Счастливая встреча

Чувствуя радостное облегчение, Селина поднялась вверх по лестнице. Как глупо с ее стороны поддаваться бессмысленной тревоге! Как же это не похоже на нее. Все, с этим покончено и забыто. Она даже не станет спрашивать Доминика о делах. Если бы дела шли совсем плохо, то он бы связался с ней. Или он, или Ванесса. Она быстро приняла душ, выпила чай, приготовленный Мэг, и решила прилечь на часок, до того как заняться упаковкой шахмат из нефрита, которые она не раздумывая купила в Риме, сразу же поняв, что лучшего подарка для дяди Мартина не найти.

Ее комната находилась в той части дома, которая была настолько изолирована, что иногда Селине казалось, будто она в нем одна. Уже в полудреме она вдруг почувствовала, что ей холодно, несмотря на включенное отопление. Наверное, легкий шелковый халатик, подумала она, не лучшая одежда для этого времени года — к вечеру окна дома стали покрываться тончайшими морозными узорами.

Она уже свесила ноги, чтобы встать, и как раз в это время зазвонил телефон; отбросив с лица рассыпавшиеся волосы, она полусонным голосом произнесла:

— Селина Росс, чем могу быть полезной?

На том конце провода ответили не сразу, и это секундное молчание насторожило Селину, она слегка нахмурилась, однако ее полные губы дрогнули, когда она услышала мягкий мужской голос:

— Могу я поговорить с мистером Кингом?

Всего лишь несколько необязательных слов — но до чего притягательный и завораживающий голос! Гранит и бархат. Этот голос способен навеять грезы, и отнюдь не невинного характера. Она почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь, но взяла себя в руки и ответила, может быть, чуть более низким, чем обычно, голосом:

— Боюсь, что его нет дома, что-нибудь передать? — Очень странно, но ей не хотелось прерывать разговор и идти искать Мартина, поэтому она добавила: — Я передам все, что нужно. Кто его спрашивает? — Дядя скорей всего еще не вернулся, его действительно нет дома, насколько ей известно, — старалась она оправдать свое странное поведение. Сидя здесь, в своей комнате, в крайней комнате флигеля — откуда она могла это знать? И опять короткое и необъяснимое молчание, и снова этот голос, звучание которого вызывало дрожь в ее теле.

— Адам Тюдор. Передайте, пожалуйста, Мартину, что я зайду сегодня вечером часов в девять. Я его не задержу. Скажите, что это очень важно.

— Я обязательно передам. Будем ждать вас в девять. — О, Боже, что это с ней? Голос ее прозвучал с той же внутренней страстью, что и его! Когда в трубке раздались гудки, она с недоумением посмотрела на аппарат, затем медленно повесила трубку.

Надо было все-таки проявить волю и попросить его отменить свой приход, подумала она, опуская ноги в тапочки. Надо было сказать ему, что Мартин вряд ли сможет принять его сегодня. Надо было узнать его телефонный номер и сказать, что ее дядя перезвонит ему. Сегодня у них семейное торжество, которое будет отмечаться в узком семейном кругу. Мартин вряд ли захочет сегодня общения с посторонними, даже в течение нескольких минут.

Но, может быть, он не посторонний для Мартина? Или не совсем посторонний. Адам Тюдор ничего не сказал ни о себе, ни о том деле, по которому он хочет поговорить с Мартином, а это значит, что Мартину он хорошо знаком. Селина честно призналась себе, что сознательно не стала придумывать предлог, чтобы отказать ему, и хорошо знала почему. Сделав гримаску, выражающую ее крайнее недовольство собой, она поспешила по тихому коридору в основную часть дома. Ее мучило любопытство: очень хотелось посмотреть, соответствует ли этот человек своему голосу! Вот смеху-то будет, если Адам Тюдор при знакомстве окажется маленьким, толстым и лысым.

Комнаты ее дяди и тети были пусты. Селина посмотрела на часы — уже половина шестого.

Они просто застряли там, в этом питомнике, подумала она, хотя ее это и не особенно удивляло, поскольку Ванесса уже несколько месяцев только и говорила об устройстве розария и увлекла своим энтузиазмом Мартина.

