Не кровные (СИ)

– Кариночка... Я уже знаю, что произошло. – Слава присела рядом, боясь дотронуться до этого дрожащего комочка нервов. – Скрывать нет смысла. Просто расскажи всё, что ты помнишь.

Та уткнулась в подушку. Вместо рыданий получался писк и скулёж – надрывный, тягучий, полный боли. Вырвать кадык тому, кто довёл её до этого.

– Я с тобой... С тобой, моя принцесса. Ничего не бойся, расскажи. Мне ты можешь рассказать всё. – Слава приподняла Карину вместе с одеялом, сгребла в объятия, прижала к себе.

– Я не могу... Не хочу и не могу, – стонала сестрёнка.

– Родная, я понимаю. Я всё понимаю, поверь. Это тяжело, но необходимо. Чем быстрее ты всё расскажешь, тем больше шансов найти и наказать его.

Карина хрипло пищала и скулила, жмурила сухие, бесслёзные глаза, уткнувшись в плечо Славы, а та впитывала объятиями каждую капельку её боли.

– Давай, зайка. Вспоминай. Каждая деталь важна.

Ярость требовала: «Вытряси из неё всё немедленно! Надо действовать, промедление недопустимо!» «Нельзя, нельзя давить, – противостояла щемящая нежность. – Иначе сломается, как тонкая веточка...»

– Слава... Я не хочу вспоминать... Это мерзко... – Руки Карины выбрались из-под одеяла и обняли Славу за шею.

– Я знаю, моё солнышко. Я с тобой. Каждую минуту рядом. Ничего не бойся. Больше никто не причинит тебе зла, я обещаю. А я своё слово держу.

– Обними меня, Слав... Крепко-крепко... Как только можешь... И не отпускай...

Слава притиснула её к себе медвежьей хваткой, а сердце саднило от некстати ворохнувшейся в душе вины: не следовало оставлять её одну в Новый год. Может, всего этого и не случилось бы. Работа, будь она неладна... Но вина безжалостно шипела: «Да нет, не в новогодней ночи дело. Отмотай немного назад, на тот разговор субботним утром. Да, глупое вышло у неё признание, сделанное чёрт те как и причиняющее боль. Ты предпочла не поверить. Желторотая молодёжь ведь не умеет любить, да? У них только ветер в голове, сами не знают, чего хотят от жизни и от людей – твои слова? Ты надела свою броню и ушла. Нет, совсем не в новогоднюю ночь ты оставила её одну, а тогда, в субботу. И чудовище – совсем не тот гадёныш, сделавший с ней это. Чудовище – ты. Потому что ты оттолкнула её. Ничего этого не случилось бы, если бы ты тогда обняла её и сказала, что тоже любишь».

Славе было нечего возразить.

– Слав... Я чаю хочу... Горячего. Мне очень холодно...

Голосок Карины вернул её в «здесь и сейчас». Слава встрепенулась.

– Сейчас, принцесса.

Осознание собственной вины подкашивало. Ярость, направленная на насильника, потеряла остроту, часть ответственности легла на плечи холодной каменной плитой. Стало тяжело двигаться, дышать. За ней волочились невидимые гири, прикованные к рукам и ногам.

– Осторожно, горячий... Я там мороженого набрала... целую кучу. Будешь?

Случилось чудо: губы Карины дрогнули в едва заметной улыбке. Уголки приподнялись на пару миллиметров, но этого было достаточно, чтобы от сердца немного отлегло. Слава притащила весь пакет, и Карина выбрала пломбир в вафельном стаканчике.

Кусочек мороженого – глоток чая. Слава поправила на плечах сестрёнки одеяло, откинула прядку волос с лица, а перед её глазами стоял тазик с замоченными трусиками и лифчиком. Карина, похоже, выстирала то бельё, в котором она была тогда... Там могли остаться следы этой сволочи, но теперь – всё. Капец улике. Ещё и душ, наверно, приняла. А если к тому же этот гад был в презервативе, то тогда хрен что докажешь. Если уж до клофелина додумался – умник хренов! – то резину надеть наверняка догадался.

Карина доела мороженое и допила чай.

– Слав... Обними меня снова.

И опять – медвежьи объятия. Дыхание Карины тепло щекотало Славе шею.

– Только в твоих руках мне хорошо и спокойно... Ты – мой супергерой.

«Хорош супергерой, – думала Слава с надсадной горечью. – Сестрёнку-то уберечь и не смог. Всё, что угодно, только не это». Она не могла давить и торопить Карину, хоть время и уходило. Через час она измерила сестрёнке давление старым маминым тонометром – поднялось до ста десяти. На щеках девушки начал проступать розовый румянец.

– Как ты вообще до дома добралась в таком состоянии? – вздохнула Слава.

