Помни меня (ЛП)

— Хорошего дня, Анника Ларсон, — небрежно сказал он, поправляя джинсы, и потопал в сторону реки.

Пока она смотрела на него, кутаясь в халат, плотно прижимая его около горла, она размышляла: любовь ли это ноющее чувство в её сердце. Даже будучи девочкой в школе, она никогда не была глупышкой, утопающей в сантиментах. Анника не знала всего о Мерсере Долане, и она не была уверена в том, чего хотела. Она пыталась выбросить пугающую картинку с ним верхом на коне, с пистолетом в руке и маской на лице. Но, когда она неохотно закрыла дверь перед сумерками еще раннего утра, она скучала по нему. Она ужасно скучала по нему.

Глава 9.

Раздор-Сити, штат Аризона 

Наши дни

 Священник то приходил в сознание, то уходил обратно. Иногда он спрашивал, где Тильди. В другой раз он сказал, чтобы Мэддокс был уверен, что сделал свою домашнюю работу и держался подальше от гор. Священник снова и снова предупреждал его о шахте. Он сказал, что там слишком опасно для юноши.

Габи делала все, что могла. Мэд неохотно поблагодарил её за нежную заботу, которую она оказывала его отцу. Она сказала ему, что взяла на работе в медицинском центре отпуск по семейным обстоятельствам. Работник Хосписа прибыл во второй половине дня и дал им немного отдохнуть от присмотра за умирающим.

Мэддокс наблюдал из окна гостиной, как Мигель, с мальчишеской неусидчивостью исследовал двор. В один момент он опустился на колени, жадно наблюдая за беготней чаквеллы ^{(прим. Ящерица)} по песку и до мескитового дерева. Мэддокс наблюдал за цепким интеллектом мальчика, поглощенного окружающим его миром. Ему вспомнились, бесконечные исследования тайн этого же двора много лет назад. Чувство симпатии, которое он почувствовал к племяннику, удивило его.

— Он хороший парень, — сказал вслух, по сути сам себе, Мэддокс.

— Так и есть, — подтвердила Габи, с гордой улыбкой. Он не ожидал, что она стояла прямо за ним. Она подошла к окну, чтобы посмотреть на своего сына.

Мигель ухнул и отпрыгнул, когда он, по-видимому, нашел что-то небезопасное под креозотовым кустом.

— Ты живешь поблизости, да? — спросил Мэддокс.

— Милю вниз по дороге, в той низине недалеко от русла реки.

Он понял, что за место, она имела в виду. Дома там были не больше лачуг, построенных во времена Великой депрессии для размещения рабочих, привезенных на работу по реконструкции дамбы, в рамках работы прогрессивного правительства Рузвельта. Худшее известное бедствие в Раздоре было — наводнение 1890 года, из-за прорыва плотины Orange Grove. Низину кое-где затопило аж на десять футов, отбирая надежды и мечты, и несколько десятков жизней. Перестройка, законченная в 1938 году, держалась до сих пор.

— Только ты и ребенок там живете? — осторожно спросил Мэддокс.

— Только мы, — вздохнула она. — Мой отец повторно женился и приезжает, может быть, дважды в год. И я не знаю, слышал ли ты, но старый Хуан скончался добрых лет пять назад.

— Звучит одиноко, — сказал Мэддокс. — Для Мигеля, в смысле.

— Это не так, — возразила она. — У меня достаточно кузенов на территории, которые сейчас обзавелись собственными семьями. И Дженсен хороший отец, — добавила она.

— Ты же знала, что он будет хорошим.

Она пропустила комментарий мимо ушей.

— Мы чертовски сильно будем скучать по Священнику.

— Он еще не умер.

— Но он умрет, Мэддокс. Совсем скоро.

Он почувствовал, как его плечи упали. Ему не нужно было напоминаний.

— А как насчет тебя? — спросила она, оглядывая его. — Полностью одет в кожу, я слышала, что ты в банде мотоциклистов.

— Клубе, — он, нахмурившись, поправил ее. — И что с того?

— Похоже на детский лепет и все. Как что-то, что втянет тебя в кучу неприятностей.

Мэддокс замер от гнева. Он понизил свой голос, не желая взбудоражить работника Хосписа или потревожить священника. Тем не менее, его слова сочились ядом. Они пришли, непрошеные, откуда не звали.

