Мы искали друг друга (СИ)

Макс воспользовался паузой, спросил Аллу:

— А когда фильм выйдет?

— Боюсь, никогда…

— Как так? — опешил Макс.

— Цензура, друг мой. Могут завернуть, положить на полку…. Ну, это наши проблемы. У тебя как? Девушка твоя рада, что приехал?

Алла, сама того не ведая, тронула больное место в душе Максима. Он поморщился, буркнул:

— Нет. Теперь она в отъезде.

— Оба на! Не дождалась? Женщины, они такие…

Макс сделался мрачнее тучи. Алла сразу же прониклась к нему сочувствием.

— Что, все так плохо?

Макс кивнул.

— Не переживай, может еще образуется. Скоропалительных решений не принимай. Тут легко дров наломать, а потом рад бы исправить, да поздно — поезд ушел. По собственному опыту знаю.

Макс понимал, что «не он первый, не он последний». Почти с каждым, хоть раз в жизни случается подобная история. Вот и у Аллы, оказывается, была… Только ему от этого не легче. А насчет «наломать дров», верно — не стоит рубить сгоряча…

Благими намерениями дорога в ад вымощена. Макс хотел лишь добиться ясности в отношениях с Александрой. Вечером того же дня он опять позвонил ей. В этот раз ответила Саша. Но сердечного разговора у них не получилось.

Саша вроде и не ждала его звонка, и, похоже, не очень-то обрадовалась. Не до него ей было, судя по всему.

Макс действительно выбрал крайне неудачный момент для разговора, когда Саша была вся на нервах. Она и трубку-то взяла лишь потому, что решила: опять Куракина названивает.

Наутро после той ночи Саша сбежала с Куракинской дачи. Уехала, никому ничего не сказав. Днем заявился Борис, обеспокоенный ее исчезновением. Был тяжелый разговор. Расстались холодно, чтобы дальше идти, каждый своей дорогой. А нынче Ленка позвонила, и они вдрызг разругались. Саша назвала подругу «предательницей», а та ее «психопаткой»…

— Я, наверное, не вовремя, — предположил Макс.

— Да, ты извини, Максим, у меня…

Саша хотела сказать, что сейчас у нее настроение паршивое, и что он вовсе не причем. Но Макс уже не слушал.

— Понимаю, ты другого звонка ждала.

— О чем ты?

— О твоем богатеньком красавце, который на шикарной тачке разъезжает.

— Откуда ты…

— Сорока принесла на хвосте, — повторил Макс Сашину шутку из прошлого их разговора.

— Сорока? Знаю я эту сороку… Татьяна натрепалась?

— Значит, всё правда?

Повисла тягостная пауза.

— Почему ты молчишь?

— Да. Правда! Это ты хотел услышать?

Ну вот, все точки и расставлены. Макс решил: больше им говорить не о чем.

— Спасибо за откровенность. Будь счастлива.

Сказал, как отрубил. И положил трубку.

На другом конце провода Саша слушала тоскливые короткие гудки, давилась слезами.

Фильм о «пифагорейцах» и в самом деле «положили на полку» до лучших времен. Как в воду Алла глядела.

Объявленные новым генсеком Перестройка и Гласность до кинематографа еще не добрались.

Впрочем, новые времена были уже не за горами.

Часть II

В ПЕРЕУЛКАХ ОШИБОК

Глава 6. Горы и люди

Математический бум прокатился по планете. Докатился и сюда. От Москвы до самых до окраин математика сделалась вдруг модным занятием. Всегда почитавшаяся в народе дисциплиной скучнейшей, «сушащей мозги», и к тому же абстрактной, далекой от повседневных нужд, наука эта начала завоевывать все новые и новые территории, вторгаясь в такие области человеческой деятельности, куда прежде «не ступала нога» выпускника мехмата.

Может ли быть что-то общее у математики с юриспруденцией? Может, доказал однажды Макс на собственном примере, утверждая, правда, что соединение этих дисциплин равносильно скрещиванию ужа с ежом. А с геологией? Тоже, оказывается, может. Более того, симбиоз точной и естественной наук породил не какой-то нежизнеспособный гибрид (как при попытке скрестить пресмыкающееся с млекопитающим), а воплотился во вполне конкретные производственные структуры, решающие практические (или считающиеся таковыми) задачи.

