Сколько у тебя? 20 моих единственных!..

— Могу я предложить вам щенка? — обратился Малыш.

— Да, пожалуй… правда, я пока не знаю какого. Но это определенно должен быть не щенок-мальчик, я хотела бы щенка-девочку.

После того, что я только что видела, ни при каких обстоятельствах не приобрету мальчика.

Прежде чем Малыш успел ответить, откуда-то сзади донесся мерзкий визгливый голос:

— То есть вы хотите сучку!

Обернувшись, я заметила за прилавком старую уродливую ведьму.

— Простите? — переспросила я.

— Они называются не щенки-девочки, — раздраженно фыркнула старая карга. — А сучки! А щенки-мальчики называются самцы!

Сучки и просто самцы? Это несправедливо.

— А почему собак-мальчиков не называют более грубым словом? — поинтересовалась я.

— Понятия не имею. — Старая карга раздраженно всплеснула руками. — Иногда еще говорят «кобели» — просто так принято.

Сучки и кобели? Так еще хуже.

— Нет, это неправильно, — решительно заявила я. — И я не намерена поддерживать эту традицию. — Обернувшись к Малышу, громко потребовала: — Я бы хотела взглянуть на щенка-девочку.

Малыш улыбнулся:

— У нас внизу есть чудесная девочка, давайте я ее принесу.

В ожидании возвращения Малыша я думала о новых аналогиях, роднивших это место с манхэттенскими клубами. И там и здесь полно сучек и кобелей, а среди персонала — сплошные уроды. В модных манхэттенских местах урод обычно стоит у входа, здесь же он за прилавком.

Малыш вернулся и махнул мне рукой, приглашая в дальнюю часть магазина. Мы вошли в крошечную игровую комнатку для щенков, и он протянул мне крошечного черно-коричневого йорка:

— Она весит четыре фунта.

Грязноватая и тощенькая, собачка все же была милой, и я взяла ее на руки. В этот момент она взглянула на меня. Длинные ресницы обрамляли огромные карие глаза; нос черный и курносый, как и положено этой породе. Немножко похожа на Чубакку из «Звездных войн».

— Милая, — сообщила я Малышу. — Но я рассчитывала на нечто чуть больше четырех фунтов.

Услышав мои слова, йорки принялась быстро моргать. Она будто поняла меня и, хлопая ресничками, заигрывала, изо всех сил пытаясь продемонстрировать, насколько очаровательна. Ее усилия заставили меня улыбнуться. И в этот момент, Богом клянусь… она улыбнулась в ответ. У меня от удивления распахнулся рот.

— О Боже! — воскликнула я, в недоумении глядя на Малыша. — Вы видели?

— Что именно?

— Она мне улыбнулась — клянусь, улыбнулась!

— О, вам не стоит заверять меня — она всегда так делает. Поэтому я и хотел, чтобы вы на нее посмотрели. Если вы взглянете на нее еще раз, она вновь улыбнется.

Я так и сделала, и точно, собачка снова улыбнулась. Внезапно из моего рта раздались звуки, которые я не сразу смогла опознать, и сперва даже не поверила себе.

— Ах ти, пусенька-масюсенька! — заверещала я. — А кто это у нас такой милюсенький? А кто такой симпампусенький? А вот ктосеньки! — Подняв взгляд, я испуганно прикрыла рот ладошкой. — Я была убеждена, что никогда не стану произносить такие идиотские звуки! — нормальным голосом попыталась я убедить Малыша.

— Бывает.

Взгляд на собачку, и я вновь завизжала:

— А кто мой плюсеньки-вкуснюсеньки? А вот ктосеньки!

Господи Боже, да он прав.

Заслышав пронзительные звуки, щенок забавно склонил голову. Можете считать меня сумасшедшей, но, думаю, она понимала мои слова.

— Она очаровательна, — сказала я, баюкая йорки на руках. Когда я поднесла палец к черному носику, она попыталась ухватить его зубками. — Сколько она стоит?

— Точно не скажу, но она наверняка продается, — сказал Малыш. — Дело в том, что ее уценили.

Я аккуратно опустила собачку на пол. Вскинув голову, она прохаживалась вокруг нас как принцесса.

— Уценили? — Странно. — Почему?

— Потому что она уже старовата.

