Карнавал страсти

— Заходи, — Надя пропустила ее вперед. Обычная трехкомнатная квартира, заставленная разнокалиберной мебелью. Вешалка в прихожей готова была рухнуть в любой момент под тяжестью оставшихся еще с зимы теплых курток и пальто.

— Много вас здесь живет? — спросила Настя, возясь со шнурками ботинок.

— Толпа. Вечерами, когда все собираются, я готова бежать куда подальше. Прикинь: мать, отец, сестра с мужем и двумя детьми. Отец пьяный, мать орет, дети визжат. Катька, сестра, по телефону треплется на всю квартиру. В общем, караул. Я стараюсь бывать дома поменьше. Ну, короче, садись. Сейчас будем колдовать над твоими локонами. Что ты на меня так смотришь? Так всегда говорила одна тетенька, которая научила меня стричь.

Крохотная Надина комнатушка всматривалась в Настю множеством глаз с плакатов, развешанных по стенам. Рядом с ними мирно уживались детские рисунки. Напротив окна красовалась огромная надпись, составленная из вырезанных газетных букв: «Хочешь пить свое — плати 110 тысяч».

— Почему сто десять? — рассмеялась Настя.

— Для приколу. Садись.

Надя усадила ее перед зеркалом, обернула шею простыней и принялась за работу. Яростно щелкали ножницы. На пол летели мягкие пепельные пряди.

— Не пожалеешь? — Настя замотала головой. — Ну смотри. А ты крутая девчонка! Я люблю таких. Только не пудри мне мозги насчет того, что ты это делаешь на спор. Споры так далеко не заходят. Можешь мне все рассказать. Не волнуйся, я не проболтаюсь. Я, кажется, догадываюсь, что с тобой произошло. Ты от кого-то скрываешься. Ты поэтому решила и одеждой со мной махнуться, потому что по этому костюму тебя могут легко найти. Что ты молчишь, скажешь, я не права? — Надя замерла, держа ножницы на весу.

«Она более чем права, — думала Настя. — Интересно, какое преступление она мне приписывает? Неужели я похожа на воровку или убийцу?»

— Ладно, можешь мне ничего не говорить, — усмехнулась Надя и опять защелкала ножницами. — Мне лично ты ничего плохого не сделала, поэтому не бойся, я тебя не выдам. Но костюм твой я лучше сниму и припрячу пока подальше. Кстати, что ты собираешься делать? У тебя в Питере есть знакомые? Да что я спрашиваю? Даже если и есть, все равно ты к ним не пойдешь. А деньги есть?

И тут Настя поняла, что совершила страшную глупость. Она должна была еще вчера снять деньги со своего банковского счета. Но мысль об отъезде окончательно оформилась в ее сознании где-то часов в 10 вечера, когда банки уже были закрыты. А наличных только и хватило, что на билет в спальном вагоне. Какие-то жалкие бумажки еще болтались в кошельке, но их было так мало.

А сегодня у Насти были все основания подозревать, что в лучшем случае ее счет просто закрыт, а в худшем, как только она попытается снять деньги, об этом сразу же станет известно президенту банка. Похоже, ее кредитная карточка теперь станет всего лишь красивым напоминанием о той жизни, с которой Настя поспешила расстаться без малейшего сожаления.

С финансами проблема, — честно, но бодро ответила она, — но, наверное, я смогу найти какую-нибудь работу.

— Ну ты даешь! — в очередной раз изумилась Надя. Она уже почти закончила стрижку. Под ее руками Настины пепельные длинные волосы превратилась в асимметрично торчащие пряди, отчего лицо девушки изменилось почти до неузнаваемости. — Денег нет, знакомых нет, документов небось тоже, и она еще работать собирается! Интересно, что ты думаешь делать? Не с лотка же торговать.

— Безвыходных положений не бывает, — беззаботно заявила Настя, ничто не могло испортить ее радужное настроение, — знаешь что? Ты обещала не только постричь, но и покрасить мне волосы.

— Если это тебя сейчас волнует больше всего — то давай красить.

Еще три часа Настя покорно позволяла совершать над своими волосами различные манипуляции. Она пыталась вспомнить, когда коротко стриглась в последний раз, и не могла. Кажется, лет в десять, когда очень тяжело болела гриппом, чуть ли не неделю лежала в бреду с температурой под сорок, путаясь в собственных намокших прядях. Тогда-то мама догадалась сама обрезать ей волосы. С тех пор они давно отросли, и лишь раз в год рука парикмахера подравнивала их, оставляя по-прежнему длинными.

