Искупление (ЛП)

Мне надели наручники и посадили на заднее сиденье полицейской машины, прежде, чем идиотизм своих действий полностью дошел до моего мозга. И все же я держалась за свой наивный оптимизм, который хорошо известен даже здесь, в месте больше похожем на ад. В конце концов, обстоятельства были очевидны, по крайней мере, с моей точки зрения. Моя одежда изодрана, синяки: старые и новые - все это, я думала, было немым свидетельством пьяных действий Питера. Я не могла позволить себе адвоката, и была слишком запугана, чтобы позвонить родителям - мне дали общественного защитника. Он был среднего возраста. Как бы рано утром он не приходил ко мне, на его лице всегда была однодневная щетина. Он носил засаленные костюмы и пах мятными пастилками, которые жуют, чтобы забить запах виски и сигарет. У него была большая родинка на мочке уха, и, когда он говорил со мной, то всегда потирал ее кончиками пальцев, как будто пытаясь стереть. Но я верила ему и его сверкающему портфелю, и рассказывала ему все о том, что творилось в последние шесть месяцев моей жизни. Он всегда был несколько отстранен, будто вслушивался во что-то доступное только ему. Охранники стали посматривать на меня с симпатией.

Дни, между моим арестом и судом, растянулись в вечность. Все, что я могла делать, кроме разговоров со своим адвокатом, это сидеть на койке и разглядывать надписи, которые оставили обитатели камеры до меня. Я не буду писать подробности о суде. Вполне понятно, что если я пишу это в Болоте, то вердикт оказался не таким, как я надеялась. Моя порванная одежда и избитое тело послужили свидетельством тому, как храбро сражался мой муж против своей ревнивой и злобной жены. Мои надежды о самозащите рушились на глазах, и, прежде, чем, что либо понять, я оказалась преступницей, виновной в убийстве второй степени.

Часть меня, выращенная католичкой, приветствовала вердикт и приговор ему соответствующий, семь лет жизни, как искупление моих грехов. А часть меня неистовствовала. Поверьте мне, цвет ярости - красный. Насыщенный и яркий, как только что пролитая кровь, не дающий думать ни о чем ином. Если красный - цвет ярости, то цвет отчаяния - зеленый. Грязно зеленый, как дешевая краска, отлупившаяся от стен моего нового дома - Женской Исправительной Колонии. Это цвет потерянных надежд и разбитых желаний

Когда я смотрю, на то, что умудрилась написать, то понимаю, что забыла упомянуть одну важную деталь. Это история не про меня, совсем нет. Но я являюсь большой частью данного повествования, моя жизнь тесно переплетается с другой. Как я говорила ранее, здесь меня знают, как человека, который может достать для вас вещи. Я понимаю, это звучит, как если бы я была кем-то важным, и на самом деле, это дает мне своего рода преимущество при общении со стражей и заключенными, но по большей части это значит, что мои сотоварищи, те, что лучше посмотрели бы на интересные формы, в которые можно свернуть мой нос, приходят ко мне с легким намеком на уважение в глазах. Несмотря, на тяжесть своего преступления, в сердце, я все еще мисс Маленький и Тихий Городок. Это значит, что я достаю только, то, что является законным и только легальным путем. Следовательно, если вам нужны сигареты или противозачаточные средства, для свидания с мужем, или любая из сотен мелочей, я тот человек, который вам поможет.

Полагаю, что для полного понимания, я должна немного отойти в сторону и рассказать об иерархической системе этой тюрьмы. За те годы, что я здесь, 2 коменданта занимали главный офис. Первый - женщина, Антония Дэвис, мечта каждого писателя. Ее обесцвеченные волосы всегда были собраны в пучок, ее губы щедро намазаны ярко красной помадой. Она носила униформу на 2 размера меньше, чем нужно, как бы показывая нам свои "достоинства". Она была известна за свой жадный аппетит к невысоким молодым блондинкам. Являясь представителем такого типа, я всегда немного удивлялась, как мне удалось избежать ее внимания. Антония находилась в согласии с тюремными группировками. Она делала одолжения им, они - ей. Комендант прокололась на том, что позволила гормонам управлять собой. Она выбрала неверную заключенную для любовных встреч.

Если вы достаточно давно в городе, то помните историю дочки местного сенатора - Мисси Гален, которую поймали во время большой полицейской облавы. Она покупала неправильное лекарство в неправильном месте, у неправильного дилера. Даже деньги и имя сенатора не смогли уберечь ее от тюрьмы. Она оказалась в Болоте, под пристальным взором Антонии Дэвис. В том, что Мисси была красавицей, нет сомнений. Высокая и стройная, потрясающие зеленые глаза и длинные светлые волосы. Однако у Мисси была одна слабость. Комендант быстро обнаружила это и стала обменивать наркотики на сексуальные услуги. В один прекрасный день, Антония отдала Мисси 2 дозы сразу, которые та и употребила по назначению. Девушку нашли в прачечной, холодную и окоченевшую. Причина смерти была легко обнаружена, как и комендант Дэвис (в своем кабинете, с дыркой в голове и служебным пистолетом в руках, который она часто использовала в своих сексуальных играх.)

Сенатору Галену было разрешено выбрать нового коменданта, что он, и сделал, приведя к нам мужчину, который разбирался в администрировании, как я в разведении цыплят. А я в этом совсем не разбираюсь. В чем он действительно разбирался, этот человек по имени Вильям Уэсли Мориссон, так это в религии. Он носил свой крест как орден. Своим красноречием он убедил Сенат, что совсем необязательно тратить столько денег на содержание Женской Исправительной Колонии, где находятся только "безбожные грешники, недостойные сострадания". "Новая метла" со всей страстью взялась за работу. Исчезли даже намеки на индивидуальность, которую так ценили заключенные. Яркие оранжевые комбинезоны стали новой формой. Личные вещи были изъяты и заменены крестами и библиями. В каждой комнате, в рамочке висели главные десять правил Коменданта. Косметика, украшения, радио и телевизоры были конфискованы. Во время еды читались молитвы, а по воскресеньям проводились богослужения, независимо в какого бога ты веришь или не веришь.