Просто не забывай дышать (ЛП)

— Понятия не имею, — медленно произносит Дилан.

Я откидываю голову в сторону, издавая тихий смешок. Наконец, я говорю:

— Давай не будем торопиться. Я обещаю. Обещаю, что дам нам шанс.

Он кивает.

— Я тоже, — говорит он.

— В некотором смысле, знаешь, мы вряд ли знаем друг друга.

— Это правда. В смысле… нам было семнадцать, когда мы в последний раз были вместе.

— Мне было шестнадцать. И, да… прошло много времени.

— К тому же, — говорит он. — Там были не совсем наши нормальные условия. Несмотря на то, что в моих воспоминаниях Ближний Восток — отстой, нельзя отрицать всю ту романтику, связанную с ним.

Я смотрю на него, встречаясь взглядом с ним, и он говорит:

— Знаешь что?

— Что?

— Есть побочный эффект. Мы будем узнавать друг друга, изучать друг друга снова и снова, — его голос снижается до хриплого шепота, он наклоняется ближе и говорит рядом с моим ухом. — Мы будем влюбляться снова и снова во второй раз. Насколько это здорово?

Я улыбаюсь так широко, что больно щекам, и шепчу рядом с его ухом.

— Ты стоишь того, чтобы влюбиться в тебя дважды.

Пожилая дама, которая прогнала Келли и Джоэля, прочищает горло, затем начинает ворчать. Я закатываю глаза, но все равно отстраняюсь. Это даже хорошо, потому что через несколько секунд Дилана вызывают.

Я встаю и иду с ним, держа его за здоровую руку. В занавешенной комнате молодой доктор, вероятно, студент-медик, смотрит на руку Дилана и говорит:

— Матерь божья, что ты сделал?

Дилан морщится.

— Я избил стену. Довольно сильно.

Врач качает головой.

— Это чертовский удар. Мы сделаем рентген. Это будет чертовски больно. Я очищу рану, чтобы она не загнила. Пара вопросов… предыдущая госпитализация?

— Хм, да, — говорит Дилан. Я знала, он отвечал на это в бланке регистрации. — Придорожная бомба, в феврале. Довольно сильно повредило ногу. Черепно-мозговая травма.

— Как нога? — спрашивает доктор.

— Я сюда дошел. Другие парни из хаммера умерли. У меня все хорошо.

Я вздрогнула, когда он это сказал.

Доктор смотрит на Дилана поверх очков, затем говорит:

— Ты принимаешь какие-нибудь лекарства?

Дилан колеблется, смотрит на меня, словно соображая, а затем отвечает:

— Оксикодон [18]. Мы снижали дозировку в течение нескольких месяцев. Паксил [19] и трилептал [20].

Я сглатываю. Он принимает целую кучу наркотиков. Я понятия не имела.

— Трилептал? — говорит доктор. — От приступов?

— Да, они бывают у меня время от времени. Моя основная забота заключалась в том, чтобы заставить врача в Атланте уменьшить все дозы, но когда мы попытались прекратить употребление противосудорожных препаратов, ну… у меня были приступы. Это было не очень хорошо.

Реальность его военных травм сильно ранила меня. Дилан Пэриш, парень, которого я знала, когда мы были подростками… стал инвалидом войны с тяжелыми травмами.

— Хммм… думаю, продолжим прием оксикодона от боли. Мы получим рентген, затем решим, что делать с рукой. Это будет долгая ночь, мистер Пэриш. Ждите здесь, я к вам вернусь.

Дилан вздыхает и закрывает глаза. Я держу его левую руку, и он говорит:

— Ты не должна оставаться. Это займет всю ночь.

Я наклоняюсь и целую его в веко.

— Дилан, нигде мне не будет лучше, чем здесь с тобой.

— Ты сумасшедшая, — говорит он.

— Сумасшедшая для тебя.

Он лающе рассмеялся и поцеловал меня в лоб.

— Ты не знаешь, но я принимал все эти наркотики.

Я качаю головой.

— Оксикодон мы принимали маленькими дозами несколько месяцев. Это удивительный наркотик, когда в тебе есть зияющие раны. Веришь или нет, они давали мне морфин. Черт возьми, этот наркотик затуманивает. Я пытался уговорить их придерживаться минимальных доз. Немного боли не убьет меня, а наркомания — да.