— Ну как? — Надя наконец закончила.

Настя, рассмотрев внимательно себя в зеркале, пришла в полный восторг. Ее прическа представляла собой фантастическое желто-зеленое сооружение, волосы на затылке, коротко выстриженные в форме треугольника, спускались к шее. Такой же треугольник Надя выстригла на ее правом виске, а слева оставила длинную зеленую прядь. Другая длинная прядь, но гораздо гуще, шла от самой макушки и спускалась на лицо, закрывая левый глаз. Короткие зеленые пряди, торчащие во все стороны, чередовались с желтыми с легким лимонным оттенком.

— Я не хочу тебя сильно высветлять, — объяснила Надя, — потом волосы не восстановятся. А у тебя свой красивый цвет, жалко его портить навсегда.

Еще пару дней назад Настя ни за что бы не поверила, что сможет превратиться в девушку, похожую на живую рекламу бродячего цирка. Но ведь произошло то, о чем Настя грезила чуть ли не с детства — она полностью изменила свой облик и образ жизни. Теперь ее не узнает никто, даже тот, ради кого она затеяла эти превращения. Впрочем, ей это было только на руку. Настя решила начать с нуля.

Надя кормила Настю обедом и озабоченно поглядывала на часы.

— Ешь скорее, сейчас мать должна вернуться. Она моих знакомых не переваривает, надо сматываться. Пойдем, я попробую устроить тебе ночлег.

3

Они ехали в метро. Настя чувствовала легкое беспокойство, но не сразу поняла его причину. На нее смотрели. Она притягивала к себе взгляды пассажиров. Вернее, смотрели на них обеих, но Надя выглядела совершенно невозмутимой. Она давно привыкла к подобной реакции окружающих, а для Насти это было чем-то необычным. Раньше она всегда одевалась настолько хорошо, что это почти не бросалось в глаза. А теперь…

«Да, я выгляжу просто вызывающе, — подумала она, — словно мы с Надей родные сестры. Не слишком ли опрометчиво я поступила, став такой заметной? Может быть, мне стоило купить обычную дешевую одежду и выглядеть как все? Да нет, вряд ли они догадаются, что я решила полностью преобразиться. С такой внешностью меня никто не отыщет».

— Куда мы едем?

— К сквотерам, — ответила Надя и, заметив недоумение своей собеседницы, пояснила: — Сквотеры — это люди, самовольно захватившие квартиры в старом выселенном доме. Они живут там коммуной и всех пускают ночевать. Я и сама иногда там остаюсь, когда дома становится совсем уж невмоготу.

— Давай заедем на вокзал и возьмем мои вещи.

— А у тебя там много барахла?

— Да нет, еще одни брюки, куртка, свитер, кое-какие мелочи… А что? Ты предлагаешь и от них избавиться?

— Но если ты прячешься и боишься, что тебя узнают по одежде… Или ты думаешь, что я имею виды на твои шмотки? Вовсе нет, можешь просто оставить у меня их на хранение. А тебе мы подберем что-нибудь в секонд-хэнде.

— Где? — не поняла Настя.

— Ты просто как с луны свалилась! Ничего не знаешь. Секонды — это такие магазины, где продаются иностранные подержанные вещи, очень дешевые. Да ты не волнуйся, они все стираные. Мы все там одеваемся, знаешь, какие классные экземпляры можно откопать! Сейчас поедем на Васильевский, там самый лучший секонд в городе. У тебя хоть какие-то деньги остались?

— Почти ничего, может, тысяч двести, — пожала плечами Настя.

— Ничего себе! Да на эту сумму можно весь гардероб себе обновить. Пошли! — Надя потащила ее за рукав к выходу из вагона.

Довольно скоро девушки оказались в обширном подвале, заставленном огромными картонными коробками. Коробки были забиты вещами: одна — юбками, другая — джинсами, третья — футболками… Сначала Настя растерялась. Она привыкла одеваться совершенно в других условиях. Но потом, глядя, как Надя лихо взялась вытряхивать вещи из коробок, последовала ее примеру. Это занятие увлекло ее — вещи стоили феноменально дешево. Вполне еще приличные джинсы можно было купить за 10 тысяч, а теплую стеганую куртку с красивым геометрическим рисунком — тысяч за 30.