Поскольку дяде советовали побольше отдыхать и не переутомляться, его гардеробная рядом со спальней была переоборудована в небольшую гостиную с рядами книжных полок вдоль стен, в которой он бы мог расслабиться, отдохнуть и утолять свою постоянную страсть к чтению, послушать записи своих любимых песен и поговорить с женой о событиях дня за рюмкой хереса.

Селина вырвала белый листок из блокнота, лежавшего на столике розового дерева восемнадцатого века, и написала стремительным четким почерком: Адам Тюдор придет в девять часов. Говорит, что ему необходимо повидать тебя.

Она оставила записку там, где Мартин непременно ее заметит, когда придет в гостиную немного отдохнуть и переодеться к торжественному вечеру, и вернулась к себе в комнату.

Подавив зевоту, она залезла под мягкий и теплый плед и свернулась калачиком. Спать она не будет: немного подремлет и восстановит силы после двух тяжелых недель перелета домой и довольно длительной поездки на машине к границе между графствами Суссекс и Хэмпшир.

Уже в полудреме она вновь вспомнила свой разговор с Адамом Тюдором, и на лице ее мелькнула загадочная улыбка. Немного страшно встречаться с ним — его внешняя привлекательность вряд ли соответствует тому фантастически притягательному голосу, и ее наверняка ждет глубокое разочарование. Впрочем, это имя показалось ей знакомым. Кажется, она слышала его… когда-то давно… где-то…

— Селина, Селина, просыпайтесь, — услышала она сквозь сон голос Мэг и почувствовала, как та слегка трясет ее за плечи. Селина открыла один глаз, потом другой, взглянула на худое лицо домоправительницы, затем перевела глаза на часы и увидела, что уже семь часов.

— Черт подери! — пробормотала она, просыпаясь. — Я совершенно не собиралась спать. — Она оторвала голову от подушки и приподнялась на локтях.

С заметным напряжением в голосе Мэг отметила:

— Вы совершенно измучены, и это просто очевидно. Даже Доминик просил не будить вас.

Доминик? С каких это пор, подумала она, ее двоюродный брат стал проявлять заботу о ней? Да он и глазом не моргнет, если она свалится замертво от усталости.

Тут она окончательно проснулась; тревожное чувство толкнуло ее в грудь, и она спросила ослабевшим голосом:

— Что случилось, Мэг? Скажите мне!

Ее худшие опасения, которые уже несколько дней терзали ее, неожиданно подтвердились. Мэг тяжело опустилась рядом с ней и, проведя рукой по лицу, сказала:

— Ваш дядя… — Затем, увидев расширившиеся от ужаса золотистые глаза Селины на ее смертельно побледневшем лице, быстро добавила: — Ничего страшного. Доктор Хилл говорит, что приступ не очень сильный, беспокоиться не следует, однако это предупреждение.

— Но как? Когда? — требовала ответа Селина. Она уже встала, вытащила из комода свежее белье, джинсы из тонкой ткани, рыжевато-коричневый шерстяной джемпер и стала поспешно одеваться. — Где он сейчас?

— В больнице. В отдельной палате, — ответила Мэг. Поднявшись, она твердой рукой взяла Селину за плечи и заставила сесть на резной ящик для белья, стоявший около изящной кровати с пологом над изголовьем.

Селина, натягивая джемпер, на секунду потеряла равновесие и тяжело присела; затем, приводя в порядок одежду, она заметила сочувственный взгляд Мэг.

— Не надо паниковать — это вашему дяде не поможет. Придите в себя, я все объясню.

Прикрыв глаза, Селина признала, что Мэг права. Сердце у нее бешено колотилось, она тяжело и судорожно дышала. Наконец, глубоко вздохнув, она открыла глаза и спокойно попросила:

— Ладно, рассказывайте.

— Где-то около шести они вернулись из садового питомника; и в это время как раз пришел доктор Хилл, который принес подарок вашему дяде. Это была бутылка его любимого портвейна. — Мэг села рядом с Селиной и взяла ее изящную руку с тонкими пальцами в свою, худую и костлявую. — Дядя еще пошутил, что завтра доктор поможет распить этот портвейн за игрой в шахматы. Он пригласил его в гостиную, чтобы выпить по рюмочке хереса, и они, все четверо — Доминик, когда услышал их разговор, присоединился к ним — пошли наверх — и тут ваш дядя упал.