Я киваю, просто слушая.

— Э-э… паксил… ну… знаешь. Я говорил тебе, что у меня некоторые проблемы с гневом. Посттравматический стресс. Депрессии. Все эти прикольные вещи.

В его голосе почти стыд за себя.

— Все в порядке, Дилан. Это нормально. Половина людей, которых я знаю, принимают паксил или что-то подобное.

Он качает головой. — Да, но я не большой фанат наркотиков такого типа.

— За исключением твоих сигарет.

Он пожимает плечами, затем ухмыляется.

— Это другое. Думаешь, они заметят, если я выкурю одну здесь?

— Думаю, да.

Он хмурится.

— Облом.

Мы сидим в тишине несколько минут, затем он говорит.

— Это не беспокоит тебя? Противоконвульсионные препараты и все это дерьмо? Я принимаю половину аптеки. Я могу сломаться, и у меня будет приступ, они иногда случаются, даже когда я принимаю таблетки. Я не могу даже получить водительские права из-за этого.

Я хмурюсь, затем говорю:

— Тебя беспокоит, что я принимаю противозачаточные?

Дилан почти давится, и я вижу на его лице то, что не видела годами. Он покраснел.

Я начинаю хихикать, а затем по-настоящему смеюсь.

— Хорошо. Ты доказала свою точку зрения.

Я до сих пор немного хихикала, поэтому он решил взять реванш.

— Теперь, когда ты упомянула таблетки… — говорит он.

— Нет. Пока нет, — я качаю головой немного театрально.

Он приподнимает брови, усмехаясь.

— Прекрати это.

— Прекрати что?

— Прекрати разглядывать меня, словно я кусок мяса.

Он усмехается.

— Я думал о чем-то похожем на хм… клубничные пирожные.

— Ну, уж, нет. Не думай об этом. Я не коротышка. Ты такой нелепый.

— Поэтому ты любишь меня.

Мы слышим громкий кашель, и доктор отодвигает разделительную штору в сторону.

Нарушить правила

(Дилан)

До того как закончилась длинная-предлинная ночь в неотложной помощи, я дважды пытался отправить Алекс домой. Она отказывалась уходить. Вместо этого, в течение часа я ждал обработки, она свернулась на кресле рядом со мной, ее голова покоилась на моих коленях, пока она спала.

В прошлый раз, когда мы были в таком положении, и она спала рядом со мной, было в самолете тысячи лет назад.

Было четыре часа утра, когда мы, наконец, вышли оттуда. К тому времени моя рука была забинтована в тяжелую повязку, фиксирующую пальцы. Две кости пальцев были сломаны, кожа разодрана на всех. Когда Алекс вышла из палаты, доктор предложил мне вернуться к психиатру, и возможно поискать класс по управлению гневом.

— Слушай, — говорит он. — Мы видим многих парней в такой же ситуации. Ты был в бою. Я думаю, ты потерял друзей.

Я утвердительно киваю.

— Не редки случаи длительных эмоциональных реакций на эти наркотики. В сочетании с черепно-мозговой травмой, это может стать настоящей проблемой для тебя.

Я вздыхаю. — Я встречался с терапевтом в Ассоциации ветеранов в Атланте, прежде чем приехал сюда в колледж.

— Я думаю, тебе стоит записаться на прием здесь.

— Я уже провожу три утра на неделе на физиотерапии в управлении по делам ветеранов.

— Еще одно не повредит.

Я киваю. — Полагаю что так. Я сделаю это.

— Хорошо, говорит он.

Минуту спустя возвращается Алекс с двумя чашками кофе, и доктор меняет тему.

В машине, когда мы вышли из больницы, она говорит сонным голосом.

— Поедем ко мне домой на ночь?

Я сглатываю и делаю глубокий вдох, внутри меня поселяется тревога.

— Ты уверена? — спрашиваю я.

Она кивает. Она прислонилась ко мне, обнимая меня за талию, пока такси едет по темным, почти пустым, улицам ранним утром.

— Да, — бормочет она, — я не хочу, чтобы ты был один, — несколько минут она молчит, затем говорит. — Я не хочу быть одна.

Такси оставляет нас перед ее общежитием. Она открывает дверь, и мы поднимаемся по лестнице. У двери в комнату, которую она делит с Келли, она поворачивается и обнимает меня.