Любовь с последнего взгляда

Мы поплыли на Остров. Идея принадлежала ему. Я не из тех, кто шагает по жизни, опираясь на руку мужа и половые органы бесчисленных молодых мужчин. Я считала, что найду свое счастье, опираясь на один мужской половой орган, поэтому у меня идей не было. Нет, господа, я вру! Я была святой, только потому что никогда не впадала в искушение. Вокруг меня бродили мужчины, которые меня совершенно не интересовали. Могу сказать о себе и по-другому. Я оперлась на седьмой по счету хер, считая, что он тот самый, настоящий, и что он будет в моей жизни последним. Если я только не запуталась в подсчетах. Вот она, истинная правда обо мне! Но я должна вам все объяснить, я имею в виду объяснить, каков был путь от первой чашечки кофе с незнакомым мужчиной до первого траханья с незнакомым мужчиной. Звонки по телефону, встречи, главным образом в центре города, потому что в пригородных мотелях встречаются только те, кому есть что скрывать, так сказала мне Эни. По прошествии одного года, целого года, вот видите, я совсем не шлюха, я набралась храбрости. И в мое перепуганное тело проник еще один хер! Собственная дерзость меня изумила. Или это было безумие?

Мой разум, отравленный католичеством, притом что я не практиковала формальные таинства, протестовал. У тебя муж, говорил он мне, он меня бьет, говорила я. У тебя дочь, каково было бы ребенку узнать, что мать трахается с незнакомыми мужчинами? Только с одним, сказала я. А что, если у того, кого ты принимаешь у себя между ног, СПИД? Или гепатит С? Он же не только тебя трахает! Поди знай, кого он ещё трахает. Ты для него только пизда, одна из многих! Кто может знать, что за жуткие мужчины трахают тебя в лице этого своего делегата? Всех его любовниц кто-нибудь трахал, и никто не знает, кто трахал и трахает его жену! Женщина, задумайся! Тебя трахает не один, а сотня неизвестных тебе больных херов! Как тебе держать под контролем все страшные болезни, которые через его тело передают тебе разные шлюхи? Сифилис, гонорея, трихомониаз и кандидоз! У тебя между ногами будет чесаться до самой смерти! Ты будешь разлагаться живая! Твое тело превратится в большой мешок с гноем! Не сдавайся! Не сдавайся! Не сдавайся! Борьба тяжела! Я проиграла! Сдалась! Я забыла о СПИДе, который превратит меня в кучку костей весом в двадцать килограмм, я не думала ни о наших больницах, в которых нет лекарств, ни о кредитах, которые я должна выплачивать и из-за которых у меня в карманах не оставалось ни куны, чтобы в случае чего оплатить койку в приличной больнице! Легла! Растянулась! Сдалась! Закрыла глаза! Обо всем забыла! Не выдержала! Раздвинула ноги! Руками держалась за край стола! Опиралась руками о большую скалу на городском пляже! Скакала на нем верхом! Кричала под ним! Рычала рядом с открытым окном в высотном доме, где живут свидетели с моей свадьбы! Царапала ногтями кору камелии в парке в Опатии! Держалась за ограду террасы на крыше самого высокого в городе здания! Кусала полотенце в ванной комнате свекрови, когда та была в санатории! Смотрела на его свадебную фотографию, когда его жена и дети были у ее матери, которая лежала при смерти! Стонала в туалете Дворца профсоюзов, в то время как в зале заседаний обсуждалась тема «Куда идет хорватская демократия». Господа, я вела себя как шлюха! Что да то да!

У мужчин, которые трахают чужих жен, своих собственных жен нет только в сказках. У героев таких сказок нет и маленьких детей. В нашей реальной практике прелюбодеяний все выглядит иначе. Мы разговаривали о моем муже и о его жене. Я не особенно вдавалась в детали. Он тоже был немногословен, мадам ему надоела. Он показал мне фотографии своих девочек: большие зубы, большие очки, учатся в восьмилетней школе. Иногда у меня разыгрывалась фантазия, и я представляла себе, как он меня лижет, стоящие рядом три наши девочки, его жена и мой муж дожидаются нашего оргазма, а когда он наступает, рыдают. Господа, тогда мы еще не трахались. А когда мы начнем трахаться, то кто сможет кончить на глазах у такой публики? Я мечтала о том, как мы поженимся, хорошо, я знала, что это пиздеж, но человеку трудно жить только реальностью, ему нужна мечта о прощении греха. Мне снилась наша свадьба, и во сне у нас все получалось плохо. Мы стояли перед черным олдтаймером, мы сели в него осыпанные рисом, вот глупость, ведь у нас было три дочери! Не важно, мы сели в этот олдтаймер, про рис я сказала, он даже в нос нам попал. Я захлопнула дверцу машины со своей стороны, потом приоткрыла, чтобы освободить хвост белой фаты длиной двенадцать метров, который я защемила, опять захлопнула дверцу. Мы тронулись. За спиной остались свидетели, гости, они махали нам, смеялись, множество улыбок сверкало зубами, мои подружки, моя мать, его мать и его сестра были в платьях цвета бледной лаванды, свадебный букет, ветку белой орхидеи, поймала моя сестра, вообще-то сестры у меня нет. Он вел машину, но тем не менее оторвал взгляд от дороги, чтобы еще раз увидеть счастливых и красивых гостей и свидетелей, чтобы еще раз показать им свои маленькие белые зубы. Обернулся, продемонстрировал им зубы, обернулась и я, тоже предъявила им свои зубы, потом наши глаза обратились к узкой сельской дороге, вдали виднелась башня дивной, прекрасной церковки, потом мы перевели взгляд с башни на дорогу. Слишком поздно! Под колесами нашего олдтаймера лежали мертвые тела трех наших дочерей! Конец серии! Продолжение следует!

