Край земли у моря

Дети жестоки — более жестоки, чем взрослые — и сплетни, которые шепотом повторяли во многих домах, сделали жизнь девочек невыносимой. Больше года они отказывались ходить в школу — одноклассники дразнили их и обзывали «папина жена».

С тех пор прошло долгих семь лет. Кошмарная история постепенно, если и не забылась, то перестала вызывать интерес у горожан, и теперь Дороти уже могла выйти на улицу, не боясь косых взглядов.

Но раз этот человек говорит, что дело снова будет открыто — значит, все начнется сначала?!

Он — муж Кэрри. Неужели это, правда?! Ей трудно было даже представить себе такое — представить его рядом с ее дочерью.

Худой, невысокий, смуглый... скорее, загорелый, с волосами песочного цвета — одна прядь все время падает на лоб, и он поправляет ее машинальным жестом. Узкое лицо, небольшой рот с тонкими плотно сжатыми губами. Держится спокойно и уверенно. В целом производит вполне приятное впечатление. Но ему, же лет сорок... даже, кажется, больше!..

Эта женщина, смотревшая на него застывшими глазами, словно он сообщил нечто ужасное, на несколько секунд вывела мужчину из себя. Поэтому он сказал, немного резче, чем собирался:

— Мисс Кэмптон, у нас не так много времени — через час я должен буду уехать. Если у вас есть ко мне вопросы... я не обещаю, что отвечу на все, но на какие-то, наверное, смогу. Только не спрашивайте, пожалуйста, где Кэролайн и как ее сейчас зовут.

— Неужели вы думаете, что я скажу об этом кому-нибудь... особенно полиции?!

— Они умеют очень сильно давить. Я предпочитаю не рисковать. Надеюсь, через несколько месяцев эта история закончится — тогда вы сможете узнать все, что захотите.

— Вы выпьете кофе?

— Да, не откажусь.

Налив кофе, женщина вытащила из холодильника тарелку со сладким пирогом, поставила на стол и неожиданно спросила:

— Кэрри... печет такие? Не забыла еще?

— Нет, — мужчина улыбнулся, — она очень любит готовить... Мисс Кэмптон, не волнуйтесь за нее — у нее действительно все хорошо.

— Как она жила все эти годы? Вы давно ее знаете? Сказать, что ее дочь была проституткой? Зачем?

Чем меньше людей об этом будет знать — тем лучше. Да и... ни одной матери не хотелось бы услышать такое про родную дочь. Поэтому он ответил только на второй вопрос:

— Мы познакомились в тот день, когда Кэрри исполнился двадцать один год, и поженились уже больше года назад.

— Трейси тоже замужем, скоро у нее будет ребенок. Вы же понимаете, что Кэрри нельзя возвращаться сюда, даже если ее оправдают. В городе снова начнут говорить... люди только-только забыли об этой истории!

— Она не вернется. Я просто хочу, чтобы она перестала бояться.

Женщина вгляделась ему в глаза — и, кажется, наконец, поверила. Он и сам хорошо понимал, что возвращение его жены в этот город не принесло бы радости ни ей, ни ее семье.

— Она... простила меня?

— Она никогда ни в чем не обвиняла вас. Ей бы это и в голову не пришло.

— А вы? — неожиданно спросила она.

Сказать ей, что на ее месте он бы убил человека, подобного ее мужу, сам, не дожидаясь, пока это сделает девочка? А зачем? Имеет ли он право судить ее?

Мужчина, молча, покачал головой.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Он думал, что Дороти станет взахлеб расспрашивать его о дочери, о внуке, но вопросов было значительно меньше, чем он предполагал. И все-таки эти вопросы заставили его о многом вспомнить — в том числе о том, о чем она не спросила — и сидя в самолете, уносившем его обратно в Нью-Йорк, Делвин Бринк никак не мог заснуть; растревоженная память подбрасывала ему все новые и новые картины прошлого.

Имя «Кэролайн» было ему чуждо и непривычно, и в разговоре с мисс Кэмптон Делу приходилось все время следить за собой, чтобы не назвать ненароком свою жену ее теперешним именем — Карен.

Это имя принадлежало ей уже больше шести лет, с тех пор, как она воспользовалась документами умершей подруги — Карен Мэнсфилд.

