Наследство

Он разглядывал статью, перечитывал ее весь день и весь вечер. Клэй не верил своим глазам. Но статья лежала перед ним: она была реальностью.

Он мучительно размышлял. Что-то еще давило его. Он был несчастен оттого, что покинул Нью-Йорк; прошло менее двух недель, но уже изнывал от скитаний; он медленно сходил с ума от мысли, что Лора не будет больше его любить, что он, возможно, больше ее не увидит. «О Господи, — подумал он, — как же им удалось сложить все воедино?» А он-то был уверен, что им не сделать этого: он никогда дважды не посещал одного и того же места; никогда не оставлял отпечатков пальцев или иных следов, дающих возможность увязать одно преступление с другим; он продавал украденное только одному брокеру, поставлявшему товар своим клиентам, брокер не знал его имени и понятия не имел об отелях «Бикон-Хилл»; он не мог выдать его. Клэй все так отлично продумал; замысел был великолепен. Как же, черт их всех подери, они вышли на отели?

А Лора? Во всем обвинили Лору. Клэй сидел в библиотеке университета Мехико, читая прошлые номера газеты «Нью-Йорк дейли ньюс». О нем едва упоминалось. Черт возьми, неужели они не считали его достаточно умным, чтобы придумать это самостоятельно? С чего они взяли, что это Лора? Никто не воздавал ему должное; в тот, самый первый раз подозрение пало на Бена, во второй — на Лору. «Черт возьми, ведь это я придумал и совершил то ограбление на Кейп-Коде; именно я похищал дорогостоящие художественные произведения на протяжении трех лет, и никто не догадывался; все шло прекрасно, пока Лора не нашла это дьявольское ожерелье, и теперь оно — Боже, оно не могло всплыть более некстати…»

«О, Клэй, ты все время думаешь только о себе, — голос Лоры настолько отчетливо звучал в голове, что он тревожно огляделся по сторонам, нет ли ее рядом. — Неужели ты не мог хоть раз подумать о других? У всех свои трудности, ты же знаешь; ты не единственный…»

Она сказала ему эти слова, когда он пожаловался ей, что приходилось делить одного секретаря с финансистом Лоры, работавшим неполный день. Клэй не хотел ничего ни с кем делить; он — вице-президент по обслуживанию и контролю над качеством и заслуживал иметь личного секретаря. «Я найму тебе секретаря, когда смогу; я стремлюсь до минимума свести штат. Уверена, ты сможешь понять меня».

«Конечно», — сказал он тогда и поцеловал ее, потому что не хотел злить. В тот вечер он принес ей цветы и бутылку вина. Они вместе приготовили ужин у нее дома, все было замечательно; тогда она еще любила его.

Но теперь Лора не будет его любить. Он впутал ее в эту историю. Она никогда не полюбит его вновь. Она считает, что он никогда ни о ком, кроме себя, не думает.

Клэй покинул библиотеку и направился в бар на Мадейра-стрит. На улицах народу было даже больше, чем в Нью-Йорке, однако от этого он не чувствовал себя как дома; кругом говорили по-испански и здесь он был посторонним. Он сидел в баре, задумавшись над порцией виски, размышляя о себе. Если сам не подумаешь, то кто? Никто не заботился о нем.

Лора заботилась о нем в течение долгого времени. Теперь больше не будет.

Он никогда не сможет возвратиться домой. Там для него больше не было места; ни работы, ни сестры, никого, кто бы заботился о нем.

Да, черт возьми, если он не может вернуться, почему бы не сообщить им, что это он провернул все эти дела, и тогда они не станут обвинять Лору? Здесь он в безопасности; никто не знал, где он скрывается; он может позвонить и обо всем рассказать, на этом дело закончится. Такой поступок не означает отказа от новых дел, когда ему потребуются деньги или вновь захочется испытать возбуждение

Клэй допил виски. Все дело в том, что для подтверждения слов нужно представить доказательства, иначе могут заявить, что он лжет, выгораживая сестру. Что ж, у него были доказательства; он может отослать их. Он позвонит, нет, напишет этому Сэму Колби и поведает всю историю, приложив один из тех плотных коричневых конвертов, которые он прихватил с собой из секретера, покидая свою квартиру. В них лежали две гравюры Дюрера, которые он забрал из дома Лейгтонов, потому что они понравились ему, а не потому, что брокер хотел кому-то их предложить. Кроме того, шесть ключей, вернее, копии, изготовленные с восковых отпечатков, которые он снял в номерах гостей отелей «Бикон-Хилл», пока те где-то приятно проводили вечер. Каждый ключ имел ярлычок: Гварнери, Лейгтон, Фарлей, Серрано… Как, годилось для доказательства? Отлично, лучше не придумаешь. Он отправит ключи Колби. Он может это сделать.