Я хочу сказать, что я долго шла к тому, чтобы трахнуться с ним в первый раз, меня переполняли сомнения, угрызения совести, чувство страха. И все-таки я с ним трахнулась! В здании суда, в его кабинете. Здание суда находится в центре города. Ни вечером, ни ночью суд не работает. Я была журналисткой, которую знает весь город, его знала половина города. Мне было страшно. Войти в здание суда в девять часов вечера?! Мы вошли. Я знала, что меня защищают мои коллеги. Радио было настоящей крепостью. Дверь всегда заперта, вахтер на входе требует пропуск. Наши партнеры по браку и не предполагали, что, пока идет программа, некоторые из нас, а точнее почти все, в здании отсутствовали. Техника простая, ты записываешь на пленку несколько анонсов для заранее подготовленных передач, из радиоприемников раздается твой голос, а ты сам, или сама, в это время находишься между чьими-то ногами, или под каким-нибудь мужским телом. Если твой муж или твоя жена в такой неподходящий момент чувствовали потребность поговорить по телефону, у звукооператора на такой случай был миллион оправданий. Резким, недовольным голосом, голосом занятого по горло работника средств массовой информации, он говорил: простите, Александр готовится к передаче, позвоните позже! И жена больше не звонила. Пока мы трахались, музыкальный редактор ставил нам любимые мелодии. Мы совокуплялись в автомобилях, в квартирах друзей, в просторном туалете городской кофейни, там всегда звучит музыка. Мы трахались под песню Франца Блашковича и Драго Орлича «Николетто». Ну, слова вы знаете, «анна-итаке, жинга-ло, ото-бло, туба-эле, туба-ул, пи-ждрул». В здании суда туалеты тоже были великолепными. А иногда я разваливалась в кресле председателя суда, а он…

Я никому не рассказывала, как он трахается. Мои коллеги и подруги любили поговорить о херах своих мужчин и о том, как они трахаются. Чаще всего эти рассказы не стоили внимания. В них мужчина, как правило, был очень утомленным, нервным, и у него отсутствовала фантазия. Он бросался, голый, на супружеское ложе. Нужно было отдельно просить его вымыть хуй и ноги или хотя бы хуй, если ему было лень пойти принять душ. Он говорил: да я мылся вчера или позавчера, я не грязный, ты болезненно чистоплотна, это просто ненормально. Вот, он ложился на кровать, на спину, голым, расставлял ноги и отдавал свой хуй во власть бедной жены. Та сосала, сосала, сосала, пока у нее не воспалялись десны. Потом он приподнимался, запыхавшийся, издавал какие-то звуки, типа «мммм» или «грррр», лизал уши своей жене, которой вовсе не хотелось, чтобы ей лизали уши, кусал за задницу свою жену, которой вовсе не хотелось, чтобы ее кусали за задницу, вылизывал свою жену, которой вовсе не хотелось иметь дело с его языком, и засовывал хуй жене, которая как раз хотела почувствовать его язык. Эти несчастные женщины любили обо всем этом поговорить. Хуи у их мужей были довольно посредственными, но откровенно указать им на это было бы безумием. Несчастные жены называли их хуи следующими словами: зверь, животное, палица, булава, дрын, пест, молот… Помню, как мы рыдали от смеха в кофейне, которая потом закрылась, а позже там открылся австрийский банк. В день открытия этого банка в нашем городе устроили грандиозный фейерверк, лучше бы они снизили процент по кредитам. Кретины! Слушай, Анита, сказала Мери, Анита и Мери работали у нас на радио, одна в бухгалтерии, другая в маркетинге, а давай, скажи ему завтра, что хуй у него твердый, как посох Ивана Зайца. Иван Зайц — это бронзовый памятник, который виден нам, он прямо за окном кофейни. Завтра не смогу, сказала Мери, завтра он не трахается, теперь будет трахаться только в среду, в среду скажу, если не забуду. А что, если он меня спросит, кто такой Зайц? Ты ему скажи, что акцент не на Зайце, а на посохе, не настолько же он глуп? Мери на этот вопрос не ответила. В среду мы все, Анна, Анита и я, позвонили узнать насчет посоха и насчет Зайца… Пока я сходила с ума от любви к своему мужу, я никогда не рассказывала истории из моей интимной жизни, но когда я к нему охладела, его маленький хуек немедленно оказался в кофейне, посреди круглого металлического столика. Я не бог весть какая рассказчица, я просто сказала, что он у него очень маленький, а я должна восхищаться тем, что он якобы большой, и он сам уверен, что большой, как будто никогда не видел, что значит большой, ведь он ходит играть в баскетбол, они там принимают душ, так что мог бы понимать, что у него маленький… Моих подруг это не рассмешило, они сказали, что, может, он и знает, что его хуй не самый длинный на свете, но считает, что этого не знаю я. Он надо мной издевается, говорила я, он знает, что маленький, считает, что я этого не знаю, смеется надо мной, когда я спрашиваю: ну, где мой дрын? Без вариантов, сказала Анна, они все уверены, что у них всегда самый большой, без вариантов, мужчины, стоит им его вытащить, никогда не верят своим глазам.