда он добрался до меди, они подъехали к дому. Эрик сунул водителю комок кредиток, и они помчались к лифту.

— Перестань подталкивать меня, — взмолилась она, — я и так никак не попаду ключом в замочную скважину.

Оказавшись внутри, он прижал ее к двери, прижался к ней всем телом, его руки спешили и требовали ответа. Наконец и она запустила пальцы в его густые, взъерошенные волосы, сжавшись отчаянно в ответной дрожи. Она уже чувствовала себя на пике страсти, хотя знала, что они находятся еще только у подножия. Ее разум помутился от тех ощущений, что должны были прийти на настоящем пике. Она почувствовала, как его пальцы расстегивают ремень на ее джинсах.

— Не здесь! — вскричала Карен, потянув в спальню. Она закрыла дверь, заключив Себя в безопасную, все укрывающую темноту. Они упали вдвоем на кровать, слившись в самом жарком, какой только мог быть, поцелуе.

— Дай мне хоть на секунду перевести дыхание, — взмолилась она, приподнявшись, чтобы хватить немного воздуха. Она слышала, как Эрик скатился с края кровати. Кровать вздрогнула, и она услышала, как он выругался, как ей показалось, на четырех различных языках.

— Что случилось, Эрик?

— Не могу сбросить эти проклятые сапоги! — заорал он в ярости. — И не могу стянуть джинсы, пока не избавлюсь от Сапог. О, черт!

Она села и стала стягивать свои.

— Мои тоже не снимаются! Мы так долго простояли на этом чертовом приеме, что наши ноги отекли. Помоги мне, Эрик! Сними с меня, а я сниму с тебя!

Эрик вытянул ее ногу, захватил каблук сапога и спросил:

— Готова?

— Готова!

Наконец они свалились вместе посреди кровати в сплетении рук, ног, хохоте, поцелуев и неподатливых сапог.

— Индира? — Голос Эрика раздался где-то возле ее колен. Он звучал довольно слабо. — Как ты себя чувствуешь?

Карен тщательно взвесила свой ответ. Вопрос показался ей очень серьезным и потому требовал взвешенного ответа. Она лежала лицом к потолку, чувствуя себя такой легкой, такой счастливой.

— Эрик, я чувствую себя такой опьяненной и такой свободной… как выпущенный из рук воздушный шарик в ветреный день. Свободной и полной ликования… свободополной… и ликованияполной… и доброполной… и снаполной…

— Я… думаю… мы… спать…

— Спокойной… ночи… дорогой…

— Что случилось? — прорычал Эрик на следующее утро.

Карен не могла ничего вспомнить о том, что было после съемок. Она спала как убитая. Она попробовала пошевелить ногами. Они были какими-то странно тяжелыми. Карен села и похлопала себя по бедрам.

— Я все еще одета! — Сначала она вспомнила о сапогах, потом в памяти всплыло и все остальное. Она упала головой на подушку и закрыла лицо руками. Это, должно быть, из-за того странного чая, который мы пили.

Эрик застонал.

— Ты меня достаточно любишь, дорогая, чтобы отнести мою голову на кухню и влить в мое горло немного грейпфрутового сока и кофе? Мне кажется, что у меня на зубах лапландские рукавицы.

Она поцеловала его в лоб и откинула назад его спутанные волосы.

— Я так и сделаю.

— Это будет великим актом милосердия. А потом принеси ее назад и очень осторожно положи на подушку.

Карен сняла с себя сапоги и джинсы. Потом отворила дверь в холл, так, чтобы видеть Эрика, сбрасывающего свои сапоги и расстегивающего свой ремень. — Спасибо, добрая госпожа, — пробормотал он.

Она поцеловала его в ухо.

— Отдохни, пока я сварю кофе. Я позову тебя, когда все будет готово. Хочешь что-нибудь еще?

— Тебя, моя дорогая. Немедленно после сока и кофе. Если только моя голова не отвалится.