Проблеск надежды

От своей родной матери, Надин, он унаследовал лишь любовь к животным и доброту.

Как бы в подтверждение последнего вывода он запустил руку в жестяную банку с печеньем, стоявшую рядом с ним, достал оттуда парочку печений в форме тыквочек, покрытых оранжевой глазурью, и протянул одно Марти.

Дайана улыбнулась и постояла еще несколько секунд, наблюдая за ним. Что бы там ни говорили специалисты, утверждавшие, что существует связь между ребенком и родной матерью, будь он ее плотью и кровью, она не могла бы любить его больше, чем сейчас.

– Привет, – сказала она им обоим. При звуке голоса Дайаны Марти, хорошенькая американка китайского происхождения двадцати одного года от роду, взглянула на нее выразительными черными глазами и замерла в восхищении.

– О Дайана! Вы выглядите сказочно. Будто какая-нибудь кинозвезда, отправляющаяся на премьеру в Голливуде. Правда, Зак?

Восьмилетний Зак откусил кусочек печенья и взглянул на платье.

– Что такое «премьера в Голливуде»? – спросил он.

– Первый показ фильма, где все появляются разодетые в пух и прах, – объяснила Марти. – Вроде того, что сегодня вечером состоится в ресторане твоей мамы.

Он озадаченно склонил набок голову.

– Зачем тебе наряжаться, если ты просто идешь на работу?

Дайана подошла к дивану и села. Наклонившись к Заку, она убрала с его лба непокорную прядь волос, которая немедленно упала на то же самое место.

– Потому что сегодня особый вечер, и я хочу выглядеть... ну, скажем, великолепно.

Он собрал карточки с заданиями игры и разложил их по соответствующим отделениям.

– Мамы не должны выглядеть великолепно. Дайана и Марти переглянулись, едва сдерживая смех.

– Вот как? А как, по-твоему, должны выглядеть мамы?

Он пожал плечами и сказал с самым серьезным видом:

– Сама знаешь... Как мамы.

Дайана рассмеялась:

– Спасибо, Зак. Я, пожалуй, буду считать это комплиментом.

Тут она заметила, что телевизор настроен на четвертый канал.

– Меня еще не показывали? – спросила она, имея в виду вчерашнее интервью, которое она дала журналистам из «Новостей» четвертого канала.

Марта аккуратно закрыла крышкой коробку с игрой. – Еще нет. Но моя мама видела его в двенадцатичасовых «Новостях» и записала на видеомагнитофон. – Девушка улыбнулась Дайане. – Вы чудесно держались, Дайана. Очень естественно. А ты, – добавила она, наклонившись к Заку, – был такой равнодушный, будто тебя не касалось то, что там происходит.

– Это потому, что тот мужчина без конца задавал мне глупые вопросы.

Дайана усмехнулась, вспомнив, как журналист настаивал на присутствии Зака, который якобы должен был придать непринужденность их беседе. К его разочарованию, Зак сказал не больше двух слов.

– Все равно я рада, что ты разделил со мной мой звездный час.

Он улыбнулся, показав здоровые белые зубки.

– Я тоже рад. Ребята в школе говорят, что я теперь стал знаменитостью.

Он встал, и Дайана привлекла его к себе.

– А они тебе не сказали, что знаменитости не освобождаются от домашних заданий?

В синих глазах появился озорной огонек.

– Не-а.

– Ну, теперь ты это знаешь. Так как насчет домашнего задания?

– Я сделаю потом. Марти обещала мне помочь.

– Прекрасно. Но при одном условии: задание по математике делаешь ты, а не Марта, – сказала она, подмигнув девушке.

– Ладно, – согласился мальчик. Потом, призвав на помощь свое обаяние, он обнял ее рукой за плечи и добавил: – А после этого можно мне не ложиться спать и посмотреть шоу Зайнфельда?

– Нет, нельзя. Разве мы с тобой не договорились, что это шоу тебе смотреть еще рано?

Уклонившись от ответа, он сказал:

– А мама Билли Крэдмона позволяет ему смотреть эту передачу.

– В таком случае он наверняка обо всем расскажет тебе утром. – И, не дав ему возразить, добавила: – Мы с тобой договоримся так: ты, как положено, ляжешь спать в девять часов, а я в воскресенье возьму тебя на тыквенный праздник в Фам-Мун-Бей.