Так ее звали и в тот дождливый осенний вечер, когда они познакомились — уже больше полутора лет назад. Сейчас Дел не представлял себе, что могло быть иначе, что он мог не встретить ее, не узнать, пройти мимо. Часто ему казалось, что его жизнь — его настоящая жизнь — началась именно в тот день, когда они встретились...

Ему было всего девятнадцать лет, когда слово «Вьетнам» прочно обосновалось на первых полосах газет. Он поехал туда добровольцем, не дожидаясь призывной повестки и едва ли толком представляя себе, что такое война — но уверенный, что поступает правильно. Так же правильно, как тогда, когда за месяц до отъезда, узнав, что девушка, с которой он встречался, ждет ребенка, женился на ней.

Домой вернулся уже не тот беззаботный, веселый и даже в чем-то наивный мальчишка, которым Дел был когда-то. За три года службы в «зеленых беретах» он хорошо успел узнать, что такое смерть, и почти забыл, что такое мирная жизнь.

Родина встретила его не так, как мечталось. В обществе становились все более популярны левые взгляды, и жене Дела — амбициозной молодой адвокатессе, работавшей в крупной и престижной вашингтонской фирме — был «не ко двору» муж-ветеран, не стыдившийся, к тому же, своего военного прошлого. Еще одной причиной семейных конфликтов стало его нежелание «попробовать себя» в политике — ведь, по ее мнению, используя семейные связи и знакомства, он мог бы сделать неплохую карьеру!

Пару лет Дел проучился в университете, пытаясь приспособиться к не слишком хорошо складывающейся семейной жизни, но потом ему предложили работу за границей — и он ухватился за нее. Не только из-за денег — больше из-за возможности уехать куда-то.

Почти двадцать лет он провел в Латинской Америке, приезжая в Штаты лишь ненадолго, в перерывах между назначениями. Разные страны, разные должности: третий секретарь посольства, политический советник посла, заместитель военного атташе — но все это служило лишь прикрытием для работы сотрудника ЦРУ, которым он был на самом деле.

Возможно, он проработал бы так до пенсии. И, возможно, так и прожил бы всю жизнь со своей первой женой — они виделись от силы пару месяцев в году и были настолько далеки друг от друга, что им не из-за чего было даже ссориться.

Но судьба решила иначе. Четыре года назад, работая в Колумбии, Дел случайно попал в руки повстанцев. Год в плену, в нечеловеческих условиях — его камерой была яма, выкопанная в земле и прикрытая решеткой. Яма, глубиной футов восемь, а шириной — всего три с половиной, яма, которую в сезон дождей заливало водой почти доверху. Издевательства, унижения, голод, бессонница...

Каким чудом, почти ничего не соображая, с ногами, изъеденными язвами, ослабевший и истощенный, он сумел бежать? Как выбрался из джунглей? Дел и сам прекрасно понимал, что шансов у него не было — ему просто повезло.

Почти полгода он провел в больнице, измученный кошмарами и бессонницей — физическое здоровье восстановилось быстрее. И тут — новый удар, пожалуй, самый страшный: в одной из газет появилась статья с броским заголовком: «убийца на службе американской демократии» — статья, материал для которой дала его жена.

Ведь именно ей он рассказал, что при побеге вынужден был убить двух охранников — совсем молодых, еще подростков, но вооруженных автоматами и мачете. Знала она и про Вьетнам, и про двадцать лет работы в ЦРУ — обо всем этом тоже говорилось в статье.

Зачем она сделала это? Из ненависти, копившейся долгие годы? Или ей просто нужен был повод для развода — а любой нормальный человек поймет женщину, не желающую жить с убийцей! А может, она надеялась, что в его состоянии этого будет достаточно, чтобы он умер от «естественных причин» — или сам свел счеты с жизнью? Ведь тогда развод бы вообще не потребовался — а значит, не пришлось бы делить имущество!

Но Дел не умер, не покончил с собой... даже не сошел с ума — хотя попал на три месяца в клинику для нервнобольных. Развод был неизбежен, дочь приняла сторону матери — и он остался один, опустошенный и измученный непрекращающимися кошмарами...