В математико-геологическую партию Макс попал благодаря Трофимову.

К окончанию учебы перед Максимом Шведовым остро встал вопрос о подыскании места. Даже банальное «учитель математики», оказалось доступным далеко не всем выпускникам. Всюду требовалась протекция. Если, конечно, выпускник желал работать в городе. На селе — пожалуйста, без проблем. Только, кому это надо?

— Швед, есть вариант, — заявил Леха.

Макс (он же Швед) к тому времени совсем отчаялся найти что-либо приемлемое, и уже собрался идти в военкомат, проситься в армию офицером-двухгодичником. Однако, Макс не спешил радоваться: Лехин «вариант» вполне мог оказаться какой-нибудь химерой, что было бы в духе поэта и мечтателя Трофимова.

— У меня знакомый один, геолог — продолжил Леха, — мы с ним вместе в альплагере были. Сейчас он в геологоуправлении вкалывает. Вроде бы, шишка. Им, говорит, математики нужны.

— Зачем? — поразился Макс.

— Там есть партия, занимается матметодами. В общем, они открывают новую тему. Как раз две вакансии имеются.

— А что там надо делать?

— Статобработка данных, прогнозные оценки, ну и все такое… Да, главное: они летом в горы выезжают. Ты как на это смотришь?

— Попробовать можно, — осторожно ответил Макс.

Лехино предложение оказалось как нельзя более кстати. Но возникла трудность: потребовался свободный диплом. Трофимову проще было. Его, как отца семейства, имеющего на руках жену и годовалую дочку, загнать в Тмутаракань какую-нибудь не могли. Отпустили на вольные хлеба. У Макса видимых причин отказываться от почетного звания «сельский учитель» не было. Пришлось искать обходные пути.

Выручила, по старой дружбе, помреж Алла. У нее всюду «завязки» имелись, даже среди университетского начальства. Один телефонный звонок, и проблема успешно разрешилась.

Воистину, не имей сто рублей, а имей сто друзей.

А лучше — сто тысяч рублей и одного влиятельного друга.

Леха Трофимов разрывался между семьей и горами. С одной стороны — Валюша, которую он любил, и маленькая Олюшка, в которой души не чаял, с другой — нечто такое… Это прочувствовать надо, так просто словами не опишешь. И малость сумасшедшим нужно быть, таким как Леха, чтобы, вслед за Высоцким, утверждать: «Лучше гор могут быть только горы».

Пять дней в неделю Леха — примерный семьянин, муж и отец. Но, наступала суббота, и сидящий внутри бес одерживал верх, срывал его с места, тащил в Такоб, на горнолыжную базу. А там: ультрафиолетовое солнце и ослепительный снег, люди с загорелыми до черноты лицами, яркая — глазам больно смотреть — экипировка лыжников (и особенно лыжниц). Праздник души. И еще там: шумные стихийные застолья с обилием вина и минимумом закуски, магнитофон с неизменным Розенбаумом, со слегка поднадоевшими Токаревым и Новиковым (последний, если верить слухам, за свои песни мотал тюремный срок), и непременно с гитарой (тут Трофимов вне конкуренции). И уж если совсем откровенно, там не слишком строгая мораль — где-то на грани свободной любви. Холостятская вольница.

Макс к горам был равнодушен, а если и ездил кататься на лыжах, то лишь от случая к случаю. Не считал он это занятие чем-то таким, из-за чего можно бросить все и сорваться, очертя голову. А горы… Ну, скалы, обрывы, ледники — красиво, да. Но посвящать им все свободное время… Нет, на любителя это. Другое дело, если по работе.

Поскольку молодые специалисты Шведов с Трофимовым сделались наполовину геологами, им вскоре предстояло вкусить прелестей полевой жизни. Леха, тот, можно сказать, возвращался в привычную среду. И теперь он, не прихоти ради, а волею начальства, должен был на время покидать семью, отправляясь в милые его сердцу горы.

Макса, человека вольного, не обремененного заботами, новая стезя не пугала. Тем более, что полевое довольствие, вкупе с «высокогорными», «безводными» и прочими доплатами, полагающимися полевику, существенно увеличивало нищенскую зарплату молодого специалиста.