Разочарованное выражение сразу же исчезло с его лица.

– Здорово! А можно Билли пойдет с нами?

– Конечно. Только пусть захватит для себя тыкву. Взглянув на часы, Дайана подавила вздох и встала. Ей не хотелось уходить. До сих пор работа в службе доставки обедов на дом, которой она руководила из дома, позволяла ей подстраивать свой рабочий график к его режиму. Теперь все будет по-другому. Владеть рестораном означало вести всю коммерческую деятельность, для чего потребуется пойти кое на какие жертвы. По крайней мере, пока она не завоюет хорошую репутацию.

– Мне пора идти, дорогой, – сказала она, обнимая сына на прощание. – Пожелаешь мне удачи? Зак вскинул серьезные синие глаза:

– Желаю удачи, мама. Надеюсь, что ты заработаешь тьму-тьмущую долларов.

– Я тоже надеюсь, – добавила Марти. Дайана взяла из глиняного блюда в форме морской раковины, которое Зак сделал для нее еще в детском саду, ключи от своего «чероки».

– Спасибо, ребятки.

Когда она уже была на полпути к двери, ее окликнул Зак. Дайана обернулась.

– Марти права, – сказал он с озорной улыбкой. – Ты действительно выглядишь как кинозвезда.

– Спасибо, – тихо сказала Дайана и, послав ему воздушный поцелуй, вышла, закрыв за собой дверь.

Стоя в личных апартаментах Маргарет Линдфорд на двадцать шестом этаже отеля «Линдфорд», Трэвис, которого срочно отозвали из деловой поездки по Мексике, нервно поправил узел галстука и мысленно произнес молитву.

С раннего детства он знал, что занимает особое место в сердце своей матери. Она многие годы мирилась с его вспышками раздражения, приняла, хотя и не одобряла, его образ жизни и прощала ему слабости. В отличие от его сестры Франчески, которая была на пять лет младше, ему сходило с рук практически все, что угодно.

Однако сейчас, взглянув на мать, он понял, что подтверждается его догадка: удача отвернулась. Очевидно, до ушей матери дошли кое-какие слухи о нем, и разговор пойдет об этом, хотя пока он не имел ни малейшего понятия, о чем именно.

Маргарет Линдфорд разговаривала по телефону, обсуждая какое-то благотворительное мероприятие в фонд помощи больным СПИДом, которое ей предложили возглавить. Когда Трэвис подошел к ней, миссис Линдфорд сдержанно кивнула сыну и жестом предложила сесть.

То, что она не посмотрела ему в глаза, было плохим признаком. Тем не менее, он улыбнулся, хотя ему было не до улыбок. Ожидая, пока мать закончит разговор по телефону, он окинул взглядом комнату и, как всегда, восхитился ее сдержанной элегантностью: резным деревянным фризом, который она привезла из Англии, камином из зеленого итальянского мрамора, шторами из шелкового газа на высоких, до потолка, окнах и великолепной изумрудно-зеленой парчой, которой были обиты диваны и кресла XVIII века.

Более сорока лет назад Маргарет Линдфорд лично руководила отделкой своих апартаментов, добавив свой особый шарм трехэтажному особняку, который был первым в жизни домом Трэвиса. Несколько лет спустя Линдфорды купили ранчо площадью в девять акров в Сиклиффе, одном из самых престижных районов на океанском побережье неподалеку от Сан-Франциско. Однако Трэвис называл домом именно эти апартаменты.

Стоял теплый октябрьский вечер, и Маргарет сидела в кресле с высокой спинкой возле стеклянной двери, ведущей на балкон. За ее спиной открывался захватывающий вид на залив Сан-Франциско, окутанный серо-голубой дымкой медленно опускающихся на город сумерек.

В свои шестьдесят восемь лет она была все такой же элегантной и привлекательной женщиной, как и в молодые годы. Ее коротко подстриженные черные волосы давно поседели, время прорезало десятки морщинок возле глаз и рта, но взгляд неотразимых синих глаз был по-прежнему ясным, а голова, как всегда, работала четко. Даже сердечный приступ, который случился у нее после смерти мужа два года назад, не ослабил остроту и проницательность ума.

Она, наконец, закончила разговор и положила трубку. Трэвис сразу же встал, улыбнулся и, наклонившись, поцеловал чуть раскрасневшуюся щеку.