Он пойдет на это ради Лоры. Тогда она не сможет сказать, что он думает только о себе.

— Повторите, — сказал он бармену, и через минуту еще одна порция виски стояла перед ним на стойке. «А если этого мало? Что, если все эти поганые доказательства не вернут клиентов Лоры в отели? Или потребуется несколько месяцев, возможно, даже год, чтобы все стало на свои места? У нее не будет доходов». Тогда его признание не принесет ей никакой пользы. Ей нужны деньги, чтобы платить проценты по закладным, содержать персонал, оплачивать расходы на содержание отеля и тому подобное. Тысячи долларов каждый месяц.

Хорошо, у нее есть этот пай в корпорации Сэлинджеров. Она может продать его. Но это ничего не решит. Во всяком случае, не следует продавать этот пай; она его только что приобрела, она так радовалась этой сделке, наконец-то получив то, что должна была иметь с самого начала, после того как Оуэн оставил ей в своем…

— Сукин ты сын! Я же могу позаботиться и об этом!

На него недоуменно поглядывали люди. Он сидел у стойки бара уже около часа, одинокая фигура, сгибавшаяся все сильнее по мере того, как росло количество выпитых порций. Теперь выпрямился, небольшие усики гордо распрямились поверх широкой улыбки.

— Отлично! Замечательно!

Он направит письмо Оуэна Колби вместе с гравюрой Дюрера и копиями ключей. Он перечитал письмо десятки раз: оно свидетельствовало, что Оуэн был в здравом уме, когда решил оставить Лоре отели, свой дом и два процента от своей доли в собственной корпорации. Что ж, она уже выкупила отели и пай и, возможно, ей больше не хочется иметь дом в Бикон-Хилле, но как насчет двух процентов в капитале корпорации? Еще один кусочек стоимостью в десять миллионов долларов. Наверняка она сумеет воспользоваться этим.

Конечно, при условии, что письмо не слишком устарело, чтобы принести пользу спустя все эти годы. «Мне нужен юрист», — подумал Клэй и рассмеялся. Подобная мысль показалась ему чрезвычайно смешной.

Тем не менее на следующий день с утра он встал совершенно серьезным и направился на консультацию к профессору-юристу в университет.

— Я студент, изучающий юриспруденцию, — «честно» сказал он. — Я на каникулах, но захватил с собой работу. Мне хотелось бы получить некоторую информацию, если бы вы могли мне помочь…

— Я не знаю законов всех ваших штатов, — уклончиво сказал профессор.

— Ну, в целом. Может ли быть отменен приговор, вынесенный судом, многие годы спустя, если будут обнаружены новые доказательства, показывающие, что принятое ранее решение неверно?

— А… эта проблема мне, пожалуй, известна. Невозможно. Если приговор вынесен и если он не был опротестован незамедлительно, то он является окончательным и не может быть изменен.

— Но если он был неправильным…

— Даже тогда. За исключением случаев, когда речь идет о жизни и смерти; новые доказательства сами по себе не могут изменить дела.

— Вот черт, — бросил Клэй.

— Конечно, если вы найдете, что новое доказательство было умышленно сокрыто от суда, тогда это будет квалифицировано как мошенничество. Если вы сможете доказать факт обмана, то с успехом сможете привлечь виновное лицо за мошенничество. Если это то, чего вы хотите.

Клэй медленно поднял глаза.

— Мошенничество.

— Если это то, что вы хотите доказать. Но, как я понимаю, это не совсем для учебных занятий; это личное дело?

— Нет. Ну, допустим, в некотором роде. Я собираю информацию для одного из моих друзей.