– Такси вызвала. – Карина снова улеглась, сжавшись комочком. – Алинка позвонила, сказала, что наши девчонки собираются у неё... Ну, посидеть, отметить Новый год. Мне не хотелось, чтоб получилось, как в прошлый раз... Но одной дома сидеть – тоскливо. Ты была на работе... Ну, и мысли всякие лезли в голову... В общем, когда я туда приехала, там уже были парни. О них речи не шло, Алинка не предупредила, что они будут.

– Что за парни? – осторожно спросила Слава. Только бы не спугнуть! Только бы продолжала говорить. – Сколько их было?

– Двое. Одного я знаю, это Серёга Золотников с пятого курса. А второй... По-моему, он не из нашего универа. Взрослый какой-то очень. Может, даже вообще не студент. Он назвался Дэном... Фамилии не знаю. Лилька с ним что-то крутит. Ну, типа, парень он её. Мутный какой-то... Он мне сразу не понравился. Он весь вечер подкатывал ко мне, Лилька даже приревновала. Пила я не очень много... Старалась не перебрать, как в тот раз. Наверно, пару-тройку стаканчиков вина выпила, шампанского немного и пива баночку. Девчонок было восемь, считая меня. Танюха с Катей где-то в час ночи уехали... Алинка, как обычно, в самом начале вырубилась. Сразу после полуночи, как только президент речь сказал. Так и спала до утра. Над ней парни подшутили – водки ей подлили в шампанское. Ну, её и унесло. Ну, мы сидели: я, Надя, Оля, Лилька, конечно... Она своего Дэна караулила, чтоб он ни с кем из девчонок не замутил. Ещё, по-моему, Светка оставалась, но это я точно не помню.

– Так, напиши имена и фамилии всех, кто там был. – Слава вручила сестрёнке блокнот и ручку.

Карина послушно написала. И продолжила:

– Я хотела домой поехать: скучно стало. Но парни стали уговаривать остаться, фильм поставили. Не помню, как назывался, я не особо всматривалась... Сказка какая-то. Так, сидели, болтали ни о чём, ели, пили. Оля в три часа такси вызвала и уехала. Из девчонок остались я, Надя и Лилька.

– А Светка куда делась? – Слава внимательно слушала рассказ Карины, отслеживая только что записанные имена.

– Не помню точно, она вроде вместе с Олей уехала. – Карина морщила лоб, тёрла пальцами виски. – Алина дрыхла мёртвым сном, её можно не считать. Потанцевали... Дэн меня в танце лапать начал – ну, тут Лилька и взвилась до потолка. Мне в волосы чуть ли не вцепилась, Дэну пощёчину вкатила. Еле успокоили её. Дэн с ней сидел, ворковал. Я опять домой засобиралась, но Надя попросила ещё побыть: не хотела с парнями один на один оставаться. Я ей: «Ну, так поехали домой вместе». А она: «Нет, я ещё посидеть хочу». Дура, короче. Выпили ещё шампанского. Потом Надя всё-таки уехала. А мне вдруг так спать захотелось... Диван был раздвинут, место рядом с Алиной было. Я прилегла. Проснулась уже утром... Слабость жуткая, во рту сухо, в глазах будто песок. Одежды на мне не было... – Губы Карины затряслись, но она мужественно совладала с собой. – Лежала я рядом с Алинкой, чуть-чуть прикрытая простынёй. В квартире только мы с ней и остались, все уже смылись... Ни Серёги, ни Дэна, ни Лильки...

– То есть, ты даже не видела, кто это с тобой сделал? И сделал ли вообще? – нахмурилась Слава.

– На мне не было белья! – крикнула Карина, снова побелев. – Понимаешь? Я не могла его снять! Значит, его с меня сняли! Или... Или ты думаешь, что я... сама?!

Её трясло, кулачки сжимались, дыхание вырывалось с шумом. Казалось, тронь её – взорвётся. Но Слава выдержала этот взрыв, приняв его грудью. Стискивая Карину, она гладила её по волосам, по лопаткам.

– Всё, всё... Всё, принцесса. Всё хорошо. Ты молодец... Ты умница.

Понадобился ещё час, чтобы успокоить её, отпоить чаем с пустырником и валерьянкой. Карина показала фотографии с этих посиделок, которые она нащёлкала телефоном – более двухсот штук. Девичья компания была Славе уже знакома – та же самая, что и в прошлый раз. И даже спящую Алину Карина запечатлела: та лежала на диване в той же позе, свесив руку и сплющив лицо о подушку. У каждого снимка было время, и при желании можно было по этому фоторепортажу почти поминутно восстановить картину новогодней ночи – вплоть до момента, когда Карину накрыла сонливость. Последний снимок был сделан в четыре часа утра.