— Ты все еще ни х*я не знаешь, Габриэла. Ни обо мне, ни о многом другом. Осуждающая сука, как и всегда.

Он зашел слишком далеко. Она вцепилась руками в подоконник и отказывалась ругаться.

Мэддоксу нужно было оттуда убраться к чертям собачьим, подальше от нее. Он вышел из передней двери, когда она позвала его. Она могла звать сколько угодно, пока ее голос не охрипнет, его это чертовски мало волновало.

Мигель удивленно смотрел, когда Мэддокс промчался из дома и яростно заскочил на мотоцикл. Он поедет в горы. Знакомая уединенность была тем, что ему нужно прямо сейчас.

Доехать не займет много времени. Он вспомнил, сколько часов отнимал поход, когда он ребенком ходил пешком. Но почему-то тогда его никогда не волновал долгий путь. Там было сокровище. Он знал. Все знали. Он и Дженсен бесконечное число раз обследовали там все, тыкая палками в опасные шахты в поиске потерянных укрытий, наполненных золотом, которое, по слухам, были захоронено где-то на территории столетием ранее. Они никогда не находили чего-то, кроме змей, ящериц и призрачных останков, принадлежащих людям, которые уже давно умерли.

В начале весны Возвышенность Скорпиона повсеместно была покрыта зеленым ковром растительности. Но осенью и летом становилась обычного грубого вида. Все выглядело коричневым, пересохшим.

Мэддокс припарковал свой байк прямо на грунтовой дороге. Вряд ли кто-то поедет этим путем, и если осмелятся тягаться с ним или с его мотоциклом — поплатятся. Когда он поднимался вверх по крутому обрыву, его ботинки скользили по грязи. Он дико выругался, когда его правое колено ударилось об осколок камня. Когда он взобрался, посмотрел на маленький мирок Раздор-Сити. Он любил это место. Он ненавидел это место. Он размышлял, все ли люди чувствуют конфликт их происхождения. Дженсен не чувствовал, он готов поставить на это. Мэддокс и Дженсен всегда отличались во всем. Они дрались, как дикие звери, когда они были детьми, но это было обычное дело. Дженсен был его братом, и иногда он лажал, но он всегда был им.

Тогда, Мэддокс понял, что Дженсен тоже влюбился в Габриелу. Она отдалилась от Мэддокса после той первой ночи, когда они целовались в темноте рядом с рекой. Он видел ее в школе и попытался дотянуться, но она была далеко. Несколько раз он ловил ее, смотрящей на него, теми непроглядными темными глазами, и, он чувствовал себя виноватым за то, что был с другими девчонками, девчонками, которые ничего не значили, вешались на него. Всякий раз, когда он пытался поговорить с ней, она была вежлива, но держалась в стороне. Несколько случайных встреч, которые она провела с Дженсеном, казалось, ни к чему не привели. Дженсен оказался занят становлением своей новой личности и своими планами на будущее в униформе.

Потом наступила страшная ночь смерти Тильди МакЛеод. Мэддокс никогда не видел своего отца рыдающим. Казалось, отец никогда не перестанет плакать. Дженсену пришлось столкнуться с ужасными вещами, такими как опознавание тела. Это был удар по восемнадцатилетнему сопляку, это было выше его сил. Но священник просто не смог этого вынести.

Мэддокс вспомнил, как оставался в туманном неведении. В небольшом доме было душно и шумно от рыданий отца, сводивших его с ума. Он не осознавал, что направляется к ней, пока не встал у двери старого Хуана. Габи открыла, и по ее лицу он мог видеть, что она уже слышала. И что сочувствовала ему.

— Мэддокс, — вздохнула она, обнимая его, когда он крепко прижался к ней и заплакал.

Они говорили в течение нескольких часов. Мэддокс рассказал о том, что никогда не считал важным, например, как его мать делала ему бутерброды с арахисовым маслом и яблочные сэндвичи каждый день в течение года, потому что это было все, что он соглашался есть на ланч. Габи слушала и держала его за руку. Со своей стороны она рассказала о своей матери и длительной боли, оттягивающей смерть. Когда он, наконец, поцеловал ее на прощание, это не было случайным порывом страсти, а было чем-то другим. Что-то, что, он уже знал, гораздо более ценное.