— Старовата? — Потянувшись, я подвинула ошейник щенка, чтобы прочесть дату рождения. Шесть месяцев назад.

— Ты совсем не старая, — утешила я собаку. Та, остановившись, внимательно посмотрела на меня. Затем медленно отступила назад и вдруг набросилась на меня, как дикий буйвол.

Рруф, рруф, рруф!

Ух ты, такого жуткого лая я никогда прежде не слышала.

— По сравнению с остальными собаками все же старовата, — сообщил Малыш. — Большинству из них около трех месяцев.

Вновь подхватив малышку на руки, я встала.

— То есть ее сослали в подвал и уценили? Какой ужас! — Бедную малышку, вытесненную более юными сучками, держали внизу, в подвале, только потому, что она старше остальных щенят. Я попыталась телепатически передать ей, что понимаю, как она себя чувствует. После разрыва с Родом, после того как перестала выходить в люди, я чувствовала то же самое. Я была старше остальных сучек, и конкуренция стала чересчур жесткой.

— Не понимаю, почему она до сих пор здесь, — продолжал Малыш. — Многие играют с ней, но отчего-то никто не берет.

Многие играют с ней, но никто не берет? И вновь я послала телепатическое сообщение о том, что понимаю чувства малышки. Когда та захлопала ресничками, мне показалось, что смотрюсь в зеркало. Если существует параллельный собачий мир, тогда этот щеночек — я.

— Так что вы думаете по этому поводу? — спросил Малыш.

Что я думаю? Я думаю, что связь между мной и этой собакой слишком глубока, чтобы можно было оставить ее здесь, особенно после того, как я услышала ее историю. Говорят, люди выбирают собак, похожих на себя, но мне всегда казалось, что речь идет только о внешних данных. Смотрю на Малыша:

— Я беру ее.

— Ой, как хорошо! — воскликнул он, улыбаясь так широко, что свет ламп отразился от его брекетов и почти ослепил меня. — Как я счастлив, что она наконец обретет дом! — И потянулся, чтобы взять ее у меня из рук.

— Нет! — вскрикнула я, крепче прижимая собачку к груди. — Я буду держать ее. Ей это необходимо, поверьте, я знаю.

Малыш улыбнулся: он все понял.

Поскольку покупка собаки не была предусмотрена бюджетом, я расплатилась кредиткой. (Случай крайней жизненной необходимости.) Заполнив документы и расписавшись, я гордо провела свою собаку мимо остальных сучек. Понимаю, они не виноваты, что молоды и привлекательны, но мне хотелось, чтобы они знали, кто именно сегодня отправляется домой.

Уже выходя, я обернулась к мымре за прилавком.

— Нельзя отправлять ребенка в угол! — заорала я. — И в подвал!

Воспитание Крохи

Пятница, 8 апреля

Кроха родом из Будапешта, как рассказал мне Малыш. Больше я ничего не знала и не желала знать, так что и не расспрашивала. Знаю лишь, что вместо документов Клуба собаководов нужно будет получить какие-то венгерские бумаги. Откровенно говоря, мне казалось, это круто, и я даже гордилась, что взяла в семью представителя иной культуры. Чувствовала себя Анджелиной Джоли.

Впервые узнав о прошлом Крохи, я представила ее в платочке, говорящей с акцентом, но потом решила, что она слишком хороша для банального платочка. Кроха скорее похожа на члена семейства Габор — Заза и Ева из Будапешта [21]. Вообще-то я собираюсь назвать ее в честь кого-нибудь из них [22] — а Кроха останется просто прозвищем. Хм. Ева или Заза, Ева или Заза…

Отлично, я приняла решение.

Барабанная дробь, пожалуйста! (Звучит барабанная дробь.)

Люди, позвольте представить, прямо из Будапешта, проездом через южную Филадельфию… Ева Габор, четырехфунтовый йорк!

(Оглушительные аплодисменты.)

Наутро, похвалив Еву за то, что мирно проспала всю ночь, я приняла душ и оделась для посещения собачьей площадки — джинсы с низкой талией, розовая футболка и суперские сандалии. В машине Ева сидела у меня на коленях, что несколько нервировало, в смысле, если кто-нибудь врежется сзади, потому что вожу я… скажем так… чересчур медленно, она может вылететь прямо через лобовое стекло. Еве необходимо детское сиденье — ясно как день.