Метка Лилит

Где-то…

Верховодил всеми в Забабашкине одиннадцатиклассник Аркадий Путинцев. Сын начальников: мама – завотделом в горсовете, папа – начальник станции. Оба пьющие, они боялись бесшабашного сына, который, кроме скандалов, в дом ничего не приносил. Возле него всегда крутились мальчишки без отцов, а то и без матерей.

Они без конца могли слушать рассказы генерала Грачева, как умирают наши солдаты, он, мол, это хорошо знает и по Афгану, и по Чечне. С улыбкой на устах. Слышите, люди, с улыбкой! Аркадий первый опробовал свое лицо перед зеркалом, а потом стал обучать своих друганов.

– Генерал дело знает, последнюю минуту, пока ты себя ощущаешь, ты должен быть что надо. Чтоб всяким нашим врагам было страшно даже от твоей мертвой силы, которая в русских не кончается никогда.

И мальчишки делали гордое выражение лица на случай пребывания в гробу.

…Война просачивалась в страну то капельным путем, то низвергалась ливнем. Пришла она и в Москву. Как-то легко стало говорить о том, что всех черных надо гнать с базаров. Работа милиции стала простой и ясной – хватай не белого. Рыжие, курносые, конопатые стали ощущать в себе недюжинную гордость. И они брили себе лбы, писали на груди «Россия – мать родная», били стекла в магазинах и нигде не работали, потому что чувствовали себя хозяевами земли и победителями.

Саид ушел с работы поздно, потому что с утра отпросился съездить в Москву за лекарством. Он шел с тяжелой душой. Во-первых, Ахмет остался в Чечне не случайно – война разгорается. Во-вторых, лица приехавших женщин были черные, но не от южного солнца, а будто их подпалило изнутри. Еще бы, такое горе – Шамиль. Надо беречь эту девочку-вдовицу. Надо забрать ее в дом, в самую светлую комнату. Слезы катились по лицу Саида, и он не заметил, как его окружают мальчишки. Нет, ему даже это слово в голову не пришло «окружают» – идут навстречу. Сейчас крикнут: «Привет, дядя Саид! С гостями тебя!»

Последнее, что он видел, – заточку, которую как бы даже нежно приложили ему к шее. И он захлебнулся. Закопали его шустрецы неглубоко, на полметра – не больше, распаленные легкостью убийства, а главное – тишиной поселка. Нигде не вспыхнул свет в окне, наоборот, улица словно затихла перед смертью и стала слепой и глухой. Но мертвому уже не дано было знать, что это закон заточек – страх.

Жена Саида Фатима проснулась еще в темноте, в летней кухне, где спала вместе с гостями. Она не помнила ничего. Ее напичкали лекарствами, и теперь она смотрела на скошенный потолок – и не узнавала его. Тогда она вышла в ночь и не поняла, где она. Перила были жесткие и вели куда-то не туда. Она посмотрела на небо. Оно было хмурое, и низкие облака, казалось, задевали крыши. И вот крышу своего дома она узнала. Ей бы вспомнить, почему она не в постели с мужем, а в лачуге с покатым потолком. Но она не вспомнила.

И вошла в свой дом. Он был пуст. Фатима трогала вещи мужа, гладила рукой перила, за которыми он так тщательно следил – не занозила бы она руку. Вот и леечка детская, чтобы